Шарпевиль-2?

Тридцать четыре южноафриканских шахтера были убиты и еще около восьмидесяти получили ранения различной степени тяжести, после того как 16 августа полиция открыла огонь по участникам забастовки на платиновых шахатах принадлежащих компании «Лонмин» в Марикане, шахтерском городке Северо-западной провинции ЮАР. Общее же число погибших за неделю так называемой «дикой забастовки» (то есть, забастовки, объявленной без санкции официального профсоюза, что позволяет властям рассматривать ее как незаконную) уже приближается к полусотне. Забастовка продолжается – несмотря на предъявленный руководством компании ультиматум бастующим горнякам, с требованием до 20 августа вернуться к рабочим местам под угрозой увольнения. Помимо ультиматума работодатели принесли соболезнования семьям погибших, пообещав взять на себя все расходы по захоронению их тел и даже оплатить образование детям. Однако, на решимость рабочих продолжать забастовку это не повлияло – и, следовательно, подводить итоги еще слишком рано.

Впрочем, кое о чем можно сказать уже сейчас. Первое, что сразу же обращает на себя внимание – слишком уж явные паралели с расстрелами рабочих демонстраций эпохи апартхейда. Для многочисленных отечественных сетевых троллей, кухонных расистов и прочих пикейных жилетов этот случай, наверное, мог бы послужить прекрасным поводом чтоб в очередной раз порассуждать о преимуществах колониализма и апартхейда, которые для Африки, разумеется, были раем небесным – до тех пор тупые негры не прогнали себе на беду доброго белого брата с воспитательно-мотивационным кнутом. А вслед за авангадом расистов тут же подтянулась бы и «тяжелая артиллерия» конспирологов, объяснивших нам кому это все выгодно, кем заказано и в какой валюте оплачено. Если бы наши средства массовой информации публиковали какие-то иные материалы о Южной Африке – помимо фотографий президента Джейкоба Зумы в традиционном зулусском наряде на празднике и сообщений о его эпатажных заявлениях, – все было бы истолкованно именно таким образом. Но об южноафриканских событиях писали бы более подробно, если количество жертв уже перевалило бы, скажем, за тысячу человек.  А так – для новостей из Африки как-то и не смешно, и, в то же время, еще пока не очень страшно. Поэтому, можно ограничиться лишь скупыми четырьмя строчками в ленте новостей, из которых мало что понятно и на которые вообще вряд ли кто обратил серьезное внимание.

Между тем, трагедия в Марикане – событие весьма знаковое и слишком важное чтобы оставить его незамеченным. Для поколения современных южноафриканцев оно может стать примерно тем же, чем знаменитый шарпевильский расстрел стал для поколения их дедов. Да и для нас эта история по-своему поучительна.

В самой Южной Африке также сравнивают нынешнюю ситуацию со временами апартхейда. «Добрый вечер, Южная Африка, переведите, пожалуйста, стрелки ваших часов на тридцть лет назад...», – такими словами начинает выпуск новостей телеведущая на свежей карикатуре культового художника-карикатуриста Запиро. Южноафриканское общество пребывает в шоке и растерянности. Дело не только в количестве погибших – в конце концов, столько же людей, наверное, погибает здесь каждую неделю от рук гопников-цоци. Обескураживает сам факт того, что теперь в этой стране, как и во времена апартхейда, – уже порядком подзабытые и обросшие толстым слоем исторических мифов и легенд, – полиция снова расстреливает протестующих рабочих. Но, вспоминая апартхейд граждане, в том числе, кстати, и многие белые, вовсе не ностальгируют по славным денькам безвовзвратно ушедшего золотого века, – как бы многим того не хотелось. А, напротив, задумываются над вопросом, почему апартхейд все еще не до конца демонтирован.

Впрочем, будем объективными. Ставить на одну доску «Шарпевиль» и нынешний расстрел в Марикане все же не корректно. Дело, разумеется, не в двукратной разнице погибших и раненых – а в том, что 21 марта 1960 года полиция открыла огонь по безоружной демонстрации, продолжая стрелять при этом в спины убегавшим. В то время как 16 августа 2012 она вынуждена была защищаться от разъяренной толпы шахтеров, вооруженных дубинками, мачете и даже, как говорят, огнестрельным оружием. Да и полиция теперь все же другая. Что бы мне ни говорили о классовой солидарности и о полиции как инструменте насилия на службе у буржуазного государства, я вряд ли соглашусь с тем, что конкретным полицейским, которым выпало несчастье оказаться у шахт компании «Лонмин» при выполнении служебных обязанностей и у которых точно так же как и у бастующих шахтеров есть свои семьи и дети, оставалось что-то иное, кроме как защищать себя от расправы, вероятность которой можно было с точностью предугадать не только по действиям толпы за минуту до первых выстрелов, но и по итогам нескольких предыдущих дней забастовки – когда четверо полицейских были убиты в ходе массовых беспорядков, связанных с соперничеством активистов двух конкурирующих профсоюзов. Впрочем, точно так же беспрецедентную агрессию со стороны полиции в ходе расстрела демонстрантов в Шарпевиле можно связать с предшествовавшими ему событиями в городке Като Манор, где за два месяца до того демонстрации черных африканцев переросли в погромы полицейских участков, жертвами которых тогда стали девять стражей порядка (в том числе, пятеро черных).

Что же, сходства, безусловно, есть. Но все же не стоит их преувеличивать. На самом деле, апартхейд здесь по большому счету вообще ни при чем – если конечно не расширять границы значения этого понятия до полного размывания изначального вложенного в него смысла. С момента упразднения в ЮАР режима расовой дискриминации минуло уже без малого два десятка лет, и ссылаться по каждому поводу на апартхейд можно лишь в демагогических целях – подобно тому, как политическую и экономическую пассивность в России многие пытаются объяснить тем, что «при совке людей отучили думать и активно действовать».

Что действительно может объединить расстрелы в Шарпевиле и Марикане, так это характер исторических последствий. «Водораздел в истории Южной Африки» – такую роль пророчил в свое время шарпевильскому расстрелу преподобный Амброз Ривз, служивший епископом Йоханнесбурга в период с 1949 по 1961 год и депортированный властями ЮАР в ответ на критику расистского режима и осуждение совершенных им преступлений. Марикана также может стать своеобразным «водоразделом» в истории постапартхейдной ЮАР – определенным рубежом, символизировавшим окончание этапа романтического умеренно-революционного популизма. Неолиберальный дрейф политики Африканского национального конгресса, пытавшегося примирить белую экономическую элиту с интересами черного большинства, сделал его заложником собственной революционной риторики. Не то чтобы его курс закончился полным провалом – за эти годы, безусловно, удалось достичь каких-то позитивных изменений, – но это явно не то, чего ожидал от АНК его главный избиратель. Да, черное население получило доступ к современному образованию, качественной медицине, в его среде выделился слой людей с соответствующей культурой среднего класса. Но, в то же время, в обществе остается нерешенным целый массив социальных проблем, по-прежнему упирающихся в колоссальный уровень социального расслоения, разрыв между богатыми и бедными, масштабы которого в последние годы не уменьшаются, а, скорее, наоборот, растут.

Эффективность политики позитивной дискрминации, проводимой АНК, как выяснилось, весьма ограничена в этом смысле. Предоставляя лучшие шансы на трудоустройство чернокожим соискателям, она скорее бьет по белой интеллигенции и среднему классу, не затрагивая интересов элит, и приводит лишь к оттоку из страны белых специалистов – либо же настраивает их против левых, каковыми в стране по-прежнему считаются АНК и Южноафриканская Коммунистическая Партия, также ставшая на путь умеренного реформизма. На нынешнего президента Джейкоба Зуму в свое время возлагались большие надежды. Считалось, что он мог бы стать своего рода «африканским Уго Чавесом» – однако, эти надежды, видимо, оказались напрасными. Зума не справился с этой задачей, вдобавок став героем сексуальных и коррупционных скандалов, отнюдь не прибавивших ему популярности.        

В условиях разочарования политикой АНК растет популярность оппозиционных партий и движений. И если социальная база Демократического Альянса во главе с Хелен Зилле пополняется в основном за счет представителей того самого среднего класса, и уже не воспринимается как «партия белых либералов», то лидерами социальных низов становятся всевозможные популистские лидеры, вроде Джулиуса Малемы, недавно изгнанного из Молодежной лиги АНК за радикализм – после того как он прославился демонстративным исполнением старой партизанской песенки времен борьбы с апартхейдом – «Убей бура». Когда-то именно активная поддержка популярного среди черной молодежи Малемы помогла Зуме выиграть внутрипартийные праймериз. Теперь же он требует от Зумы немедленно уйти в отставку, а на встречах с восставшими шахтерами призывает отвечать на вопрос, «кто ваш президент?» словами: «у нас нет президента!». Кроме того Малема обвиняет прогосударственный профсоюз шахтеров в продажности и близости к оторвавшемуся от народа АНК.

Кризис профсоюзного движения ЮАР, долгое время считавшегося образцовым не только для африканских, но и для многих европейских стран, также сыграл свою роль в печальных событиях минувшей недели. Национальный союз шахтеров (NUM) является одним из старейших в стране, входит в Конфедерацию южноафриканских профсоюзов (COSATU) и традиционно позиционирует себя как «левый» – о чем говорит преобладание красного цвета на его эмблеме. Однако поддержка ЮАКП и близость к АНК в новых условиях уже не является столь очевидным плюсом. В противоположность NUM в 2001 году был создан альтернативный профсоюз – Ассоциация союзов шахтеров и строителей (AMCU), провозгласивший себя «некоммунистическим» и, вообще, аполитичным. Лидеры AMCU выбрали своим цветом зеленый, символизирующий по их мнению жизнь, а целями – исключительно борьбу за непосредственные интересы рабочих. За прошедшее десятилетие мятежный профсоюз переманил на свою сторону многих вчерашних сторонников NUM, вследствие чего последний утратил роль доминирующего. Весь последний год прошел под знаком соперничества двух профсоюзов. Пока же они воевали друг с другом за электорат, 3000 шахтеров компании «Лонмин» самостоятельно объявили забастовку, блокировав вход на шахту. Выступив с требованием повышения зарплаты с 400 до 1000 – 1200 рандов (с 500 до 1000 – 1500 долларов), шахтеры отказались от сотрудничества с любого вида лидерами – как профсоюзными, так и политическими, заявив, что будут вести переговоры только напрямую с менеджерами «Лонмин». Между тем, профсоюзные активисты продолжили борьбу за право возглавить забастовку – и первые ее жертвы как раз были связаны с их внутренним противостоянием, в которое уже потом вмешалась полиция.

Что касается позиции компании «Лонмин» – которая, кстати является одним из мировых лидеров по добыче платины» – то ее руководство отказалось выполнить требования рабочих. От полиции, в свою очередь, требовалось восстановить контроль над территорией и разблокировать вход на шахту. Когда же, вооружившись водометами, слезоточивым газом и колючей проволокой, она приступила к выполнению возложенного на нее задания, произошла попытка атаки со стороны шахтеров.

Конечно, можно сколь угодно долго упрекать полицейских в жестокости, и указывать на жадность и цинизм топ-менеджеров платиновой компании, но, в то же время, следует отметить, что если бы профсоюзные лидеры – которые, кстати, до сих пор спорят между собой о том, кто же из них больше виноват, – сумели договориться и организованно провести забастовку, такой бы ситуации не возникло. Профсоюзный же кризис, как видно, напрямую связан с кризисом политическим, перед лицом которого оказался в свой юбилейный год АНК. По случаю трагедии в Марикане Джейкоб Зума спешно покинул саммит Содружества по развитию стран юга Африки (САДК) проходящий в Мапуту, выразил сожаление по поводу погибших, объявил день траура и учредил комиссию по расследованию причин трагедии. Однако эта комиссия вряд ли сможет сделать что-то иное кроме попыток найти и/или назначить главного стрелочника. События в Марикане стали следствием глубокого социального кризиса, долгое время скрывавшегося за красивыми фасадами достижений демократической ЮАР и громкими проектами типа чемпионата мира по футболу или  «сотрудничества в рамках стран БРИКС». Сочетать неолиберальные рецепты в экономике со статусом народной революционно-демокартической партии весьма сложно – а в такой стране как ЮАР это можно делать лишь определенное время, которое, похоже, уже вышло. Для АНК наступает своеобразный момент истины, теперь, как гласит наша знаменитая поговорка, придется либо одеть трусы, либо снять крестик.

«Наши люди мертвы. Мы все в негодовании. Если мы сейчас вернемся на работу, это будет означать, что они погибли просто так, ни за что», – цитирует бастующего бригадира шахты «Лонмин» журнал «Jeune Afrique». Очень скоро в таком же духе может заговорить вся страна. У АНК остается очень мало времени и весьма ограниченное пространство для маневра.

Александр Панов