Левые и правые поэты ИзраиляЛевые и правые поэты Израиля
Левые и правые поэты Израиля

Левые и правые поэты Израиля


Артем Кирпиченок
Если одни поэты воспевали идеалы классовой борьбы, то для других были основными идеи крови, почвы и строительства «национального очага»

05.08.2018

Поэзия на языке иврит имеет многовековые корни, уходящие в библейские времена – но история израильской ивритоязычной поэзии начинается только в конце XIX столетия.

Если двумя титанами русской поэзии считаются Пушкин и Лермонтов, то в Израиле их роль отведена Хаиму Нахману Бялику и Шаулю Черниховскому. В их честь называют улицы, дома культуры и литературные примии. Однако, как и великие русские – а также украинские, белорусские или казахские поэты, Бялик и Черниховский с трудом переводятся на другие языки и известны в зарубежных странах только благодаря популяризации их имен на государственном уровне.

Бялик родился в 1873 году, в местечке Ивница Житомирского уезда, в семье лесника. После смерти отца он долго жил в доме своего деда Якова-Мойше Бялику, известного толкователя Талмуда. В начале XX века Нахман Бялик перебирается в Одессу, где долгое время пребывает в нищете – но постепенно получает известность как поэт и журналист.  Всероссийскую известность ему приносит «Сказание о погроме», в котором отразилась трагедия Кишиневского черносотенного погрома 1902 года. При этом, стоит заметить, что в творчестве Бялике имеются произведения написанные не только на иврите, но также на идиш и на русском языке.

Его пафос разрыва с «галутным» прошлым был созвучен пропаганде переселения в Палестину, примером чему может служить стихотворение «У порога»:

Дальше, о скитальцы, бодрыми рядами!
Путь еще не кончен, бой еще пред вами.

Свершены блужданья по глухой пустыне:
Новая дорога стелется вам ныне.

Сорок лет скитаний – зной, пески, граниты;
Пали мириады, пали незарыты –

Пусть: они родились в рабстве Мицраима –
И рабами пали. Не жалей их. Мимо!

Пусть гниют, обнявши то, что сердцу мило, –
Тюк своих пожитков, принесенных с Нила;

Пусть им снится рабство, с чесноком и луком,
И горшками мяса, и гусиным туком.

И поделит коршун с бурею пустыни
Жалкий прах последних из сынов рабыни.

Сладко будет солнцу озлатить впервые
Целый род свободных, не склонявших выи, –

И впервые взглянет, незнаком с бичами,
Целый род на солнце – гордыми очами!

В 1921 году Бялик по ходатайству Горького покидает Советскую Россию и уезжает в Берлин, а потом и в Тель-Авив, где поэт жил до своей смерти в 1934 году, последовательно отвергая традиционную еврейскую культуру. Он положил все свои силы на создание нового поэтического языка, освобождения от библейского влияния. Поэзия Бялика сочетала в себе лирику воспевавшую любовь и природу с эпическими полотнами из древнееврейской истории, на которых должны были учиться новые поколения. Бялик верил, что на земле Палестины возникнет новый сверхчеловек, считая образцом для подражания нацистскую национальную «революцию» в Германию. «Я тоже, как и он (Адольф Гитлер), верю в чистоту крови, в избранность нашего народа», – писал незадолго до смерти величайший израильский поэт, под влиянием которого развивалась вся ивритоязычная поэзия XX века.

Шауль Черниховский был сверстником Бялика. Он родился в 1875 году в украинском селе Михайловка, расположенной на просторах Таврической губернии – не так далеко от места рождения Льва Троцкого. С десяти лет Шауль выучил иврит, и с тех пор увлеченно сочинял стихи на этом языке. В отличие от  Бялика, Черниховский избегал демонстративного отрицания культурного наследия своих предков. Напротив – его воображение будили библейские образы и тоска о былой славе полумифических царств Давида и Маккавеев.

«Откуда ты, странник?»
С Востока. Я был в Ханаане, там горы
Все плачут, и слезы алмазным потоком
Бегут в Иордана холодное лоно.
Я громко воззвал... Оглашая просторы,
Шакал мне ответил на кряже высоком,
Звучавшем напевами дщери Сиона.
«А наши твердыни?»
Их мощные стены – лишь груда развалин,
Обломки камней на родимых могилах;
Средь них не гнездятся напевы преданий,
Их дух омрачен и безмерно печален,
И сохнут под солнцем на нивах унылых
Кровавые реки, пролитые в брани.
«А память зелотов?»
Спроси у орлов, им глаза расклевавших,
У псов, что их кости глодали с рычаньем,
У ветра, разнесшего прах по пустыне.
У мудрых не спрашивай! Что им до павших?
Их книги обходят героев молчаньем,
В их сердце нет места борцам за святыни.
«Так что же осталось?»
Пещеры в горах для отважных и сильных,
Расселины скал для взыскующих мести,
Поля, где немало прольется народом
И пота, и крови потоков обильных,
Когда на родном и утраченном месте
Он вновь заживет под родным небосводом.

Первый сборник стихов Черниховского увидел свет в 1908 году. Критика отнеслась к нему довольно сдержанно, и почти всю свою дальнейшую жизнь Шауль Черниховский, подобно Чехову,  был вынужден зарабатывать на жизнь медициной. В 1905 году он получил диплом врача в Лозанне, служил военным медиком во время Первой мировой войны, а в 1922 году эмигрировал в Германию. Лишь в 1931 году, после долгих странствий по Европе и Америке, он добрался до Палестины, где и умер в 1943 году. Помимо сочинения  стихов, повестей и фельетонов, Черниховский заявил о себе как крупнейший переводчик, который переложил на иврит самые известные произведения мировой литературы – творения поэтов античности, Песнь о Гильгамеше, финский эпос «Калевала». Больше того, его заслугой стало введение в ивритскую поэзию таких новых жанров, как баллады, сонеты и идиллии.

Середину XX века вообще можно назвать «золотым веком» ивритской поэзии, которая обогатила израильскую литературу именами новых талантливых авторов. При этом, ивритоязычная поэзия находится в этот период по сильным влиянием левой и правой политической идеологии – сионизма, коммунизма, нацизма и других популярных идейных течений своего времени.

Уроженец Варшавы Натан Альтерман эмигрировал в Израиль в 1925 году, в двадцать лет – а шесть лет спустя было напечатано его первое стихотворение. В Палестине Альтерман учился в гимназии «Герцлия», которая являлась важным центром распространения иврита. Причем, учащиеся данного заведения в свободное от учебы время любили устраивать погромы культурных мероприятий, которые проводились на языке идиш. В семье Альтермана царил культ идей Бялика – но в целом, несмотря на некоторые отклонения от «генеральной линии партии», Альтерман был почти официальным поэтом правившей до 1979 года социал-демократической партии МАПАЙ. Многие стихи Альтермана были положены на музыку, а основной темой его творчества было создание Великого Израиля – хотя среди сочинений поэта были и лирические произведения, а так же многочисленные переводы.    

Одним из самых известных его произведений является стихотворение «Серебряное блюдо» написанное после войны за независимость Израиля, и опубликованное еще в Советском Союзе.

И наступит покой. И багровое око
Небосвода померкнет в дыму,
И народ,
Всею грудью вздыхая глубоко,
В предвкушении близкого чуда замрет.

Он в сияньи луны простоит до восхода.
В радость, в боль облаченный,
И с первым лучом

Двое – девушка с юношей – выйдут к народу,
Мерным шагом ступая, к плечу плечом.

Молчаливо пройдут они длинной тропою,
Их одежда проста, башмаки тяжелы,
Их тела не отмыты от копоти боя,
Их глаза еще полны и молний и мглы.

Как устали они! Но чело их прекрасно
И росинками юности окроплено,
Подойдут и застынут вблизи... И неясно,
То ли живы они, то ль убиты давно.

И, волнуясь, народ спросит: «Кто вы?»
И хором
Скажут оба, в засохшей крови и пыли:
«Мы – то блюдо серебряное, на котором
Государство еврейское вам поднесли».

Скажут так и падут. Тень на лица их ляжет.
Остальное история, видно, доскажет

Другим выпускником гимназии «Герцлия» – этого царскосельского лицея подмандатной Палестины – был уроженец Полтавщины Авраам Шленский, прибывший в Палестину в 1921 году.  Для российских читателей этот поэт интересен как один из лучших израильских переводчиков русской классики.  Именно ему принадлежат классические ивритские переводы Толстого, Пушкина, Чехова, Блока, Мандельштама, Пастернака  и других знаковых русскоязычных авторов. Он даже перевел на иврит стихотворение Константина Симонова «Жди меня».

Но для ивритской поэзии куда более существенную роль играла другая деятельность Шленского, направленная на отказ от ашкеназского произношения и переход к языковым нормам сефардских диалектов. Пасторальные библейские образы Палестины противостоят в его творчестве ужасам больших западных городов – что ярко выражено в сборнике «Ширей ха маполет и пиус», написанном после путешествия по Европе в 1938 году. Например, в известном стихотворении «Дождь в Содоме»:

Дождь смотрит вниз из заоблачных далей.
Видит он город – могучий колосс.
Вмиг сотни тысяч густых вертикалей
Дождь-архитектор на стены нанёс.
Вóды бесплодные труб водосточных,
Хлынув потоком с небес, смыли все
Слёзы в асфальты закованной почвы
По семени,
Листьям,
Росе

Особое место занимал в израильской поэзии Ури-Цви Гинцберг. В отличие от своих современников и коллег по литературному цеху, он сочинял стихи как на иврите, так и на идиш, а в его поэзии прослеживались мистические мотивы. Став свидетелем антиеврейских гонений в Польше, Гринцберг резко отрицательно относился к христианству и отвергал приходящие общечеловеческие ценности – во имя национального и религиозного возрождения, ратуя за построение великого Израиля от Нила до Евфрата.

Затрубит провозвестник у древних ворот,
и пробудит дремавшие прежде края,
и тогда мы услышим, как снова поёт
арфа в Доме Царя на горе Мория.

Этот радикализм закономерно привел его в праворадикальной лагерь. В 30-е годы Гинцберг стал членом фашисткой организации «Брит ха Бирьоним» и неоднократно преследовался британскими властями за пронацистские симпатии и связи с террористическими организациями.  Гражданская позиция Ури-Цви Гинцберга на много лет свело упоминания о нем в израильских источниках к минимуму. Лишь в последние десятилетия националистический поэт был заново открыт израильскими читателями, а его идеи и сочинения пользуются сейчас особой популярностью среди русскоязычной израильской интеллигенции.

Другим «инфант террибль» израильской поэзии, чье имя долгие годы было под негласным политическим запретом, являлся Александр Пэнн. Он родился в 1906 году в Нижнеколымске, а в 1927 году эмигрировал в Палестину. Здесь Пэнн вступил в ряды коммунистической партии, и много лет считался официальным поэтом КПИ – что, естественно, не принесло ему любви со стороны истеблишмента. При жизни в Израиле вышел только один его сборник стихов – но зато Пэнн стал первым израильским поэтом чьи стихотворения были переведены на русский и опубликованы в СССР. А многие его произведения со временем приобрели статус народных.

Если бы Пэнн жил в XIX веке, он, вероятно, закончил бы свою бурную жизнь на дуэли из-за многочисленных шумных любовных связей – но в XX столетии нравы смягчились, и красный Дон Жуан сумел умереть своей смертью.

Я не тот...
Я не тот, кто с колечком, любя,
Постучит в твою дверь утром ранним.
Я припас на пути для тебя
Груз историй моих скитаний.
Не забрасывай удочкой взгляд.
Скорбь из глаз моих выудить трудно,
И безмолвно они говорят:
Он не тот, кого ждёшь ты подспудно.
Руки пýсты. Звезды и мечты
Я тебе не оставлю при встрече.
Стань поближе. Увидишь и ты:
Метой Каина лоб мой помечен.
Да не всё ли равно – буду ль я,
Иль другой бурю чувств напророчит
И, волнуя, сплетёт для тебя
Небыль лунную в сумраке ночи.
А, когда постучит легче грёз
В дверь перстами пурпурными Эос,
Он вернётся: «Вставай же, принёс
Песню я, что тебе и не снилась!»
Но не слушай его, скрой от всех,
Как судьбою своею ты правишь,
Где ты прячешь и силу, и смех,
И кому своё сердце оставишь.
Ты не плачь, по прошествии лет
Тот, другой, придёт ранней зарёю
И кольцо принесёт...
Я же, нет,
Я не тот, кого жаждешь душою.

Знакомясь с творчеством израильских поэтов «золотого века», нельзя не провести параллелей между ними и «комсомольскими поэтами» 20-30-х годов – Светловым, Уткиным, Багрицким, Тихоновым. Они были современниками, их поэтические таланты были сопоставимы, в произведениях поэтов доминировал пафос борьбы и преодоления трудностей. Но если одни воспевали идеалы классовой борьбы, то для других были основными идеи крови, почвы и строительства «национального очага».    

Среди творцов «золотого века» ивритской поэзии были и две женщины – Лея Гольдберг и Рахель Блувштейн.

Лея Гольдберг родилась в Кенигсберге в 1911 году. После учебы в Берлинском и Боннском университетах она получила диплом доктора философии, а в 1935 году, после прихода к власти нацистов, эмигрировала в подмандатную Палестину. Здесь она принимала участие в работе основанного Шленским литературного общества «Яхдав». Гглавными темами ее творчества были город, природа и человек, ищущий внимания своих ближних. До конца своих дней Гольдберг преподавала литературоведение в Иерусалимском университете и выступала в качестве литературного консультанта театра «Габима».

Рахель Блувштейн осела в Палестине в 1919-м, поселившись в кибуце Дегания, и стала писать стихи на иврите. Ощущая связь с библейской Рахелью, она подписывала свои произведения ее именем, войдя под ним в историю ивритской литературы. В 1931 году эта даровитая поэтесса умерла от туберкулеза, однако успела внести важный вклад в становление израильской лирики.

Всю жизнь я изменчива очень,
И в самый весенний расцвет
Вдруг чувства, как листья под осень,
Сорвались, несутся и – нет.
Тобой лишь всегда дорожила,
Земля, моя мать, лишь тебя
И в годы печали унылой,
И в день утешенья любя.
Как в детстве лучистом, далёком,
Верна тебе вечно, опять
Приду свою бледную щёку
К твоей загорелой прижать.

Как можно заметить, отцы и матери ивритской поэзии не являлись уроженцами Палестины, а иврит не был для них родным языком. Но, начиная с середины 50-х годов, на израильском поэтическом Олимпе начинают преобладать уроженцы Израиля, объединенные вокруг литературного клуба «Накануне» – «Ликрат». Их творчество было ознаменовано деидеологизацией и связано с окончательным освобождением от «галутного» культурного наследия. В то же время, в творчестве новых израильских поэтов было заметно влияние англоязычной литературы, культурная гегемония которой была очевидной в независимом израильском государстве.     

Эта переориентация связана с именем Иегуды Амихая. Еще ребенком он был привезен в Палестину из Германии, а после Второй мировой войны учился в Иерусалимском университете, где изучал литературу и библеистику. Его первая книга стихов была опубликована в 1955 году, а уже через десять лет о нем восторженно отзывался английский поэт Тед Хьюз. И принято считать, что в произведениях Амихая впервые прослеживается решительный разрыв с русской поэтической традицией.

В этом году я уезжал из Иерусалима,
чтобы издали увидеть его спокойным.
Ребенок успокаивается, когда его покачают,
город – когда его покинешь.
Жил в чужой стране, тосковал, играл в шашки

Той же линии придерживался известный поэт Натан Зах. Он опубликовал свой первый сборник одновременно с Иегудой Амихаем, в 1955 году – а вскоре напечатал поэтический памфлет против отцов-основателей ивритской поэзии. Выступая за свободную рифму, он критиковал своих предшественников за излишнюю симметрию и пафос.

Рисовальщик рисует писатель пишет ваятель ваяет
а поэт не поет.
Он гора при дороге
или куст или запах
что-то что обязательно исчезает
чего уже нет
то что было
а вновь не бывает – как осень
жара или стужа снег или смех
сердце когда оно любит
или вода что-то большое непостижимое
подобное ветру песне паруснику что уплывает
что-то что оставляет
что-то

Авангардистские произведения еще одного «младопоэта» Давида Авидана долгое время не принимались критикой и читателями. Его первая книга «Краны с отрубленными кубами» («Бразим аруфей сфатаим») получила многочисленные негативные отклики, а в 1995 году поэт покончил жизнь самоубийством из-за нищеты и безработицы – успев незадолго до смерти написать оду в честь бомбежек Ирака. Это благоприятно отразилось на продаваемость его книг и сегодня произведения Авидана входят в канон израильской литературы.  «Весь этот мир хочет съесть Америку, – объявил во всеуслышание поэт, –  ибо Америка кормит весь мир».  Благодаря этому критик журнала «Лехаим» Дмитрий Прокофьев назвать Авидана «единственным действительно еврейским поэтом после Ури-Цви Гринберга». 

Я не ношу часов из-за того,
что суставы моей левой руки, обраслетенной часами, напоминают мне
собаку в ошейнике. Гораздо проще спросить который час,
и это достаточно хороший повод для определенных межчеловеческих контактов
в этом мире, чужом и угрожающем

Сегодня израильская поэзия представлена большим количеством авторов, чьи произведения читают преимущественно в самом Израиле. Среди них можно упомянуть имена Меира Визельтра, Яира Гороловица, Ашера Райха, Рони Сомека, Йону Волаха и многих других. В отличие от идеологически ангажированных произведений прошлых лет в творчестве современных израильских стихотворцев преобладают индивидуалистические мотивы. Предпочтение отдается короткому нерифмованному стиху, в разговорном стиле и с вольным ритмом. В этом плане израильская поэзия развивается в духе общемировых тенденций – ведь литература и поэзия везде одинаково закончились твиттером и рэпом.

Артем Кирпиченок

Читайте по теме:

Илья Деревянко. Израиль: в тупике сегрегации

Андрей Манчук. Социальная лирика крымско-татарского народа

Артем КирпиченокДве войны. Украина и Израиль

Наом ШиафПлоды правой политики

Ноам ХомскийИзраиль. Предупреждение о цунами

Михаил Урицкий«Норма» насилия

Крис ХеджесВсе мы будем на месте жителей Газы

Артем КирпиченокПутешествие в кибуц

Константин Бенюмов«Флотилия бросает вызов блокаде»

Артем КирпиченокМаджал-Аскалон. Забытая история

Євген Жутовський. «Медицинские туристы»


Підтримка
  • BTC: bc1qu5fqdlu8zdxwwm3vpg35wqgw28wlqpl2ltcvnh
  • BCH: qp87gcztla4lpzq6p2nlxhu56wwgjsyl3y7euzzjvf
  • BTG: btg1qgeq82g7efnmawckajx7xr5wgdmnagn3j4gjv7x
  • ETH: 0xe51FF8F0D4d23022AE8e888b8d9B1213846ecaC0
  • LTC: ltc1q3vrqe8tyzcckgc2hwuq43f29488vngvrejq4dq

2011-2020 © - ЛІВА інтернет-журнал