Капитализм против природы. Часть втораяКапитализм против природы. Часть втораяКапитализм против природы. Часть вторая
Аналіз

Капитализм против природы. Часть вторая

Вольф Кіцес
Капитализм против природы. Часть вторая
Конкретный механизм сохранения «поляризованного ландшафта» при социализме опять-таки связан с «автоматизмами» плановой экономики, действующими независимо от добрых намерений граждан, партии и правительства

07.08.2012

Окончание. Читайте первую часть статьи.

В) В известном руководстве по экологии города «Stadtökologie»[1] (раздел 2.3.5 «Влияние политических систем на развитие городов», стр.28-31) сказано, что идея создания вокруг городов «зелёного кольца» природоохранного и санитарно-гигиенического назначения витала в воздухе с начала ХХ века, и в первую очередь в наиболее урбанизированных развитых странах. Однако она была реализована только в СССР тридцатых годов, для охраны здоровья трудящихся – то есть, говоря современным языком, для того, чтобы горожане использовали «экологические услуги» природных ландшафтов по поглощению загрязнений, оптимизации микроклимата и прочему кондиционированию среды обитания. Первый Лесопарковый защитный пояс (ЛПЗП)  был спроектирован в 1935 году, в рамках Генерального плана развития Москвы[2], а затем этот опыт распространяется на все крупные города страны – и, в 1950-х годах, на главные города соцстран.

Согласно Генплану, городские леса и лесопарки Москвы образовывали «зелёные клинья», «острие» которых, постепенно сужаясь, доходило практически до центра Москвы – а широкая «тыльная» сторона плавно переходила в лесные и луговые массивы Подмосковья. Ширина ЛПЗП проектировалась пропорционально коэффициенту людности «урбанизированного ядра», которое необходимо обслуживать поглощением загрязнений, рекреационными ресурсами и прочими «экологическими услугами»: при населении больше 1 млн. он составляет 35-50 км, больше 500 тыс. – 25-30 км, больше 100 тыс. – 20-25 км (Лаппо, 1997).

Только в 1970-х годах сходные «зелёные пояса» возникают вокруг некоторых городов развитых капиталистических стран (например, в Оттаве). Причём, поскольку в силу вышесказанного капиталистическая урбанизация ведёт к куда более сильной фрагментации природных ландшафтов на дальней периферии региона и к большему сокращению биоразнообразия флоры и фауны, «зелёные пояса» вокруг городов развитых рыночных стран предоставляют жителям городов худшие «экологические услуги». Примеры «экологических услуг», оказываемых экосистемами природных территорий города и сохранившихся  природных ландшафтов вне его, способы их оценки и рыночная стоимость на начало 2000-х годов приведены в справочнике «Экономика сохранения биоразнообразия»[3].

В таком заповеднике рыночного фундаментализма, каким является США, идеи «зелёного кольца» вокруг городов практически нигде не смогли быть реализованными. Здесь победила субурбанизация с «пригородной культурой», исключительно экоопасной по своей сути – как вследствие массового использования автомобилей, вытесняющих общественный транспорт, так и (главное) потому что развитие suburbs и особенно подъездных путей к ним идёт за счёт лесных, луговых, болотных массивов региональной периферии, дробит, фрагментирует их, сокращает их площади и пр.

Охрану окружающей среды можно грубо разделить на две области – охрану среды обитания человека, обеспечивающее здоровье последней для нас любимых, и охрану дикой природы, видов, сообществ, «девственных ландшафтов» и ненарушенных экосистем. Вне городов и вдали от них цели той и другой часто входят во взаимное противоречие, а ландшафт, оптимальный с точки зрения первой цели, неоптимален с точки зрения второй, и наоборот.

Это понимали уже основатели природоохранного дела, специально указывая на то, что «чистенький-прилизанный» европейский ландшафт является неполноценной и разрушенной средой местообитания с точки зрения сохранения диких видов и природных сообществ. Классик охраны природы в России и СССР, профессор Г.А.Кожевников даёт обобщённое описание «хорошо ухоженного леса» германской модели.

«Представьте себе, что в лесу, носящем ранее первобытный характер, проведены широкие просеки и построены дома. На просеках сделаны богатые посадки, много цветущих кустарников, живых изгородей, много таких деревьев, которых прежде в лесу не было. Всё это пышно разрослось и служит приютом многочисленным птицам. В лесу запрещено стрелять, и это соблюдается. Целый ряд хищников остаётся здесь на гнездовьях, гнездятся даже цапли, есть белки, зайцы, даже барсуки и лисицы…. Получается довольно оживлённая картина животной жизни…» (Кожевников, 1909, с.7).

Непрофессионалу эта картина может показаться настоящей идиллией. Но это впечатление обманчиво. С научной точки зрения, подчёркивает Кожевников, лес лишился значительной части своей былой сложности и естественности. Говоря об упрощении биоты в плотно населённой Германии, Кожевников предостерегал от подобного процесса в России.

«И если мы не примем специальных мер в охране первобытной природы (как фауны, так и флоры), то она исчезнет бесследно, и заступившая на её место изменённая культурой природа только обманет нас своим оденосторонним богатством, затушёвывая образ исчезнувшего прошлого» (Д.Уинер, 1991. Экология в Советской России. М.:Прогресс, 1991. С.29-30).

Наоборот – территории отстойников, полей фильтрации, других видов техногенных водоёмов имеют экстремальные значения загрязнённости тяжёлыми металлами, пестицидами, другими токсикантами, но при этом являются техногенными рефугиумами фауны, в первую очередь для видов водоплавающих и околоводных птиц (в меньшей степени растений и бабочек), в том числе редких и краснокнижных. «Пересадка» этих видов с естественных водно-болотных угодий, с берегов озёр и из пойм рек, на их техногенные аналоги в виде окружающих город прудов рыбхозов и полей фильтрации критически важно для сохранения данных видов в староосвоенных регионах[4].

Дело в том, что прибрежные и пойменные ландшафты первыми попадают под удар рекреации, а на нынешнем этапе урбанизации горожанин не может без отдыха на природе, не может не использовать ландшафты области как рекреационный ресурс. Начиная с 1970-х годов, во всех крупных агломерациях «первого» и «второго» мира показана линейная зависимость между людностью города и числом часов, проводимым «средним жителем» на природе[5].

В староосвоенных регионах, – особенно в ближних пригородах и в самом городе, – необходимо сохранение должного представительства участков лесных, луговых, болотных ландшафтов, максимально приближающихся к естественным по структуре экосистем. Это одновременно является условием сохранения «диких» видов флоры и фауны, и единственным средством, позволяюзим обеспечить здоровье горожан. В то же время, создание техногенных аналогов естественных экосистем или содействие их спонтанному образованию/заселению дикими видами в процессе эволюции урболандшафта, что позволяет городу принять на себя роль заказника, которую он теоретически может выполнить (а это важно для уменьшения негативного воздействия города на экосистемы региона, его флору и фауну).

При нынешней степени урбанизации (и даже более ранней, с 1950-х годов) интересы людей и природы в староосвоенных регионах совпадают, те и другие могут быть защищены одним способом – путем создания вокруг городов лесопаркового защитного пояса, размер которого пропорционален людности города. Однако это не представляется возможным в реальных условиях капитализма.

Г) На второй-третьей стадиях урбанизации вокруг городских агломераций создаётся «поляризованный ландшафт», направляющий их развитие так, чтобы достигнуть территориального размежевания между урбанизаций региона (+ связанным с ней промышленным развитием), интенсивным сельским хозяйством, обеспечивающим жителей «урбанизированного ядра» продовольствием, и сохранностью природных ландшафтов, частично эксплуатируемых рекреацией. Поэтому он исключительно благоприятен для сопряжения интересов урбанизации в городских центрах с сохранением дикой природы на периферии урбанизирующегося региона – и, по всей видимости, представляет собой единственное решение, позволяющее достичь того и другого одновременно.

Важный эффект формы общественного устройства состоит в том, что при капитализме «поляризованный ландшафт» обязательно разрушается при переходе к следующим стадиям урбанизации. При социализме же он поддерживается и воспроизводится, ибо планирование городского развития обеспечивает «звёздчатый» рост центральных агломераций, вдоль лучей автомобильных и железнодорожных магистралей.

В свою очередь, это сохраняет связность элементов природного ландшафта в виде «зелёных клиньев» между «лучами урбанизации», предотвращая потери биоразнообразия от островного и краевого эффектов и обеспечивая благоприятное воздействие дикой природы на здоровье горожан. «Зелёные клинья» природных ландшафтов рекреационного назначения проходят до самого «урбанизированного ядра» в центре региона и проникают внутрь него в виде природных территорий города[6].  Наконец, при «звёздчатом» росте «урбанизированного ядра» староосвоенного региона, области интенсивной сельскохозяйственной деятельности образуют «валики», прилегающие к урбанизационным лучам. Наименее людные и самые дальние области «экономического вакуума» на стыке регионов сохраняются, как своего рода «воспроизводственный участок» для массивов рекреационных лесов, лугов и болот.

В результате рекреационный ресурс горожан (а одновременно и биоразнообзие региона, с территориями дикой природы на периферии) сохраняется и воспроизводится даже при существенных антропогенных нагрузках со стороны сельского хозяйства, городской промышленности и рекреации из «ядра». Или, точнее – появляется шанс на их сохранение, если последующее развитие агломерации в регионе скорей сохраняет «поляризованный ландшафт», чем подрывает его (как это случилось при капиталистической реставрации в СССР и странах Восточной Европы).

Не случайно концепция «поляризованного ландшафта» была создана в СССР 1970-х годах и оказалась сразу использована в охране природы нашей страны и других соцстран. Её автор, Борис Борисович Родоман, развивая идеи Вальтера Кристаллера, сформулировал[7] представление о поляризованном ландшафте как универсальном механизме пространственной сегрегации урбанизированных и охраняемых природных территорий с целью сохранения биоразнообразия и рекреационных ресурсов для горожан из «урбанизированного ядра». Концепция поляризованного ландшафта очерчивает тот идеальный «экологический каркас» природных территорий, который должен быть сохранён в форме системы ООПТ, расположенных в зонах «экономического вакуума» на границах областей и разделённых в этих зонах только транспортными магистралями, соединяющими кратчайшим путём областные центры.

Как отмечает Б.Б.Родоман, в этом случае урбанизация в староосвоенном регионе происходит так, что поляризованный ландшафт возникает и воспроизводится не разрушаясь, а экологический каркас – и, соответственно, «экологические сети» природных территорий в пространстве – оказываются комплиментарными антиподами урбанизированных территорий. Они перестают конкурировать за пространство, достигается размежевание с хозяйственной активностью, воспроизводство природных ресурсов всё больше уравновешивает разрушительные формы природопользования в «городской» и «сельскохозяйственной» части региона. В таком случае создание экологических сетей, сохраняющих видовое и ценотическое разнообразие дикой природы на староосвоенных территориях, при сильной фрагментации и давней трансформированности природных сообществ, можно производить «от противного» – через изучение пространственных закономерностей размещения и динамики «центров» и «лучей» урбанизационных процессов в регионе.

В 1970-х годах концепция поляризованного ландшафта хорошо соответствовала реальности стран «второго мира» (настолько хорошо, что ошибочно казалась всеобщей), и поэтому была быстро востребована в качестве теоретической предпосылки для практической политики охраны природы. Она существенно повлияла на территориальную охрану природы и ландшафтное планирование в Центральной России, Литве, Эстонии, Латвии и, по-видимому, Белоруссии, Чехии и Словакии.

Создатель концепции, по всей видимости, считал её универсальной – но опыт истории показал, что поляризованный ландшафт, возникающий на 2-й стадии урбанизации, долговременно сохраняется только при социализме. При капитализме же он обязательно разрушается на следующих стадиях урбанизации. Возникает и ширится кольцо пригородов, туда переселяются сколько-нибудь состоятельные люди,  перемещающиеся из города в регион и по региону на автомобилях, города расплываются как масляное пятно на бумаге, неуклонно съедая собственную природно-ресурсную базу (в том числе и запас наиболее продуктивных сельхозземель, и «экологические услуги» экосистем региона).

И действительно – капиталистическая реставрация, начавшаяся после победы контрреволюции в странах Восточной Европы и в бывшем СССР, повсюду ликивидировала «поляризованный ландшафт», направляя урбанизацию по экоопасному пути – причём независимо от жёсткости природоохранного законодательства и градуса обеспокоенности общества экологическими проблемами. Интересно, что провозвестником реставрации было массовое садово-дачное строительство, стимулированное раздачей участков в горбачёвские времена – что создавало угрозу охране природы и общему интересу одновременно, ибо естественным образом мотивировало граждан посвящать свободное время не производству, не жизни страны, а своему персональному домику.

Когда разрушение «поляризованного ландшафта» советских времён пошло ударными темпами, Б.Б.Родоман опубликовал статью «Похороненная утопия или оправдавшийся прогноз?». В ней он фиксирует тот факт, что происходящие социальные изменения в стране несовместимы с его концепцией, призывая общество сохранить экологически благоприятный поляризованный ландшафт. «Из-за автомобилей городская агломерация расплывается как масляное пятно на бумаге; благодаря электропоездам удерживается в лучах звёзд, оставляя между ними зелёные клинья. Если мы не погонимся за позавчерашними днём Западной Европы и Северной Америки, сохраним сложившийся приоритет общественного и рельсового транспорта, откажемся от приватизации лесных и пойменных земель, то сбережём территориальные экологические ресурсы мирового значения и с этим богатством впоследствии войдём в постиндустриальное общество» (Знание-сила. №5-7. с.65).

Понятно, что без осознанной антикапиталистической борьбы эти слова остались – и не могли не остаться – благим пожеланием на бумаге. Спасительный для природы поляризованный ландшафт неизбежно разрушается при капитализме, во время перехода к следующим стадиям урбанизации, значительно ухудшающим условиях охраны природы. На четвертой и следующих стадиях урбанизации города «поедают» собственную природно-ресурсную базу – как в отношении земель для сельхозпроизводства, так и в отношении земель-рекреационных ресурсов. Для особо охраняемых природных территорий в таком случае уже не находится места – или же их сохранение требует всё больших затрат, всё больших усилий природоохранников.

Конкретный механизм сохранения «поляризованного ландшафта» в староосвоенных регионах при социализме опять-таки связан с «автоматизмами» плановой экономики, действующими независимо от добрых намерений граждан, партии и правительства. Они позволяют «не прозевать» тот момент развития «урбанизированного ядра» по одному из направлений урбанизации, когда пригородные леса, луга и болота «на данном направлении» необходимо взять под охрану как рекреационный ресурс и ограничить использование их захламление и застройку. Иначе они будут необратимо потеряны.

Дело в том, что урболандшафт быстро эволюционирует; до сих пор, мы, увы, не умеем ограничивать рост городов, и во всех существующих агломерациях площадь урболандшафта растёт быстрее, чем население (несмотря на то, что на первый взгляд кажется – люди критически скапливаются в городах). Это значит, что всё большая часть городских функций не может выполняться на территорию города и выносится из него вовне, в регион. Следовательно, чтобы экстремально не ухудшить экологическую ситуацию, процесс «выноса», связанного с территориальным ростом городов, должен быть организован в пространстве и времени так, чтобы минимально нарушить связность природных комплексов на периферии и не подорвать «зелёные клинья» в ближних пригородах. Если развитие города идёт стихийно, то коммерческий интерес городских властей и застройщиков нарушит первое и уничтожит второе. Чтобы этого не получилось, требуется долговременное планирование, способное диктовать свою волю всем участника городского развития, координировать их усилия и направлять их в сторону экологической устойчивости. 

Именно это осуществлялось в планах развития городов СССР и других соцстран, где с 1972 года был внедрен раздел «Территориальная комплексная схема охраны природы» (ТерКСОП). Научная основа для такого планирования на уровне региона – эволюционные модели урбанизации[8], на уровне города или, точней, одного из «урбанизационных лучей», по которому идёт его рост – модель смены функций отдельных элементов мозаики земельных участков, расположенных кнаружи от внешней границы города[9], в ближних пригородах, создаваемая по принципу  клеточных автоматов.

В соответствии с ними городской рост можно описывать как смену функций каждой «клеточки территории», и следующие отсюда смены форм землепользования, типов растительности или видов застройки, как это показано на обобщённой схеме. Важно подчеркнуть резко неравномерную скорость соответствующих изменений до и после «захвата» соответствующей территории в структуру растущего урболандшафта. Смена функций (а, значит, сохранности природных комплексов) идёт наибольшими темпами до включения данного участка собственно внутрь города, пока он относится к ближним пригородам, и резко снижается после такого включения. См. пример подобной динамики для окраин Москвы в конце 1970-х гг.

Хуже всего то, что если не принять специальных мер по охране природы, все изменения этого рода будут вести к худшему, в сторону увеличения застроенности/захламлённости изначально природных участков, с уничтожением бывшей на них растительности. Природные ландшафты (леса, луга и болота) вытесняются городской застройкой через промежуточную стадию поля, сада или свалки/промзоны. Иными словами, при стихийном развитии город направленно ликвидирует ту экологическую структуру, которую он мог бы собрать (или образовать) из осколков природных ландшафтов ближних пригородов, вместо того, чтобы ликвидировать их сплошь – причём одновременно идущее создание озеленённых территорий внутри города компенсирует не более чем 10% утраченных ландшафтов. Чтобы спасти от такого исхода лесные, луговые, болотные массивы ближних пригородов (особенно ценные как рекреационные ресурсы для горожан – и одновременно как «трамплин» для урбанизации диких видов фауны, позволяющий исходно уязвимым видам сохраняться в староосвоенных регионах), им должен быть своевременно придан статус ООПТ (особо охраняемых природных территорий). Это должно случиться не позже момента, когда это уже потеряло смысл в силу вышеописанной динамики.

Отсюда единственный способ предотвратить утрату участков, обеспечив их «вход» в экологический каркас города и «работу» на очистку от загрязнений и поддержание здоровья горожан – долговременное планирование городского развития. Только оно  позволяет заранее выделить ключевые природные территории, «защитив» их приданием статуса, запрещающего застройку и все прочие виды деятельности, чреватые разрушением природного комплекса до того, как город «подрастёт» к данным участкам и будет угрожать их территориям. Это так называемая территориальная компенсация экологического ущерба, производимая планомерно и заблаговременно, в отличие от локальной, производимой post hoc. Она предполагает направленное развитие экологической инфраструктуры города, «без отставания» от роста его территории, направленным «подключением» к ней пригодных массивов лесов, лугов и болот по мере последнего.

Напротив, при стихийном развитии капиталистических городов «зелёные острова» в основном бесполезно утрачиваются (см. карты динамики 25 разных городов Европы, от малых курортных до мегаполисов за последние 50 лет)[10]. Наименьшей скоростью этих негативных процессов отличаются включённые в анализ «постсоциалистические» города, особенно Дрезден (в 1970-80-е годы из всех стран Европы именно ГДР была безусловным лидером по части сохранения дикой природы в городе и рационального природопользования; при том, что экономическая необходимость толкала к развитию вредных производств). Иными словами, момент, когда пригородный лес надо взять под охрану – чтобы он не был фрагментирован/застроен/вырублен вследствие спонтанного хода процесса урбанизации – при капитализме упускается в 95 случаях из 100. В том числе потому, что инвесторам, или застройщикам, или покровительствующей тем и другими мэрии крайне выгодно наладить «производство сомнений» в том, а стоит ли это делать, всячески пропагандировать нормальность происходящего. А когда время упущено, уже будет поздно.

Когда «поляризованный ландшафт» уже разрушен (или так и не сформировался в районах «автомобильной урбанизации»), приходится прилагать значительные усилия, чтобы сделать городское пространство социальным. Благодаря практике советских времен, в наших агломерация и вокруг пока достаточно природных и озеленённых территорий, чтобы городское пространство сохраняло свой социальный характер. Пока природные территории города и ближних пригородов не слишком застроены и чрезмерно не фрагментированы, не надо специально создавать «зелёные острова», озеленять крыши и прибегать к прочим приемам, обычным в городах капиталистической Европы или Америки, в процессе роста которых озеленённые территории быстро вытесняются. Дискуссия об этом шла среди специалистов-экологов на Урбанистическом форуме, состоявшемся 7-9 декабря 2011 года, при равнодушии городских властей.

Поэтому, жителям бывших советских городов надо уметь защитить «оставшееся от СССР» экологическое преимущество – иначе оно будет быстро утрачено, как утрачиваются прочие преимущества социализма: образовательные, культурные, медицинские и т.д. Надо преодолеть сопротивление властей, которые в угоду крупному бизнесу дали «зелёный свет» проектам застройки особо охраняемых природных территорий, и «окультуривания» их природных комплексов, при котором не остается ничего живого[11]. Бизнесмены, осуществляющие стрижку газонов или «окультуривание» речных берегов получают  свою прибыль, отнимая здоровье москвичей – ведь разрушенные в этом процессе экосистемы не будут производить важные для нас всех «экологические услуги» по поглощению загрязнений, пыли, оптимизации микроклимата и т.д.

Всё вышесказанное относилось к тактике городского развития – но избранная властями Москвы стратегия ещё более порочна. Уже в середине 1990-х гг. была выбрана прибыльная для стройкомплекса, но губительная для горожан стратегия расползания застроенных территорий в ближние пригороды за  счёт лесных и сельскохозяйственных земель (см. основные направления градостроительного развития Московской агломерации на период до 2010 года из книги «Москва-Париж. Экология и градостроительство», 1998 год). Мало того, что она предполагает полную ликвидацию ЛПЗП: кольцо лесопарков не просто рвётся на отдельные участки, но эти последние фрагментируются изнутри – и, что ещё хуже, изолируются со всех сторон застройкой, в том числе, что существенно, от природных  массивов Дальнего Подмосковья. Как известно, участки естественных экосистем, оказавшиеся в подобной изоляции, быстро деградируют вследствие т.н. «островного эффекта». Их фауна и флора радикально беднее и, в конце концов, они перестают существовать.

Далее, экстремальное расширение города затруднит обеспечение жителей не только «экологическими услугами» деградирующих экосистем, но и элементарное обеспечение кислородом. Ещё в начале 2000-х гг. коллеги из МАДИ, исследуя природно-ресурсный потенциал городских и природных территорий, подсчитали: если Москва расширится до уровня Поварово-Манихино-Звенигорода (кольцевой железной дороги), то при нынешнем соотношении зелени и застройки содержание кислорода в центре агломерации снизится с нормативных 21% до 15-16%. А ведь ещё планируется строительство ЦКАД, последствия от которого будут таковы, что нынешние противостояния в Химкинском и Цаговском лесу (также вызванные строительством трасс через лесные массивы, исключительно ценные в рекреационном и природоохранном отношении) покажутся нам цветочками.

Только от сопротивления москвичей зависит, будет ли реализован этот – ибо все действия власти направлены исключительно на разрушение связности сети природных и озеленённых территорий, что сложилась в советские годы, их инсуляризацию извне и фрагментацию изнутри – откуда естественно следует деградация «экологических услуг», важных для всех нас.

***

Экологические конфликты втягивают в себя людей самых разных убеждений, не только потому, что они касаются насущных проблем – но и потому что они ярче всего показывают общий принцип современного капитализма: «приватизация прибыли, социализация убытков». При уплотнительной застройке, ликвидирующей внутриквартальное озеленение, при строительстве дороги через пригородный лес, у людей отнимается исключительно ценный ресурс, сохранение которого исключительно важно для их здоровья и жизни – ничего не давая взамен.

Это особенно важно на фоне современных тенденций изменения климата, провоцирующих формирование в городах «островов жары», единственный способ спасения от которых состоит в том, чтобы сохранять вокруг домов и дорожек некий минимум озеленения. А 42 статья конституции РФ, гарантирующая право людей на здоровую окружающую среду, остаётся тем самым, чем являются все статьи всех других буржуазных конституций – благим пожеланием, стоящим не больше клочка бумаги: что в Москве, что в Киеве, что в Штутгарте.

Поэтому капитализм неизбежно отнимает здоровую окружающую среду, а социализм даёт шанс обеспечить сохранение «дикой природы» и выход из экологического кризиса, в условиях когда человек успел разрушить от трети до половины всех биомов планеты, и темпы их разрушения в ближайшей перспективе не  собираются падать. Решения конференций по устойчивому развитию в Рио-де-Жанейро (1992 год) и Йоханнесбурге (2002 год) в нынешней капиталистической реальности оказались, в общем, пустой говорильней. Поэтому Деннис Медоуз, чуждый коммунистической альтернативе, на своей лекции в МГУ, состоявшейся 18 апреля 2012 года, с горечью говорил, что идея устойчивого развития, выдвинутая им и коллегами в «Пределах роста», осталась невостребованной мировым сообществом. Тем более что сейчас время уже упущено, антропогенная нагрузка на биосферу Земли не только что вышла за пределы, но и не думает возвращаться к ним, продолжая усиливаться[12].

Я же, наоборот, остаюсь оптимистом: капитализму осталось недолго, а социализм даёт шанс исправить положение. Тем более что у человечества уже достаточно научных знаний, энерговооружённости и технической мощи, чтобы решить все экологические проблемы. Сделать это не даёт именно отживший свой век общественный строй.

Вольф Кицес


[1] Sukopp H., Wittig R., 1998. Stadtőkologie. Hamburg: Gustav Fischer Verlag. 402 ss.

[2] См. рисунок из книги Г.М.Лаппо «География городов» (М.: Изд-во ВЛАДОС, 1997. 478 с.), и (немного неточное) изображение ЛПЗП 1935 г. из «Экологии города» Зукоппа и Виттига.

[3]  п/р А.А.Тишкова, М.: 2002., с.202-204 и 212-214). Редакторы – составители - сотрудники экономического факультета МГУ С.Н.Бобылёв, О.Э.Медведева, С.В.Соловьёва, специалисты по экономике природопользования, которые были привлечены к разработке методов оценки ущерба в рамках программы по сохранению биоразнообразия в России.

[4] См. Город как заказник, 1 и 2.

[5] Яницкий О.Н., 1987. Экологическая перспектива города. М.:Мысль. 280 с.

[6] Последние нельзя путать с искусственными элементами озеленения – парками, садами и пр., первые отличаются от вторых ровно тем, чем естественный луг  или разнотравный газон отличается от «английского» газона,  стриженного. В силу сохранности естественных экосистем затраты на уход за ним много меньше, а приносимая польза в виде «экологических услуг» и рекреационных ресурсов – намного больше.

Отсюда ясна прагматическая ценность дикой природы в городе, почему привлечение диких видов птиц, млекопитающих, бабочек и пр. важно для горожан, а не только для нас, природоохранников.  В силу исключительной агрессивности городской среды, в первую очередь по факторам загрязнения, вытаптывания, аридизации и пр. деревья и кустарники, используемые в насаждениях (т.е. работающие на наше здоровье, оптимизацию микроклимата и пр.) живут в 2-3 раза меньше, чем в естественных насаждениях. Приближая структуру зелёного насаждения к мозаично-оконной структуре естественных экосистем (лесных древостоев, кустарниковых зарослей, луговых сообществ и пр.), включая в систему разные виды животных, естественным образом регулирующих потребление фитомассы и активность друг друга, мы повышаем устойчивость насаждений повышаем эффективность фитомелиорации городской среды и продляем срок жизни элементов озеленения. Причём всё это делается естественным образом, без затрат со стороны коммунального хозяйства, по сравнению с которыми затраты на экообустройство городских территорий или на привлечение «диких» видов фауны в техногенные аналоги естественных местообитаний несопоставимо низки.

[7] Поляризация ландшафта как средство сохранения биосферы и рекреационных ресурсов // Ресурсы, среда, расселение. М. Наука. 1974. С. 150-162.

Охрана природного ландшафта путем регулирования его транспортной доступности // Охрана природы окультуренных ландшафтов. Уч. Записки Тартуского гос. ун-та. Вып.475. Труды по охране природы, 2. 1978. С. 57-61.

Пространственная концентрация антропогенных явлений: (Поиски географических законов) // Регион, проблемы развития соц.-эконом. пространственных систем: Уч.записки Тартуского гос.ун-та. Тарту, 1981. Вып. 578..

[8] Geyer H., Kontuly T., 1993. A theoretical foundation of the concept of differential urbanization // International Regional Science Review. V. 15. N 3. P. 157-177. Gibbs J., 1963. The Evolution of Population Concentration // Economic Geography. V.39. P. 119–129.

[9] Внешнюю границу города географы традиционно проводят по изохроне часовой доступности, т.е. по геометрическому месту точек, с которых поездка в центр без пересадки занимает 1 час (см. границу Москвы из Лаппо***). Границы городского центра определяются изохроной получасовой доступности.

[10] Towards an Urban atlas. Assesment of spatial data on 25 European cities and urban areas. EU, 2002.

[11] Сейчас в Москве идёт тотальное наступление на природу, в первую очередь на территории Природного комплекса города, которых режим ООПТ защищает всё хуже и хуже. В первую очередь это т.н. «благоустройство», делающее территорию непригодной для флоры и фауны (как и высмеянный Ильёй Смирновым «стригущий лишай»). Во-вторую – застройка (в том числе строительство храмов – а то не хватает!), прокладка трасс, в т.ч. через крупнейший лесной массив, относящийся к национальному парку «Лосиный остров» и т.д. Квинтэссенцией процесса стал принятый Мосгордумой закон №12 от 11 апреля с.г., фактически снимающий с территорий Природного комплекса г.Москвы все ограничения, установленные режимом ООПТ.

[12] К слову, это хорошая иллюстрация удела таланта при капитализме. Его идея была замечена обществом,  активно обсуждена, принесла ему известность, достаток и славу. Но вот надежд на реализацию самой идеи нет. 


Підтримка
  • BTC: bc1qu5fqdlu8zdxwwm3vpg35wqgw28wlqpl2ltcvnh
  • BCH: qp87gcztla4lpzq6p2nlxhu56wwgjsyl3y7euzzjvf
  • BTG: btg1qgeq82g7efnmawckajx7xr5wgdmnagn3j4gjv7x
  • ETH: 0xe51FF8F0D4d23022AE8e888b8d9B1213846ecaC0
  • LTC: ltc1q3vrqe8tyzcckgc2hwuq43f29488vngvrejq4dq

2011-2020 © - ЛІВА інтернет-журнал