Переводы из классика

В те дни я жил в небольшом украинском городе и писал очерки о его истории. А после работы переводил на русский стихи Ивана Франко – из его малоизвестного цикла о трудовых мигрантах, – и современные песни украинских заробитчан. Иногда строчки сливались, и мне казалось, что все это написано не с разницей в целый век, а в одну и ту же эпоху. 

Переводить Франко интересно. В его стихах много архаизмов и диалектизмов, многочисленные заимствования из немецкого, итальянского, идиш. Но это не искусственный птичий жаргон современной интелигенции, а живой язык галицких крестьян конца ХIХ века, когда они ручейком впадали в огромный поток рабочей силы, направлявшийся в Европу и дальше – в Новый Свет.

Эй, разлилось ты, русинское горе,
Вширь по Европе, и дальше, за море!
Всякий в Любляне, Риеке видал
Как на чужбину русин убегал

Там, где альпийские скалы стояли
Наши рыдания эхом звучали.
Бедных русинов, живых мертвецов
Гнали жандармы, как стадо коров

Грязь, нищета, долгий путь ради хлеба
Над головой – итальянское небо
Генуя долго теперь не забудет
Как в ней гостили русинские люди

Внукам расскажут, как вечер придет:
«Здесь кочевал у нас странный народ.
Родину слезно свою вспоминал он,
Но, проклиная, ее оставлял он»...

...Там где из Гамбурга шли паровозы,
Лились за ними русинские слезы
Все с тебя, русин, сдирали процент:
Шляхтич из Польши и швабский агент

Украинские руки, строившие Европу и обе Америки. Жители одной из самых темных, бесправных наций того времени, заключенные в габсбургскую «тюрьму народов», верили, что покончивший с собой кронпринц Рудольф основал в Бразилии, справедливое «мужицкое царство» – где нет слуг, нет панов, а на «крещеных» людей работают обезьяны. Cлухи об этом распускали агенты европейских пароходных компаний, и наши люди плыли через океан на полуразвалившихся судах, как это делают сейчас многие стремящиеся в Евросоюз беженцы, нередко заканчивая жизнь среди волн:

Поплыли мы по морю. Дни летели
А наши люди тяжело болели

Скончалось девять там заробитчан
Бросали трупы прямо в океан

Не дай вам Боже, чтобы вы видали
Как матери за детками рыдали

Когда рыбины – зубы, как пила –
На волнах разрывали их тела

Проехав полмира, перетерпев страшные лишения дороги, ограбленные на всех таможнях и избитые полицаями всех стран, украинцы нашли на новой земле все то же: панов и их слуг, превращенных в бесправных животных. Иван Франко перекладывал в стихи письма, которые писали домой добравшиеся до заморского рая заробитчане. Они во многом похожи на письма, которые шлют сегодня их правнуки: из той же самой Италии, о которой столько упоминал Франко, из Англии и Германии, Испании или Португалии. Хотя, впрочем, теперь эти люди чаще общаются с родиной по мобильному, скайпу или электронной почте. Средства связи меняются, в то время как как волны дешевой рабочей силы, спасающихся от войн и нищеты беженцев, будут биться о разные берега до тех пор, пока существует порождающая их раз за разом система общественно-экономических отношений. 

Поздно вечером я пошел за билетами на автовокзал. На одной платформе, возле сложенных горкой сумок, толпились люди. К ним вырулил призрачный микроавтобус без маршрутной таблички. И пока в него грузили баулы и рюкзаки, бабка в пестром цветастом пладке, причитая, обнимала худенького паренька в спортивном костюме. Он что-то говорил ей: растерянный, бритый наголо, один из тех, кому совсем нечего терять – гарантированная нищета дома или шанс на удачу в счастливом царстве Евросоюза. 

– В Польшу едут, – сказал мне человек на платформе: может быть, водитель или работник вокзала. – Раз в неделю собираются тут люди из сел, и вместе уезжают. Шенгена ни у кого нет, но через границу их как-то переправляют. Тут все налажено.

Да, все тут было налажено. Я подошел к водителю маршрутки, и получил от него визитку: два телефонных номера без имен и фамилий, с лаконичной надписью: «Волынь-Тур».

Маршрутка уехала в ночь. Проводившая сына бабка осталась ночевать на вокзале, чтобы утром вернуться к себе в село. А я пошел домой – переводить Ивана Франко. Его строчки, посвященные теме заробитчан, постарались забыть именно потому, что они словно бы написаны о нашей нынешней жизни:

Когда услышишь, как в тиши ночной
Путем железным вдаль стучат вагоны,
А в них гудят утробно, словно рой
Детей и женщин жалостные стоны
Глухие вздохи рвутся на перрон,
Смурные песни, девичьи дисканты,
Что то за поезд, и откуда он?
Кого везет? Куда? За кем вдогон?
В нем – эмигранты.

Когда увидишь – у вокзальных касс
Набились люди, будто сельди в бочке,
И бледные круги у женских глаз
А хмурые мужья, сыны и дочки
Лежат среди запачканных одежд.
На одеялах. Здесь не место франтам
Куда они? В Неаполь? В Будапешт?
Лежит печать несбывшихся надежд
На эмигрантах.

Когда увидишь, как этих людей
Хватают, тащат, кроют матюгами
Как кормят грудью матери детей,
Везут их в мир. Куда – не знают сами.
Жандармы оттесняют всех от касс,
Гудок раздался, паники припадок
На рельсы люди бросятся сейчас:
«Возьмите в путь или давите нас!»
Такой порядок.

Что это? Описание того, что творится прямо сейчас на железнодорожных вокзалах Будапешта и Вены, где лежат вповалку штурмующие поезда арабские беженцы? Или стихи классика украинской литературы, написанные более ста лет назад? Стихи, которые показывают, как далеко в прошлое унесли наш мир волны истории – будто тело утонувшего сирийского мальчика, которое мелькает сейчас в волнах новостных лент.

Андрей Манчук

Читайте по теме:

Андрей Манчук. Огни Евросоюза

Эмманюэль Террэй. Миграция: «почему они уезжают?»

Падрино Фахми. Мой путь в Европу

Бермет Борубаева. «Такси на Украину»

Аннели Бунтенбах. «Часто это граничит с работорговлей»

Дмитрий Колесник. Грани заробитчанства

Яна Завацкая. «Быдлонаселение»

Євген Лакінський. «Кольори Квебеку»