Был ли Энгельс капиталистом?

«Вот увидишь, неучи будут говорить: чего хочет этот Энгельс, сам он сидит в Манчестере и эксплуатирует рабочих. Хотя мне на это наплевать, но так безусловно будет».

Письмо К. Марксу от 13.II.1865 г.

Происхождение Энгельса из богатой семьи потомственного фабриканта – общеизвестный факт. Настолько известный, что к нему весьма легко пристёгиваются рассказы и легенды про «владельца фабрики Фридриха Энгельса», которые относят его к числу эксплуататоров. 

«Энгельс владел текстильной фабрикой, следовательно, он капиталист, а если капиталист, то безжалостно эксплуатирует пролетариев», – просвещает читателей Николай Андреев, известный как автор житий Горбачёва и Сахарова, лауреат премий и далеко не самый невежественный журналист.

«Нет никаких свидетельств, что он как-то пытался улучшить их быт, построил, допустим, больницу или школу... Как практик он не следует своей теории. Что ему мешало отдать рабочим свою фабрику во владение? Раздать акции рабочим?».

Это весьма распространённый упрек. Тристрам Хант, автор книги с характерным названием "Коммунист в сюртуке" (2009), также именует Энгельса «владельцем фабрики» (mill-owning) и даже «текстильным магнатом», и, по словам рецензента, "усмехается, намекая на лицемерие Энгельса"{1}. Впрочем, даже этот, благорасположенный к персонажу рецензент, повторяет расхожий тезис, что Энгельс "управлял семейной фабрикой".

Попробуем разобраться.

Будни текстильного магната

Должность Фридриха Энгельса в манчестерской фирме «Эрмен и Энгельс» называлась «клерк по переписке и ассистент руководителя».

До 1857 года рабочий день эксплуататора Энгельса составлял 10 часов в сутки, при шестидневной рабочей неделе. Затем удалось добиться его сокращения до 8 часов{2}. Письмо от 11 марта 1857 описывает будни в конторе Эрмена и Энгельса: «я вынужден ежедневно до 8 часов корпеть в конторе... утром быть в конторе самое позднее к 10 часам, следовательно, сообразуясь с этим, также в час ночи ложиться спать; такая досада! Хочу так устроить, чтобы работать с 10 до 5 или 6 часов, а затем уходить, – и пусть все идет к черту».

Хорош «капиталист», коему приходится вполне в духе эпохи выбивать право на 8-часовый рабочий день.

Учитывая, что в эти годы Энгельс изучает русский, а также другие славянские языки и литературу, пишет статьи для «Новой американской энциклопедии», международные обзоры для «Нью-Йорк Дейли Трибун» и других изданий, помогает издавать журнал английских чартистов, его настойчивое стремление уменьшить рабочий день продиктовано отнюдь не ленью.

С июля 1851 жалование клерка и ассистента составляет 200 фунтов в год, причём строгий отец, требуя, чтобы наследник жил по средствам, угрожает уменьшить его до 150.

Как пишет автор книги «Викторианский Лондон» Л. Пикард, разнорабочий в те же годы зарабатывал 1 фунт в неделю, квалифицированный рабочий или водитель омнибуса – около 2 фунтов в неделю, а в целом около 100 в год.

2 фунта стерлингов за статью в 1853 году получал лондонский корреспондент «Нью-Йорк Дейли Трибун» Карл Маркс. Впрочем, эти гонорары были не очень регулярными (редактор мог и зарезать статью), так что за год он зарабатывал меньше Энгельса.

Перепись 1861 года показывает следующий уровень доходов в викторианском обществе: пробиться в средний класс означало заработать больше налогооблагаемого порога в 100 фунтов.

Зарплаты пасторов, армейских офицеров, врачей, государственных служащих и адвокатов составляли от 250 до 350 фунтов. «Высший средний класс» получал годовой доход в размере от 1000 до 5000 фунтов стерлингов{3}.

Немецкий биограф Энгельса профессор Генрих Гемков подсчитал, что в 1856-59 гг., когда к жалованию добавилась доля от прибыли, он зарабатывал 500-1000 фунтов в год.

Это немало, но для сравнения товарищ Энгельса по «Рейнской газете», немецкий эмигрант Эрнст Дронке, в 1860 г. работавший в Ливерпуле агентом франко-испанской компании медных рудников, также получал от 500 до 1 000 фунтов, вовсе не будучи старшим сыном и наследником владельца. То есть перед нами обычный для тех лет заработок старшего менеджера.

Конечно, в тогдашней Англии даже квалифицированные рабочие, оплачиваемые относительно неплохо, составляли меньшинство населения. Большая часть подданных «Владычицы морей» жила в ужасающей нищете, наглядно описанной Чарльзом Диккенсом и другими британскими классиками.

На этом фоне Энгельс, несомненно, был богачом и мог помогать не только семье Марксов, но и другим эмигрантам с материка, состоя членом Общества поддержки нуждающихся иностранцев, Комитета помощи немецким беженцам, Общества просвещения рабочих и Шиллеровского общества Манчестера, бывшего культурным центром немецкой диаспоры.

В 1860 году умирает Фридрих Энгельс-старший, и сын наследует его долю. Казалось бы, уж теперь он полноценный фабрикант, во власти которого отдать фабрику рабочим, строить больницы и школы? Не тут-то было.

Во-первых, тогдашнее британское законодательство о наследстве было весьма специфичным, и Энгельс-младший стал полноценным совладельцем фирмы лишь к 1864 году. А пока не были улажены все формальности, ушлый Готфрид Эрмен предлагает наследнику компаньона оставаться на правах служащего, получающего процент с прибыли.

Эрмен «остаётся единственным хозяином предприятия» – подчёркивает Фридрих в письме от 7 мая 1860 года. Последующие письма ясно показывают положение «фабриканта» Энгельса на фирме: он не может не только взять деньги из кассы без согласия Эрмена, который «может мне отказать, и, по всей вероятности, откажет» (26 января 1863), но и даже уехать с работы, не отпросившись (30 июля 1862).

В апреле 1860 ему приходится письменно извиняться перед Эрменом за унесённую из конторы в обеденный перерыв книгу калькуляций стоимости.

В 1863 году Энгельс жалуется, что как человек «без солидного положения» он не может рассчитывать на ссуду в ссудном обществе. Действительно, почему же он не отдал фабрику во владение рабочим и не построил больницу и школу? Потому, просвещает нашу непонятливость Н. Андреев, что капиталист Энгельс беспощаден!

Наступает год 1864, когда Энгельс-младший становится, наконец, компаньоном фирмы. Но младшим компаньоном – даже с учётом отцовского наследства, его доля составляет лишь 20%.

Большую часть капитала (и принятие решений, соответственно) контролируют Готфрид и Антон Эрмены. Кроме увеличения доли в прибыли, повышение до компаньона принесло Энгельсу право подписывать чеки и сокращение рабочего дня до шести часов, однако его финансовые полномочия всё ещё ограничены: «Если я приду к соглашению с Готфридом Эрменом, то смогу сейчас же снова превратить кое-что в наличные, но все зависит от этого».

Стоит упомянуть, что от Энгельса-старшего осталась ещё фабрика в Германии, в Энгельскирхене. Однако трое младших сыновей уломали живущего в Англии Фридриха отказаться от прав на неё в обмен на инвестицию в манчестерскую фирму.

Старший брат считал выгоду данной сделки весьма сомнительной, но согласился, дабы не огорчать престарелую мать семейными ссорами из-за наследства. Так что к капиталисту-Энгельсу предприятие в Энгельскирхене отношения не имеет, и нас в рамках данной темы не интересует.

За фирму в Манчестере Фридрих также не держался: по собственному признанию – «стараюсь сделать контракт возможно более обременительным для Готфрида, чтобы в нужный момент он с радостью отпустил меня» (по английским законам, компаньон не мог выйти из фирмы до истечения срока контракта без согласия остальных соучредителей).

Нужный момент наступил уже в 1869 году: Готфрид Эрмен выкупил долю беспокойного компаньона, напоследок получив письменное обещание не открывать конкурирующую фирму, и право оставить за собой заслуживший уважение бренд «Эрмен и Энгельс».

Таким образом, за 74 года жизни Энгельса и за 20 лет его работы в конторе «Эрмен и Энгельс» наберётся лишь около пяти лет, с 1864 по 1869, когда его можно, не погрешив против истины, записать в капиталисты.

Впрочем, в деле борьбы против социализма хороши любые обвинения. И даже безработный на тот момент эмигрант Карл Маркс, как явствует из его письма от 31 марта 1851, подвергался обвинениям в эксплуатации рабочих.

Чем же Энгельс занимался на фирме?

В подтверждение мифа «Энгельс безжалостно эксплуатирует пролетариев» Николай Андреев, как истинно добросовестный исследователь, ссылается на художественный сериал «Карл Маркс. Молодые годы», в котором Энгельс проводит Марксу экскурсию по «своей» фабрике.

Проблема такой картинки не только в том, что фабрика не очень-то его, но и в том, что все сохранившиеся источники свидетельствуют: в фирме Энгельс занимался не управлением фабрикой, а торговлей в конторе и на складе.

Они располагаются в разных районах Манчестера: контора и склад – в деловом центре города, по улице Саузгейт, а фабрика – в рабочих кварталах, на Уэст-лейн.

Говоря напрямую, первой обязанностью Фридриха было мешать английским партнёрам воровать – именно поэтому братьев Эрмен так нервировало его присутствие и особенно интерес к бухгалтерским книгам.

Антон Эрмен в это время выполняет такую же почётную функцию при немецкой фабрике Энгельса-старшего. Похоже, данная работа была весьма необходимой, иначе вряд ли фабриканты выкидывали бы на ветер двести фунтов в год.

 В 1850-е гг. в обязанности Энгельса входило: проверять счета и бухгалтерские книги, составлять еженедельный отчёт для отца, затем – вести переговоры и переписку с контрагентами, закупать сырьё, следить за ситуацией на мировом рынке, изучая биржевые и торговые сводки.

Когда уезжает в командировку приказчик Чарльз Рёзген или ещё кто-то из сотрудников конторы - его обязанности ложатся на плечи «фабриканта» Энгельса. Однако ни он, и никто другой из сотрудников конторы не обладал правом подписи на финансовых документах – 25 ноября 1850 Фридрих пишет, что не может выписать чек даже на два фунта и вынужден дожидаться возвращения уехавшего на несколько дней Готфрида Эрмена.

Ещё в 1851 году, при очередном разделе обязанностей в фирме, из которой ушёл один из совладельцев Петер Эрмен, Энгельс-отец предлагал, чтобы Готфрид Эрмен управлял манчестерской фабрикой, а Энгельс-сын – торговой конторой. Хотя ненавидевший «собачью коммерцию» молодой Фридрих всячески отбрыкивался от такой перспективы, из последующих писем видно, что впоследствии направления работы распределились именно так.

Авторы новейшего исследования подтверждают эти выводы: «Энгельс был торговцем и шпионом [intelligencer – в этот термин авторы вмещают как присмотр за финансовой добросовестностью Эрменов, так и снабжение Энгельса-старшего финансовой информацией с мировых рынков, которая на Манчестерской бирже была гораздо доступнее, нежели в прусской провинции]. Основной обязанностью Фридриха было поддерживать связь с покупателями и поставщиками, он имел детальное представление о продуктах и наблюдал за движением товаров и заказов»{4}.

«Маркс почти всегда спрашивал Энгельса о финансовой практике, и редко о условиях труда. Это неудивительно, учитывая объем обязанностей Энгельса в «Эрмен и Энгельс». Есть только одно письмо, в котором Маркс спрашивал Энгельса о рабочих фирмы «Эрмен и Энгельс». Энгельс не дал письменного ответа. ...Нет и никаких доказательств того, что Энгельс позволил Марксу посетить фабрику или торговый офис в Манчестере» [там же]. 

Согласно контракту 1862 года, Энгельс числится всё тем же «клерком-корреспондентом», в его обязанности входит «отдавать фирме всё своё свободное время и внимание, пунктуально выполнять все указания Г. Эрмена, вести бухгалтерскую приходно-расходную отчётность и баланс, учитывать заключаемые сделки и вести деловые переговоры».

В 1864 году, когда Энгельс стал формальным совладельцем, к этим обязанностям добавилось управление конторой{5}, а в 1865 – обучение новых сотрудников. При этом цены на продаваемую продукцию устанавливают по-прежнему Эрмены.

Он неплохо разбирается в устройстве и работе прядильных машин, как свидетельствует подробная консультация в письме брату – Эмилю Энгельсу. Но на просьбу прислать образец для немецкой фабрики в Энгельскирхене отвечает: «получить отсюда машину вы можете, только обратившись к Готфриду Эрмену».

По всему явствует, что к управлению манчестерской фабрикой младшего Энгельса никто не подпускал, и «выжимать соки из трудящихся», равно как и улучшать их положение, он не мог бы при всём желании.

Справедливости ради стоит признать: документ, в котором Энгельс именуется фабрикантом, действительно существует, и более того – принадлежит перу самого Энгельса.

«В особенности гнусно оставаться не только буржуа, но даже фабрикантом, то есть буржуа, активно выступающим против пролетариата. Несколько дней, проведенных на фабрике моего старика, снова воочию показали мне... всю эту мерзость, которую я раньше не так сильно чувствовал».

Однако эти горячие покаянные строки написаны не респектабельным компаньоном «Эрмен и Энгельс», а 25-летним молодым человеком в 1845 году, всё фабрикантство которого заключалось в том, что «уступая настояниям моего зятя и видя огорченные лица обоих стариков, я опять попытался взяться за коммерцию и... [нечитаемо] дней немного поработал в конторе. Но мне это опротивело раньше, чем я начал работать, торговля – гнусность».

Вместо работы на благо семейного бизнеса молодой Фридрих публикует «Положение рабочего класса в Англии» и толкает зажигательные речи о будущем бесклассовом обществе, после которых обер-бургомистр письменно грозит ему арестом и судом, если подобное повторится.

Таким образом, план «написать что-нибудь предосудительное с полицейской точки зрения, чтобы иметь благовидный предлог перебраться за границу» вполне сработал. Лишь в 1850-м году, с четвёртой попытки родителям всё же удалось впрячь молодого бунтаря в семейный бизнес.

В оправдание оппонентов стоит упомянуть: во многих канонических изданиях эти сведения отсутствуют. Профессор Густав Майер, создатель считающейся до сих пор наиболее значимой биографии Энгельса, в 30-х гг. оговаривал, что информации о том, чем именно занимался Энгельс на фирме, он нашёл очень мало.

50 томов сочинений, включая значительную часть переписки и документов, были опубликованы на русском в 1970-е годы, а на английском лишь к 2004 г. Выпуск полного, 100-томного, собрания всех сохранившихся текстов и бумаг Маркса и Энгельса (MEGA), начатый ещё в ГДР, завершается лишь сейчас.

Эксплуататор и его жертвы

То ли присутствие самого Энгельса влияло на манчестерскую буржуазию разлагающе, то ли образованные круги естественным путём дозревали до сочувствия рабочим и понимания необходимости перемен – однако феномен «капиталиста-революционера Энгельса вовсе не был исключением в своём кругу, хотя он и был наиболее яркой фигурой.

При желании Фридрих Фридрихович вполне мог бы собрать из них партийную первичку: Чарльз Рёзген, старший приказчик конторы «Эрмен и Энгельс», во время своих командировок на материк выполняет некоторые деликатные поручения младшего компаньона, отнюдь не связанные с торговлей пряжей, и сам Маркс из Лондона, присылая в Манчестер новые издания своих работ, специально добавляет экземпляр «для Чарльза».

Бывший манчестерский фабрикант, затем адвокат Сэмюэл Мур стал переводчиком Капитала на английский язык. Лондонский купец Эмиль Бланк, шурин Энгельса, характеризуется им как «добрый малый, коммунист по убеждениям, буржуа по интересам».

Впрочем, его круг общения отнюдь не ограничивался «чистой публикой». В рассказы про беспощадного эксплуататора Энгельса никак не вписывается и тот факт, что эксплуатируемые принимали его в свой круг.

В век классовых барьеров и национальных предрассудков он был своим не только для немецких рабочих мигрантов из «Союза справедливых», но и для английских чартистов Джеймса Лича и Джулиана Гарни, и для их противников – ирландских мигрантов, права которых Энгельсу приходится защищать даже в Совете Интернационала, преодолевая национальные предрассудки англичан.

В «Доме науки», известном также как Социалистический холл Манчестера, он слушает, «как самые простые рабочие с полным пониманием выступают на политические, религиозные и социальные темы». По версии некоторых исследователей, именно здесь Фридрих познакомился со своей будущей спутницей жизни, фабричной работницей Мэри Бёрнс.

Кстати, прочно укоренившееся как в биографиях, так и в художественных произведениях представление, что она работала на фабрике Эрмена и Энгельса, где и встретилась с молодым сыном хозяина, является ещё одним «общеизвестным фактом», не имеющим подтверждения в источниках.

Собирая материал для «Положения рабочего класса в Англии», Фридрих проходит по трущобам, появляться в которых для любого другого состоятельного иностранца было бы рискованно.

Манчестерские краеведы Эдмунд и Рут Фроу отмечают, что Энгельс описывает район трущоб «Маленькая Ирландия» с такими яркими подробностями, что он, должно быть, знал его.

«Факты и идеи, которые можно проследить в каждой главе его книги, всегда были связаны с тем, что он видел собственными глазами», – признаёт оксфордский историк викторианства, барон Эйза Бриггс{6}.

«Задолго до того, как Раскин заявил, что нужно читать здание, Энгельс продемонстрировал, что нужно читать город – что город действительно можно прочитать», – пишет профессор Стивен Маркус в монографии «Энгельс, Манчестер и рабочий класс».

Наконец, нельзя не отметить: в риторических возгласах «почему капиталист Энгельс не отдал фабрику рабочим» буржуазные апологеты откровенно лукавят, забывая, что капиталисты, решившие отдать деньги и средства производства рабочим, были известны ещё до Энгельса.

Наиболее известен из них Роберт Оуэн, фабрика которого располагалась как раз в Манчестере. Престарелый Оуэн был ещё жив, когда манчестерский «Дом науки», созданный его движением для просвещения рабочих, пришлось продать.

Маркс и Энгельс в своих работах подробно анализируют, почему эти эксперименты неминуемо заканчивались неудачей, и почему без демонтажа системы, заточенной на дальнейшее обогащение богатых и обнищание бедных, план «раздать деньги/акции/управление фабрикой рабочим» помогает лишь на очень короткое время.

Именно поэтому благостные речи Вейтлинга и других утопистов вызывали у Маркса и Энгельса только насмешки. Наши сограждане, заставшие приватизацию 90-х, с её ваучерами и приватизационными сертификатами, могут добавить к этой старой, но актуальной дискуссии немало своих подробностей.

Григорий Глоба