«Оценка казни расколола общество Беларуси»

Предисловие Дмитрия Райдера: Постсоветские либералы видят в Беларуси страну под управлением диктатора, в которой душат все ростки демократии и свободного рынка. Режим Лукашенко использует советскую символику – что, по мнению либералов, подтверждает его идеологическую преемственность по отношению к ненавистному СССР. В восприятии части постсоветских «левых» Беларусь тоже предстает этаким заповедником советского социализма – только со знаком плюс – и оплотом антиимпериализма в Восточной Европе. Любая критика режима Лукашенко, даже если это критика слева, является для них неприемлемой  – так как, по их мнению, она способствует «оранжевому реваншу». Однако заинтересованный наблюдатель уже сейчас может видеть, что правящий режим в Беларуси сам начал процесс приватизации и сворачивания социальной сферы. Поэтому критика режима Лукашенко и анализ белорусской модели экономики с левых и марксистских позиций становятся все более актуальными. Именно такой анализ является одной из задач нового журнала белорусских левых «Прасвет», и я рад представить читателям LIVA.com.ua интервью с его создателями – Лидией Михеевой, Татьяной Стрельцовой и Дмитрием Исаенком, которые изнутри исследуют социально-экономические процессы в Беларуси.  

– Первый вопрос касается приватизации, которая проходит сейчас в Беларуси. Каковы ее темпы и масштабы? Я имею в виду и промышленные предприятия, и сферу образования.

– Дмитрий Исаенок: Беларусь, по сути, не знала шоковой терапии начала девяностых. Поэтому соседям кажется, что масштабы разгосударствления собственности в Беларуси не так и велики. У нас по-прежнему много государственных предприятий, но по нашим меркам, начиная с 2008-го года, в этой сфере произошли серьезные подвижки. Собственно, белорусский путь реформ и задумывался как вхождение в рынок «под наркозом». К началу нулевых мы тихо приватизировали торговлю, потом, в значительной степени – пищевую отрасль, сохраняя на плаву и в государственной собственности большое количество промышленных предприятий (часто низкорентабельных). Мы уже прошли весь путь, на котором приватизация может быть «скрытой» – не заметной по социальным последствиям для населения, и встала проблема огромного резервуара рабочей силы, коим является наша «неэффективная советская промышленность».

Процесс приватизации промышленных «флагманов» тормозит только одно – ее целью является не формирование «класса собственников», о котором мечтал Чубайс, а желание получить крупную сумму денег от иностранного инвестора на поддержание нашей «самобытной модели». Его власти и ищут.

Параллельно мы ищем способ как-то «пристроить» предприятия, которые нереально продать по выгодной цене. Вышла занятная штука – в середине девяностых наша власть затормозила чековую приватизацию в промышленности, потому что акции уходят от трудовых коллективов «жуликам». А когда она включила её снова, то оказалось что об акциях для трудовых коллективов и речи уже не идет. Ведь наличие миноритарных акционеров снижает привлекательность предприятия для тех самых «жуликов» – то есть, для крупного инвестора.

– А на государственных предприятиях соблюдаются трудовые права? Действуют ли там независимые профсоюзы или боевые первички официальных профсоюзов? Что сейчас происходит с рабочими госпредприятий и бюджетниками?

– Дмитрий Исаенок: С профсоюзами сложно, ибо еще нет антагонизма по схеме «пролетариат – капитал». Есть вырождающееся советское наследие. Наниматель – государство, часто скорее требует лояльности в обмен на зарплату, чем извлекает прибыль. Соответственно, существуют остатки «независимых профсоюзов» начала 90-х годов, которые по инерции борются с «бюрократией», а не с капиталом – насколько мы вообще можем говорить о борьбе при их численности. И есть «официальные» профсоюзы – ФПБ – образца позднего застоя.

На частных предприятиях эта тема просто провисла. Из вотчины ФПБ их де-факто вывели, а «независимые» профсоюзы ими не интересуются – потому что верят в «эффективного собственника».

На фоне кризиса у нас пробежала легкая волна протеста. В прошлом году в Беларуси прошла серия совершенно стихийных забастовок в регионах. Во всех случаях власть шла на мелкие уступки в течение суток, и протест сворачивался – никаких профсоюзных структур там как не было, так и нет. Был массовый выход работников из официального профсоюза на микашевичском «Граните» (аутентично белорусский протест) и были уступки властей – но попытка организовать там ячейку независимого профсоюза вызвала шквал репрессий. Нужно признать, что наша власть виртуозно владеет методом кнута и пряника.

– Как вы прогнозируете – случится ли до выборов социальный взрыв?

– Дмитрий Исаенок: Если имеются в виду парламентские выборы этой осенью, то точно нет. У нас вообще взрывы бывают после выборов – потому как к выборам традиционно поднимаются зарплаты, и никаких резких движений по части ликвидации социалки не происходит. Собственно, кризис 2011 года отчасти вырос из предвыборного повышения зарплат 2010 года. Так что не известно, сколько еще таких электоральных экспериментов удастся поставить нашей власти.

– Прокомментируйте так называемую «торговую войну» с Украиной. В чем ее причина, к каким последствиям она может привести?

– Дмитрий Исаенок: Одна из проблем Беларуси при переходе к рынку – отсутствие однозначного козыря в международном разделении труда. Одно время власти считали панацеей от этой болезни масштабную сельскохозяйственную экспансию. Александр Григорьевич буквально бредил десятью миллионами тонн молока, в сельское хозяйство вкладывались большие деньги, государство по возможности укрупняло производство (в значительной степени – частное) и по-взрослому лоббировало поставки. Это сфера, где государство и бизнес живут у нас душа в душу. Но вот незадача – оказалось, что в условиях рынка нам просто не дадут залить все окрестности своим молоком. Равно как и мы не дадим – у нас постоянные торговый войны что с Россией, что с Украиной. И теперь для властей стал культом «Парк высоких технологий».

– Что вы думаете о «деле террористов»? Как к нему относятся жители Беларуси?

– Дмитрий Исаенок: По моему, при нынешнем доверии населения к органам правосудия, это вопрос из серии «Кто убил Кеннеди?». В ближайшее время мы не получим на него однозначного ответа, который удовлетворил бы всех. Значительный раскол в обществе по данной теме – это уже поражение власти. Проблема белорусского политикума в том, что все, что угодно натягивается на каркас «борьбы с режимом» – или, напротив, на каркас «происков оппозиции». Это лишает нас шанса на объективное рассмотрение сколько-нибудь сложного дела.

Лидия Михеева: Мне кажется, результаты и процесс расследования теракта, а также исполнение приговора суда, прежде всего, нуждаются в правовой оценке со стороны компетентных структур. Плодить догадки по поводу виновности/невиновности осужденных по делу о теракте бесполезно. Мы скорее можем фиксировать какие-то огрехи в официальной версии событий, чем предполагать, «кто и зачем». А любые моральные оценки расстрела и раскол общества проходят главным образом по линии оценки целесообразности смертной казни.

Референдум с вопросом об отмене смертной казни был довольно давно, в 1996 году – и, быть может, мнение народа несколько изменилось за эти годы. Никто этого не проверял. Но государство и Белорусская православная церковь апеллируют именно к мнению народа, и никак не хотят вести этот самый якобы кровожадный народ к цивилизации и духовности – хотя бы введя мораторий на смертную казнь.

– Как вы планируете развивать «Прасвет»? Какова цель проекта «БССР-online»?

– Лидия Михеева: Мы планируем привлекать новых авторов, подробнее разрабатывать нашу проблематику – проблемы приватизации, коммерциализации социальной сферы, подключить феминистскую критику и больше писать об искусстве.

Татьяна Стрельцова: Хотелось бы также освещать опыт наших постсоветских соседей, становление капитализма, развитие левого движения в пост-СССР.

Дмитрий Исаенок: «БССР-online» вырос из желания хоть что-то противопоставить истерическому антисоветизму, который стал считаться хорошим тоном среди белорусской интеллигенции. Проект начинался довольно анекдотично – один из бывших руководителей БССРовского кинематографа в обличительном угаре заявил, что в СССР не снимали фильмов о белорусских национальных героях – в частности, о Франтишеке Скорине и Кастусе Калиновском. Я полез проверять и основательно «подсел» на это дело. Естественно, нашел и Калиновского, и Скорину. Хочется сделать из ресурса площадку для исторических дискуссий, свободную от либеральной пропаганды.

Что же касается «Прасвета» – считаю нашей изюминкой политэкономический блок, ибо нет марксизма без политэкономического анализа. Это трудно, но мы нашу уникальную модель в покое не оставим.

– Что представляет собой университет в Беларуси? Какова идеологическая атмосфера в университетах: там господствует некая официальная идеология или процветает постмодернизм? Насколько распространены среди преподавателей и студентов марксистские или хотя бы левые идеи? Сильны ли ограничения академических свобод? Есть ли признаки сопротивления приватизации образования?

– Лидия Михеева: Белорусские университеты можно условно поделить на три группы – государственные вузы первого эшелона, коммерческие вузы, а также менее популярные госвузы. Плюс особый случай Европейского гуманитарного университета.

В государственных вузах довольно жесткий контроль за идеологической частью. Там преподается соответствующая дисциплина – «Основы идеологии Республики Беларусь», обязательная для изучения. Высказывая свое несогласие с политической линией Лукашенко, преподаватели и студенты вузов рискуют местом работы или учебы. После протестных выступлений 19 декабря 2010 года, а также ранее – после событий 2006 года – были отчислены студенты, которые участвовали в акциях. Хотя, вопрос об отчислении/увольнении, скорее всего, не всегда напрямую зависит от указа «сверху», а может решаться и на уровне самого университета, факультета и т.д. Похоже, что многие руководители «на местах» усердствуют, не дожидаясь распоряжений свыше.

Что творится в коммерческих вузах и вузах, скажем так, не первого ряда, сказать довольно сложно. Скорее всего – анархия, как в плане качества образования, так и в смысле более либерального отношения к политической ангажированности учащихся и сотрудников. Особняком среди всех белорусских вузов стоит Европейский гуманитарный университет, который закрыли в Минске по политическим причинам. Чуть позже он открылся в Вильнюсе и получил статус литовского вуза. Де факто, это так называемый «белорусский университет в изгнании», там учатся главным образом белорусские студенты – хотя среди преподавателей есть как белорусы, так и приглашенные профессора из лучших вузов России и европейских стран. ЕГУ изначально был отдушиной свободомыслия, там всегда было качественное гуманитарное образование, многочисленные научные и творческие проекты.

Марксизм в государственных вузах еще не пережил перерождение. О нем скорее просто избегают говорить – мол, это пережитки прошлого, Советский Союз рухнул, и тем самым отменил актуальность марксизма в целом. В государственных вузах марксизмом занимаются считанные люди – кто-то в просветительских, кто-то в исследовательских целях. Но это частные случаи.

В ЕГУ несколько иная ситуация. Очень многие философы, которые стояли у его основания, считают себя марксистами – Альмира Усманова, которая нередко говорит о своих левых идентификациях или причастности левой идее, Андрей Горных, Владимир Фурс, который занимался социальной философией. Есть ряд курсов, которые почти полностью завязаны на наследии Маркса и его перепрочтении. Общий критический пафос, который прививает образование в Европейском гуманитарном универсистете, конечно, очень связан с левой критикой. Хотя, безусловно (это важно отметить) речь тут идет не о всех департаментах вуза, а главным образом о департаменте «Медиа и Коммуникации».

Академические свободы формально присутствуют – в государственных белорусских вузах есть всяческие студенческие самоуправления, организации, которые создают сами студенты. Другое дело, что сложно говорить о высоком уровне независимости, автономности этих подструктур, которые должны обеспечивать реализацию свобод. Выбор исследовательских стратегий, выбор тем научных работ студентов… не хочу сказать, что это все полностью отсутствие в государственных вузах – тут все зависит от случая. Там есть профессионалы, широко мыслящие и с высочайшим уровнем знания и готовности работать со студентами – другое дело, что таких людей не так много, и повезло тем, кому посчастливилось иметь именно такого научрука. Это все, опять же, на каком-то личном, частном уровне – повезло – значит повезло. Сама система довольно стандартизирована и не стремится к обновлению. Она живет за счет не слишком многочисленных ярких преподавателей, которые тянут на себе какие-то образовательные инициативы.

Татьяна Стрельцова: Во-первых, что касается государственной идеологии, которую преподают в вузах. Она есть на бумаге, в вузах есть такой предмет, должности идеологов нынче есть при каждом государственном учреждении или на предприятии. Но самой-то идеологии нет. По сути, это какое-то общее эклектичное «белорусоведение», с набором нескольких базовых заклинаний: «Беларусь – правовое государство с «социально-ориентированной экономикой», «внешняя политика Беларуси – многовекторная», «белорусы – толерантный европейский народ, победивший в Великой отечественной войне».

Какого-то «идеологического» удушья в социогуманитарной среде я не встречала – так как душить, собственно, и нечем. Другое дело – административно-бюрократическое давление, периодическое выжимание «неугодных» (каковыми, скорее.  являются люди с активной жизненной позицией). Я бы сформулировала это так: приветствуется выраженная безыдейность, а не приверженность какой-то конкретной идее. Другое дело, что вставка в диссертацию цитат из речей президента повышает ее шансы на защиту. И действительно, задержание на митинге – это вполне реальный шанс быть уволенным или отчисленным из вуза. Причем, история митингов и «политических» увольнений и отчислений ведет свое начало не с 2006-го, а с «горячей весны 1996 года» – именно тогда остро обозначилось противостояние действующей власти и либерально настроенной городской интеллигенции.

ЕГУ всегда позиционировал себя как альтернатива государственным гуманитарным факультетам, как некий «островок свободы». Свобода выбора научной темы вроде бы там соблюдается. Студенческий профсоюз в ЕГУ что-то значит и что-то может. Профсоюзы в госвузах – это придаток официальной Федерации профсоюзов Беларуси, с добровольно-принудительным вступлением и взносами. Их функции – предоставление льготных путевок, какая-то помощь молодым студенческим семьям, по мелочам. Кроме того, в ЕГУ немало квалифицированных преподавателей гуманитарных предметов – там много «беженцев» из государственных научных и образовательных учреждений.

– Некоторые постсоветские левые или «левые» сравнивают Лукашенко с Чавесом – мол, его тоже поддерживают массы, он ограничил власть капитала и делает все, что может в трудной ситуации. Что бы вы им сказали в ответ на это?

– Татьяна Стрельцова: С одной стороны, эти же «левые» еще и могут добавить аргументов в пользу Лукашенко. Ведь, в отличие от Чавеса, у него нет нефтяных и прочих ресурсов – и потому ему еще тяжелее, чем Чавесу поддерживать средний стабильный уровень жизни в стране.

С другой стороны, возможно отчасти именно поэтому Чавес проводит куда как более «левый» курс, чем президент Беларуси. Нефтяные, золотые и прочие ресурсы Венесуэлы – это кость в горле для североамериканского капитала. Этот капитал уже не может на данный момент проглотить эту кость – так как в результате прихода чавистов к власти он потерял прежнее влияние в стране. Таким образом, защищая национальную собственность и независимость, Чавес – хочет он того или нет – вынужден стоять на антиимпериалистических позициях во внешней политике и на квазисоциалистических  позициях во внутренней политике Венесуэлы. Лукашенко как бы тоже «антизападник» и «народник» . Но насчет второго уже можно поспорить.

В Венесуэле пока все еще хуже, чем в Беларуси обстоят дела с медобеспечением и с образованием. Но, насколько можно судить, в Венесуэле ведется работа именно в том направлении, чтобы бесплатное здравоохранение и образование стали доступными для всех. У нас же высшее образование уже очень коммерциализировано. Качественное среднее образование формально бесплатно – но, помимо неформальных поборов на ремонт класса и прочее, есть уже и официальные платные «дополнительные уроки» в гимназиях. Хотите дать своим детям больше часов французского, чем это предусмотрено базовой школьной программой? Тогда платите.

Ситуация с нашей медициной пока неясна. Сейчас пока еще есть бесплатное медобслуживание (и порой даже очень качественное, если с врачом и клиникой повезет).  Но лучше доплатить врачам «на карман». Разговоры про страховую медицину уже ведутся.
Таким образом, как мне видится, в плане социальной политики Беларусь и Венесуэла движутся «навстречу друг другу» – то есть, в противоположных направлениях.

Что касается собственно политической составляющей. Нетрудно увидеть, что Чавес – реально популярный политик, массы готовы защищать его власть. Политизация широких слоев населения как раз таки и идет при нем полным ходом, при прямом инициировании данного процесса сверху. В Беларуси же произошла умышленная тотальная деполитизация общества. Вот и выходит, что венесуэльский крестьянин посмелее и поактивнее политически, чем белорусский интеллигент. Имея реальную поддержку снизу, Чавес не так боится правой оппозиции (да и левая у него имеется – что важно!) И венесуэльские свободы для СМИ и политических партий – реальных, не номинальных – в Венесуэле их просто пруд пруди – нам и не снились. Так что, да: нефть, социальная политика, плюс включение масс в политику – три козыря, которые есть у Чавеса, и которых нет у Лукашенко.

Дмитрий Исаенок: О Чавесе – когда в середине 90-х Лукашенко национализировал банки, можно было их сравнивать. Но в последние годы мы только приватизируем. Так что, движение двух стран действительно разнонаправленное.

– Белорусские левые – кто они?

– Лидия Михеева: Белорусские левые – если говорить об академии – это немногочисленный круг довольно ярких исследователей, значительная часть которых так или иначе связана с Европейским гуманитарным университетом. Это люди, чувствительные к социальной логике капитала, которая запечатлевает себя и в эпистемах, и в дискурсах, и в искусстве – ну и так далее.

Дмитрий Исаенок:  Мы сейчас здесь левее стенки. Хоть мы и не организация, но мы пытаемся смотреть на вещи с классовых позиций, и пропагандировать этот взгляд. Но мы, прости господи, «интеллектуальные». Есть еще «практики» от анархизма, считающие себя левыми – но они в тюрьме.

Вообще левое движение в Беларуси умерло в 96-м году – когда традиционная Компартия разорвалась между Лукашенко и оппозицией и растворилась в обоих лагерях. Есть какие-то ностальгирующие дедушки, есть субкультурные левые типа антифа. Но в среде городской интеллигенции доминирует либеральный взгляд, а население в массе деполитизировано. Собственно, учитывая отсутствие социальной базы, мы и делаем ставку на создание базы доказательной – на анализе нашего капитализма и его истории.

Беседовал Дмитрий Райдер

Читайте по теме:

Андрей Манчук. «Создать альтернативу «альтернативе». Интервью с Юрием Глушаковым 

Дмитрий Галко. «Совет доброжелателям» 

Борис Кагарлицкий. «Беларусь. Падающего подтолкни?» 

Дмитрий Галко. «Почему я левый либерал. Взгляд из Беларуси» 

Артем Кирпиченок. «Не будь скотам» у Лукашенко! Будь скотом у буржуев?»