Узник тайной тюрьмы СБУ?

Предисловие Deutsche Welle: Николай Вакарук утверждает, что провел в тайной тюрьме СБУ почти 590 дней. Бывший шахтер из городка Украинск рассказывает о своем похищении, пытках и пребывании в изоляторе в Харькове.

Международные правозащитные организации Amnesty International (AI) и Human Rights Watch (HRW) обнародовали в понедельник, 29 августа, новую часть доклада о пытках и незаконном лишении свободы на востоке Украины.

В предыдущей публикации 21 июля правозащитники отмечали, что в неофициальной тюрьме, расположенной в административном здании управления Службы безопасности Украины в Харьковской области, незаконно удерживаются не менее 16 человек, которые подозреваются в сепаратизме и ожидают обмена на украинских военнопленных. Тогда СБУ опровергло факт существования неофициальных следственных изоляторов в Харькове и других городах. Однако главный военный прокурор Анатолий Матиос пообещал правозащитникам расследовать изложенные факты.

 Как отмечают в своем последнем отчете правозащитники из  AI и HRW, 25 июля и 2 августа из неофициального харьковского изолятора были освобождены 13 человек.  DW удалось пообщаться с одним из освобожденных,  34-летним Николаем Вакаруком из шахтерского городка Украинск в Донецкой области. Он сознательно раскрывает свое имя и детали дела, надеясь на расследование своего заключения.  DW обратилась в СБУ с просьбой прокомментировать слова Вакарука. 

– Когда и при каких обстоятельствах вы были задержаны?

– 9 декабря 2014 года  около шести часов вечера в двери постучали. Подошел старший сын, ему тогда было 14 лет, говорит: «Папа, там милиция за дверями». Ну, думаю, милиция так милиция, у меня вроде бы никаких проблем с законом нет. Двери открываю – заходят несколько человек в балаклавах, удостоверений не предъявляют, шевронов на форме нет. Спрашивают: «Ты Вакарук?». Я говорю: «Ребята, давайте только  тихо, у меня двое детей». Младшему тогда еще двух лет не было. Начинается в хате шмон. Забрали телефоны, барсетку, кошелек, там было три тысячи долларов –  я только получил компенсацию за травму и поменял. Я сам отдал им пистолет под патрон Флобера, разрешенный, и еще один пневматический пистолет. Полчаса полазили по квартире. Потом вывели  без наручников, но один из них говорит: «Вот теперь ты понял, что пойдет другой разговор». Надевают наручники, пару ударов по печенке, сажают в «фольксваген» и начинают допрашивать по поводу других «наших». На тот момент я уже знал, что задержан мой бывший коллега по шахте Виктор Ашихин – в нашем городе он был организатором «референдума» по вопросу отделения Донбасса. Я сам в референдуме участия не принимал, хотя и выступал против политики киевской власти. Иногда звонил друзьям, которые переехали в Донецк, некоторые из них воевали за «ДНР». С Ашихиным и еще несколькими людьми мы иногда собирались по вечерам, обсуждали ситуацию.

– Вас допрашивали прямо в машине?

– Мы какое-то время кружили по улицам, на голову мне надели черный пакет. Но по голосовым подсказкам навигатора я понял, что мы едем в Красноармейск (сейчас Покровск. – ред.), в здание городского управления СБУ. Там меня посадили в камеру «подумать до утра». Утром начался допрос: двое в штатском задавали вопросы, а другие били по спине, по почкам. Те, что били, время от времени менялись, на их форме я видел шевроны батальонов «Днепр-1» и «Донбасс». Они знали, что я инвалид (в 2010 году во время аварии на шахте Вакарук получил травму черепа. – ред.), спрашивали, куда можно бить.

Около четырех часов дня я услышал, как в соседней комнате кричит женщина – еще одна из нашей так называемой «банды». Следователь спросил: «Хочешь, сейчас твоя жена будет так кричать?». После этого я согласился под диктовку написать признание: как корректировал артобстрелы, какую информацию передавал, какие провокации устраивал. Потом повторил все на камеру. Очень боялся за семью. Потом меня снова запаковали в машину, надели мешок и отвезли в Краматорск. Там я пробыл до 15 декабря в камере, где замерзала воды. Потом меня отвезли в Харьков.

– Вы понимали, где находитесь в Харькове?

– Не сразу, от нас это скрывали. Но сокамерники потом рассказали, что мы в областном управлении СБУ, на улице Мироносицкой. Там тогда держали много харьковских антимайдановцев, их регулярно избивали в душевой. К нам относились более прилично, хотя иногда пьяные охранники могли брызнуть газовым баллончиком в камеру. Условия казались куда более лучшими, чем в Краматорске: теплые камеры, нормальные кровати, матрасы.

На допрос меня вызвали только через неделю. Следователь посмотрел мои признания и сказал, что это чушь, которую любой адвокат за полчаса развалит. Ты, говорит, военнопленный, пойдешь на обмен. Я согласился, потому что по слухам обмен должен был состояться уже через три дня. Но нас так и не обменяли, ни в тот раз, ни потом. На свободу я вышел только 25 июля 2016 года.

– Какими были условия в этой тюрьме: питание, прогулки, книги?

– Кормили очень плохо: утром и вечером хлеб с чаем,  точнее, чем-то похожим на чай, в обед и вечером постный суп или каша из самой дешевой крупы. Никакого финансирования на нас же не выделялось вообще, нас не существовало. Прогулки – раз в неделю – появились только в мае 2015 года, тогда же кто-то из охраны принес маленький телевизор. Душ – раз в неделю, когда мы их уже пугали тем, что вши в камерах заведутся. Вообще за это время я потерял 30 кг.

В октябре 2015 года у меня прихватило почки – неделю держалась температура. Тогда СБУ-шники отвезли меня сначала в  17-ю городскую больницу, а потом в областной клинический центр урологии и нефрологии. Это уже помню плохо, потому что постоянно терял сознание. В реанимацию  меня положили под вымышленным именем – Иванов Сергей Петрович. Под этим именем я пролежал в больнице месяц, под этим именем мне удалили почку. В больнице постоянно охраняли, даже после реанимации приковали наручниками к кровати.

– В апреле этого года омбудсмен Валерия Лутковская инспектировала здание СБУ в Харькове и не нашла никаких следов незаконной тюрьмы. Как это получилось?

– 20 апреля около шести вечера нас всех погрузили в автобус с тонированными окнами и повезли куда-то в сторону Холодной Горы (район  Харькова. – Ред.). Автобус заехал в какой-то двор и простоял до полуночи. Когда мы вернулись, в камерах было убрано, как будто это казарма – кофе стоит, пепельница с сигаретами. Как будто тут охрана отдыхает. Потом уже узнали, что  была инспекция. 

Еще одна проверка была через месяц. Тогда нас прямо с вещами вывели в соседнее здание в подвал, в бомбоубежище. Там было что-то вроде тира, я подобрал и до сих пор берегу несколько гильз – можно проверить, из какого оружия их отстреляли. 

– Как и почему вас освободили?

– 10 июля 2016 года я снова попал в больницу. Когда вышел через два дня,  по тюрьме уже ходили слухи, что в августе нас не должно здесь быть. 25 июля приказали собираться, отвели к следователю, тот говорит: «Хочешь на волю?». Я говорю: «Конечно, хочу, но если в Украину, вы же меня снова арестуете».  Он предложил написать расписку о сотрудничестве с СБУ, пришлось это сделать. Нас вшестером посадили в машину и высаживали по дороге – возле Славянска, Краматорска, Дружковки. Давали немного денег на проезд. Мы с Ашихиным купили на эти деньги телефон и позвонили его жене – она прислала за нами такси.

– Ваши близкие знали, где вы, искали вас?

– Еще на второй день после задержания мне дали позвонить жене и сказать,  что я в милиции. После этого мы не разговаривали до моего освобождения. Я передавал ей, что жив, через тех, кто выходил на обмен, но она не уточняла подробности, боялась общаться с теми, кого обменяли в «ДНР». Жена подала заявление в милицию о моем исчезновении еще 17 декабря 2014 года. 28 июля я пришел теперь уже в полицию, рассказал им всю историю. Следователь как будто и не услышала – написала, что я не знаю, кем был похищен, и не имею ни к кому претензий. Ну хотя бы справка есть о похищении – она помогает мне сейчас восстановить выплаты по инвалидности.

Игорь Бурдыга

Перевод Веры Едемской

Deutsche Welle

Читайте по теме: 

Володимир Чемерис. Права людини після «Євромайдану»

Борис Рудь. Плохие новости для всех

Володимир Чемерис. Атмосфера для эскадронiв

Дмитрий Мануильский. Украина: легитимация фашистского дискурса