Место для дискуссий

По государственному телевидению Танзании регулярно транслируют заседания национального парламента. Это в России парламент – «не место для дискуссий». Здесь же политические дебаты в прямом эфире по популярности вполне могут соперничать с европейским футболом. Телевизоры дома есть далеко не у всех, поэтому установленные в общественных местах экраны собирают вокруг себя весьма приличную аудиторию.

Интерес танзанийцев к политике обусловлен, главным образом, вполне конкретной и насущной для всех проблемой. В стране бушует энергетический кризис. Главная гидроэлектростанция уже второй месяц работает в половину мощности из-за снижения уровня воды в реках. Свет отключают ежедневно на 8-16 часов – а бывает, что и на дольше. Танзанийская экономика терпит огромные убытки – вынужденные работать на генераторах предприятия повышают цены на продукцию, и многие из них уже фактически обанкротились. По статистике почти девять из десяти танзанийцев живут на сумму, меньшую чем 1.25 доллара в день. Понятно, что при таких условиях далнейший рост цен на продовольствие чреват началом голода. И если бы не традиционно миролюбивый характер танзанийцев, можно было бы с достаточно большой долей уверенности предсказывать грядущие социальные потрясения.

Однако пока люди лишь внимательно следят за пассионарными выступлениями парламентариев. И ждут, что правительство сотворит чудо, выкинув из какого-то тайного рукава заранее припасенного для такого случая джокера. Правительство между тем уже объявило, что для модернизации системы электроснабжения  требуется 850 миллионов долларов. Но не совсем понятно, где взять такие деньги в стране, общий бюджет которой составляет порядка 4 миллиардов долларов в год.

Правящая Партия революции (Chama cha Mapinduzi) была основана еще Джулиусом Ньерере – первым президентом Танзании и одним из самых прогрессивных политических лидеров постколониальной Африки. Однако Mwalimu («Учителя»), как здесь до сих уважительно называют отца нации, давно уже нет в живых. Социалистические эксперименты сменились  построением либерально-демократической модели и рыночной экономики, а на смену однопартийной системе пришла эпоха политического плюрализма. На этом революция, собственно говоря, и закончилась. Осталась лишь Партия революции, продолжающая опираться на безусловный авторитет Ньерере и использовать «бренд» героев национально-освободительной борьбы. Все большее количество людей в городах становится на сторону оппозиции – хотя мало кто может что-то толком сказать об ее политической программе. Просто люди надеются, что в случае победы новая партия принесет стране долгожданные перемены. Впрочем теперь даже вера в оппозицию постепенно угасает.

- У нас такой парламент... Они озабочены только тем, как набить свои карманы, о людях вообще не думают!

Мы с Мохаммедом сидим в одном из отелей Дар-эс-Салама, где только что дали свет, и наблюдаем за парламентскими дебатами по телевизору. В центре дискуссии, конечно же, проблема с электроснабжением.

- Да у нас такой же кризис. Можно подумать, ты не знаешь! Так ваших политиков хотя бы по телику показывают на всю страну. У нас же вообще никто не ведает, чем они там занимаются.

Мохаммед, действительно, знает об особенностях российского парламентаризма не понаслышке. Последние тринадцать лет своей жизни этот парень провел во Владивостоке, попав туда в двадцатилетнем возрасте.

– Да, у нас показывают... Правда, они, бывает, такое брякнут, что самим потом стыдно за свои слова.

Тем временем к микрофону подходит колоритная женщина – депутат из Кигомы. Говорит о том, что в ее округе вполне можно было построить дополнительную ГЭС. Озеро Танганьика с вытекающими из нее реками создают достаточные для того условия.

– Она правильно говорит. Да вообще-то, послушаешь их – все правильно говорят, только при этом никто ничего не делает. А если и делает – то лишь в своих интересах. Сдадут, например, землю в аренду американцам, лет на сорок, а денежки – себе.

Тринадцать лет назад Мохаммед в надежде на лучшую жизнь отправился в ЮАР, втайне мечтая о том, чтобы в конце концов добраться до Европы. В один из дней он, оказавшись в порту, тайком залез на борт корабля, стоящего под латвийским флагом, имея при себе лишь семь конфет и бутылку с водой. Просидев неделю в своем тайном убежище, он вылез будучи не в силах больше терпеть жажду и голод.

- Ты кто? – изумились моряки, увидев неожиданного чернокожего гостя на палубе.

- Я – Мохаммед. Хочу есть...

- А как ты сюда попал? Откуда ты вообще?

- Я из Танзании. Залез к вам на рейде в ЮАР.

- А зачем залез?

- В Европу хочу.

- Мы не идем в Европу. Сейчас мы стоим в порту Сингапура. А дальше идем в Калькутту. Ты хочешь в Калькутту?

- Нет, не хочу.

- Ну, мы можем тебя пересадить на другой корабль. Он идет во Владивосток. Это Россия. Хочешь туда?

- Да, с удовольствием.

Так он попал во Владивосток. Когда корабль пришел в порт, команда разлетелась по домам, а само судно продали за долги. Вместе с Мохаммедом. Новый владелец предложил ему работать на корабле, на что тот с радостью согласился. Следущие пять лет своей жизни он служил в корабельной комманде, совершавшей плавания по внутренним водам Приморья. Только на второй год Мохаммед стал выходить на берег. Постепенно выучил русский язык, сослуживцы его прозвали Максимкой, а сам он со временем принял православную веру. После пяти лет работы матросом Мохаммед-Максим решил поменять образ жизни. Работал барменом и официантом в ресторанах, на вечеринках. За годы жизни во Владивостоке он, по-настоящему обрусев, стал любимцем города. Начал подумывать о получении гражданства, однако его главная проблема заключалась в отсутствии каких бы то ни было документов для начала этой процедуры. По этой же причине он испытывал серьезные трудности с трудоустройством. От года к году жить без паспорта становилось все тяжелее. В конце концов, Мохаммед, получив справку в местном отделе ФМС, отправился в Москву, надеясь получить документы, удостоверяющие личность в танзанийском посольстве. Там, однако, его ждало разочарование: за документами пришлось возвращаться на родину.

Тем временем, на парламентскую трибуну выходит депутат от столичного округа Додома с удлиненной формы красной шапочкой-феской на голове.

- Это у него элемент традиционного костюма, что ли? – спрашиваю я.

- Ага... Был у нас тут еще такой мудачок, Мобуту Сесе Секо, может слышал?

- Как же не знать! Конголезский диктатор!

- Во-во... Так вот у него тоже такая шапочка была.

Любимым головным убором Мобуту была шапочка из леопардовой шкуры, но я не хочу возражать Мохаммеду. Он смеется, но у него в глазах какая-то пелена безысходной тоски.

- О чем он говорит-то хоть? – я еще не слишком хорошо знаю суахили, да к тому же хочу просто разговорить собеседника.

- Ну, он жалуется на то, что почему-то Танзания не получила инвестиции из Америки на строительство фабрик для обработки золота и танзанита. Вместо нас эти деньги получили кенийцы.

- Да, странно. В Кении ведь нет танзанита?

- Нет. Они покупают его у нас. И теперь будут обрабатывать. Такие дела...

Я смотрю недоуменными глазами. Если Мохаммед перевел мне речь депутата правильно, то тут, действительно, есть о чем задуматься.

- Понимаешь, Саша, в этой стране много долбоебов...

Он по-заговорщически мне подмигивает и снова смеется. За годы жизни в России Мохаммед очень хорошо выучил русский язык, включая полный набор крепких непарламентских выражений. Кто бы сомневался – на флоте-то!

Он собирался восстановить документы и уже легально вернуться в Россию. Документы, действительно, скоро будут готовы. Но вот где теперь взять денег на самолет, визу, приглашение?

– Нужно на работу устроиться, а работы нет. Вообще никакой. А те у кого есть – ты знаешь, сколько они зарабатывают? Тысяч восемьдесят шиллингов (около 50 долларов – А.П.), даже на еду этого не хватает! Да ну, на хер, зря я вообще приехал сюда, уж лучше нелегалом бы во Владике жил... Ты можешь мне хоть как-то помочь с работой? Я переводчиком мог бы работать...

Недавно в Дар-эс-Саламе проходил финальный матч Кубка Кагаме – футбольного турнира, клубных комманд стран Восточной Африки. В финал вышли две танзанийские комманды – «Симба» и «Янга», старые заклятые соперники. Танзанийское дерби завершилось победой «Янги», но увидеть церемонию нагарждения своих любимцев болельщикам вновь помешало отключение света. В долгожданный момент стадион вдруг остался в полной темноте. Говорят, что накануне правительством страны были выделены средства на генератор, дабы избежать срыва матча, однако вместо этого деньги были снова разворованы. Чтобы спасти ситуацию, на поле пришлось выгонять машины скорой помощи и вручать награды при свете лучей их фар.

Я возвращаюсь в Арушу. Водитель за рулем машины также возмущается коррупцией в стране.

- А что бы ты делал если бы был президентом? – спрашиваю я.

- Я бы? Посадил бы всех тех, кто украл капиталы из государственной казны! Они столько наворвали! Это никуда не годится! Я бы всех отправил их за решетку, счета арестовал, а имущество, которое они нажили воровством распродал с аукциона. Если бы вернуть все эти деньги, наша страна была бы раем! Да, раем! А теперь из-за каких-то двадцати человек – ты только подумай, двадцати человек! – вся страна, сорок миллионов, страдает! Это что, справедливо что ли? Я восхищаюсь китайцами, очень их уважаю. Они ведь когда-то были такими же бедными как мы. Но потом решили: все, никакой коррупции больше! И объявили настоящую войну коррупции! Попробуй теперь там чего-то укради! И видишь, где они теперь, чего добились!

- А времена Ньерере ты хорошо помнишь?

- Да, очень хорошо! Это было славное время.

- И что, не было такой коррупции как сейчас?

- Нет, не было! Какая коррупция, ты что?! Ньерере все боялись. Потому, что это был Мужик! Если б старик видел сейчас, до чего довели его страну – он в шоке был бы! Да все мы в шоке, кто помнит то время. А сейчас и близко нет таких людей, как Он.

Между тем я понимаю, что в городе снова нет электричества – во дворах и барах гудят генераторы, освещение работает лишь по минимуму. В некоторых окнах можно разглядеть тускло-желтоватый свет свеч и керосинок.

Я еду и понимаю, что Танзания, на самом деле, чем-то очень похожа на мою страну.