«В тюрьме меня пытались сломать»

Якутия – это как государство в государстве, «АЛРОСА» контролирует у нас все: суды, прокуратуру, милицию

Теги матеріалу: постать, профспілки, солідарність, срср-ex

07.01.2014

От редакции: арест Валентина Урусова, лидера профсоюза «Профсвобода» на Удачненском горно-обогатительном комбинате, который был осужден в 2008 году, за попытку бросить вызов алмазным королям Якутии, вызвал акции протеста российских левых и профсоюзных организаций. В течение пяти лет в разных странах мира добивались освобождения активиста, указывая на политическую мотивацию его дела. В интервью LIVA Валентин Урусов рассказывает, насколько важными были эти солидарные действия, и в каких условиях приходится бороться сейчас за свои права якутским рабочим.

– Валентин, что вызвало протест работников Удачненского ГОКа, предшествовавший вашему аресту?

– Условия труда в «АЛРОСА» постоянно ухудшались. Удачненский горно-обогатительный комбинат-это одна из структур этой компании, градообразующее предприятие в поселке Удачный. Конфликт на этом предприятии назревал очень давно. Техника, которую должны были списать 20 лет назад, до сих пор работает. Она рассыпается, и люди своими силами стараются поддержать ее работу. Руководство не только ворует, но и экономит на зарплате рабочих. И в 2008 году мы выяснили, что на протяжении 20-30 лет работодатель не доплачивал за переработку. Из-за этого началось недовольство.

Условия жизни тоже тяжелые. В 2008 году я был электромонтером и получал 32 тысяч рублей – но зарплаты никогда не успевали за ростом цен на продукты. К тому же, как только появляется информация о повышении зарплаты, продукты на следующий день сразу дорожают. Билеты дорогие: только 50 тысяч нужно, чтобы до Москвы добраться.

– И тогда вы создали профсоюз?

– Профсоюз, как таковой, родиться не успел. Я хотел набрать туда много людей, сил набраться, а потом уже заявлять о себе – но нас быстро репрессировали. Незадолго до ареста Саша Захаркин пригласил меня в Иркутск на социальный форум. Там я познакомился со Станиславом Маркеловым, с другими профсоюзниками. А когда форум заканчивался, мне звонят ребята из Удачного, говорят: здесь автобаза собирается бастовать, приезжай. 62 человека выступили, и они были очень по-боевому настроены. СМИ в Якутии полностью контролируются властью. Самолет со съемочной группой НТВ шел на посадку в аэропорту Полярный, но в аэропорт звонит Штыров – президент Якутии и экс-президент «АЛРОСА», – и самолет не садится, возвращается в Якутск.

Якутия – это как государство в государстве, «АЛРОСА» контролирует у нас все: суды, прокуратуру, милицию. Огромная территория, городки разбросаны, и кормят их градообразующие предприятия, от которых зависят все. Судья Верховного суда получает официально подарки от «АЛРОСЫ», и его можно заметить на всех праздниках и вечеринках компании.

– Как вам удалось в таких условиях поднять на протест людей?

– Меня в городе знают с положительной стороны. Я там всю жизнь прожил и давно пытался разные проекты организовать. С наркоманией в 2000-х годах пытался бороться, когда мы с друзьями организовали молодежно-спортивное движение «Север». Поэтому, когда начался протест, стал одним из организаторов.

– Большую часть населения Якутии по официальным данным составляют якуты – но также много русских и украинцев. Администрация пыталась использовать межэтнические противоречия, чтобы натравить друг на друга рабочих?

– Нет. Хотя, по молодости, ради адреналина, мы дрались с деревенскими парнями. А на предприятиях этническое разделение все же есть, и среди якутов тоже встречаются националисты. Когда директором предприятия является якут, он старается своим поблажку давать. Необученных местных ребят ставят работать на грузовики с колесом в три метра. Они переворачиваются, с отвалов падают.

– Расскажите об обстоятельствах вашего ареста.

– В 2000-е годы я сотрудничал с администрацией поселка, был в хороших отношениях с ее руководителем Семеном Афанасьевым. Он меня приглашал на собрания по проблемам наркомании с участием МВД, прокуратуры и наркоконтроля. В 2003 году я познакомился с Сергеем Рудовым, который впоследствии организовал мой арест. Он тогда работал начальником наркоконтроля Удачного. Афанасьев предложил мне создать Фонд борьбы «Город без наркотиков». С Евгением Ройзманом этот проект не был связан – просто был похож на его проект.

Мы привлекали молодежь на общественные работы, они красили подъезды, администрация давала деньги, в спортзалы звали молодежь. А у Рудова занимались подлогом. Нарколог, который с ними работал, сам на колесах сидел. У молодежи вымогали деньги, запчасти на машины – или условный срок им давали. А обвиненных в хранении наркотиков сразу с работы увольняют. Я все это рассказал главе администрации, и с этого начался мой конфликт с Рудовым. Я, при всех, публично, отказался с ним работать. Незадолго до ареста милиция приехала к моему товарищу, заместителю по работе, запугали его и записали нужные показания на диктофон. Я проснулся, а у меня уже машина стояла под окном. Вышел из дома, мне из машины: «Стоять!». Три мужика в кожаных куртках и джинсах выскакивают и бегут за мной. На улице никого. У меня была мысль убежать или остановиться. Я остановился, не знаю почему. Применили удушающий прием, завалили на землю, одели наручники и увезли.

Вытащили в лесотундре, через 20 километров. Угрожали, бросили в машину лицом вниз. Заместитель Сергея Рудова положил мне пальцы на пистолет. И говорит: «Теперь у нас есть ствол на тебя». А в правый карман мне гашиш подкинули. Мы выехали на трассу Айхал-Мирный-Удачный. По этой трассе проезжает 3 машины за 10 минут обычно. Мы простояли там полчаса. Подъехала только одна машина, и в ней оказался начальник Службы безопасности Айхальско-Удачненского ГОКа и его коллеги. Они выступили понятыми, протокол оформили. Дело оказалось в суде.

– Какими были условия вашего заключения?

– В тюрьмах Якутии ситуация такова: как в «АЛРОСА» решат, так в тюрьме жить и будешь. Давление в тюрьме сильное было. Все зависит от того, как себя поставишь. Сломаешься – дороги назад нет.

Пока я в лагерь не приехал, я год катался по этапам – там еще более-менее нормально было. Некоторые зеки меня знали, конфликтов не было. А лагеря делятся на «черные» и «красные». «Красные» – это там, где заключенные с администрацией сотрудничают. У нас в лагере были такие блатные: вроде лагерь «черный», а они с администрацией работают. И одна из работников администрации сказала мне, что слышала звонок с воли начальнику службы безопасности – чтобы мной, мол, «занялись». Она меня предупредила об этом, и на следующий день все началось: у меня были камни в мочевом пузыре, но меня не отправляли в больницу, насчет медикаментов вообще все было очень плохо: одну таблетку на четыре части делил. Началось давление блатных, которых на меня натравили. Блатные пытались унизить и сломать. Где-то полтора года приходилось с открытыми глазами спать. Потом уже утихомирились. Увидели, что я не выступаю, спокойно живу и никого не трогаю, – и прекратили травлю.

– Вы будете требовать компенсации за несправедливый приговор?

– Для этого сначала нужен оправдательный приговор. А тут перспективы туманные. Чтобы меня оправдать, нужно кого-то осудить. Сергею Рудову дали 2 года условно – но его дело с моим не связали. Теперь он работает в администрации района, начальником отдела по работе с молодежью. А заместитель Рудова вообще не осужден, и работает начальником Наркоконтроля.

В Европейском суде мой адвокат Инга Рейтенбах, по сути, сдалась. Она говорит, что якобы ей не заплатили – хотя бралась за это дело бесплатно. Потом ей начали платить деньги, оплачивали поездки. Но ей либо оказалось мало, либо же ее запугали.

– Насколько важны для политзаключенного акции солидарности?

– Акции солидарности – это очень сильный стимул для профактивиста и политзаключенного. Пока все молчат, а кучка активистов на многотысячном предприятии пытается о себе заявить, руководитель предприятия имеет все возможности называть их кучкой смутьянов. Тысячи, мол, молчат – а десяток пытается права качать. Проблему в маленьком провинциальном городе легче решить, когда люди выйдут поддержать в Москве и в других регионах. Без кампании солидарности, администрация решит вопрос путем давления и увольнений.

Акции солидарности влияют на СМИ. В тюрьме у администрации начинались проблемы, когда приезжали журналисты. Не любят на зоне, когда журналисты приезжают. Приезжали из «Русского репортера», НТВ, РЕНТВ. НТВ я вообще должен сказать спасибо: они маму мою привезли. Но интервью со мной так и не выпустили в эфир. А «Русский репортер» написал хорошую статью, и администрация прекратила натравливать блатных.

– Собираетесь ли вы уезжать из России? Какие планы у вас на работу в профсоюзном движении?

– Сейчас я работаю в Москве, в Конфедерации труда России, занимаюсь профсоюзной работой с учителями и медиками, работаю с международными организациями и журналистами. Стараюсь связать между собой разные протестные движения. В Якутии активную деятельность сейчас не веду. Но я на связи с нашими якутскими ребятами. В Нерюнгри трудовой конфликт недавно был – на автобазе был, 200 человек поднялись, а мы с ними вместе работали.

А мысли уезжать из России у меня нет. Даже если опять дело заведут, я не уеду. Я понимаю тех, кто уезжает, и не осуждаю их. У меня есть своя четкая позиция, которую я никогда не предам.

Беседовал Георгий Эрман

Читайте по теме:

Алексей Этманов. «Надо заниматься политикой»

Олександр Лехтман. Волю Валентину Урусову!

Александр Панов. Десять ножей в спину революции РАН

Илья Будрайтскис. Бирюлево: власть и погромы

Андрей Манчук. Долгая дорога к храму

Кирилл Васильев. Почему Навальный – не Мандела

Александр Сергеев. Уральский Гэтсби

Анна Брюс. Почему Собянин победит

Андрей Манчук. Интервью с Алексеем Гаскаровым

Илья Матвеев. «У рабочих было чувство, что они делают историю»