Африка. Эхо арабской весны

 «Перекинется ли через Сахару волна арабских революций?». В этом вопросе, которым задавались множество журналистов, изначально звучали как робкая надежда на начало демократизации и социальные перемены, так и тревога за возможные негативные последствия подобного варианта развития событий. Большинство критиков, очарованных революциями в Тунисе и Египте, все же признавали, что такое стихийное народное волеизъявление таит в себе немало угроз для африканских стран южнее Сахары. Ведь здесь хорошо знают, что такое прямая демократия в условиях слабости или полного отсутствия гражданских структур и институтов.

В числе наиглавнейших препятствий к повторению египетского или тунисского опыта чаще всего называется этнический и региональный дивизионизм, препятствующий формированию единой гражданской оппозиции. Он проявил себя в ходе этнополитического конфликта в Кении, спровоцированного президентскими выборами в 2007 году. «Арабская весна» заставила кенийское общество вновь задуматся о том, решен ли в стране национальный вопрос, и готово ли ее общество к демократии?

Кенийско-танзанийский карикатурист Годфри Мвампембва, больше известный под творческим псевдонимом Гадо, выразил витающие в воздухе опасения остроумной карикатурой: девушка-активистка обращается к народу с вопросом – готова ли Кения к повторению тунисско-египетского революционного опыта? И получает дружный ответ «да!» – однако толпа отвечает ей на разных языках, что застает молодую революционерку врасплох.

Естественно, эта карикатура отражает не только кенийскую ситуацию. В данном случае автор использует ее как самый близкий для себя пример – но мысленно экстраполирует его на большинство африканских стран со схожими проблемами. Мы говорим «Кения», а подразумеваем «Африка».

Журналисты и политобозреватели продолжают задавать оюществу тот же самый вопрос. Большинство их, видимо, стремятся «напугать» свои правительства – с тем, чтоб те сами спохватились и вспомнили о своем народе, устремив все силы на борьбу с бедностью и коррупцией. Такой вариант – с сытыми волками и целыми овцами – представлялся многим идеальным для данного случая. А кое-кто, видимо, даже считает его возможным.

Однако далеко не все убеждены, что активное гражданское сопротивление невозможно и нежелательно для стран к югу от Сахары. Среди тех, кто отстаивает «право на революцию», прозвучал голос Махмуда Мамдани – авторитетного угандийского ученого, политантрополога, директора Института социальных исследований Университета Макерере. В своих размышлениях о начавшихся в Уганде социальных протестах, он утверждает: «Нигде в истории вы не отыщите пример успешного народного восстания, когда бы вовлеченные в него массы были уже едины на момент его начала. Просто лишь потому, что единство является одним из достижений успешного народного движения. Единство создается через борьбу».

Слова Мамдани подтверждают события в Уганде и Сенегале – где, вопреки ожиданиям многих африканских интеллектуалов, развернулись мощные движения сопротивления, вызванные недовольством государственной политикой. Однако, эти протесты не переросли в межэтнические столкновения.

Несмотря на некоторые существенные отличия в ситуациях, сложившихся в этих двух странах, в них можно найти много общего. В качестве основного субъекта народных волнений выступает городское население, недовольное высоким уровнем безработицы, ростом цен и коррупцией – тогда как сельские районы продолжают поддерживать существующие режимы. А главное, сенегальских и угандийских протестующих объединяет обошедший весь мир образ площади Тахрир.

Уганда

Президент Уганды Йовери Мусевени пребывает у власти вот уже 26 лет. Получив образование в Университете Дар-эс-Салама, в атмосфере господствовавших в Танзании левых панафриканистских идей, он сформировался там как марксист. На его взгляды оказал влияние Франц Фанон (Мусевени защитил диплом о развитой им концепции революционного насилия), а также лекции культового левого интеллектуала-панафриканиста Уолтера Родни из латиноамериканской Гайаны, работавшего в то время в Дар-эс-Саламе. Окончив учебу, он прошел боевую подготовку в треннировочных лагерях мозамбикских партизан из ФРЕЛИМО и включился в вооруженную борьбу против одиозного диктатора Иди Амина, развязавшего в то время войну против Танзании. После победы Фронта национального освобождения Уганды и неудачных попыток создания коалиционного правительства, Мусевени вновь призвал угандийский народ к вооруженному сопротивлению – и, выступая под прогрессивными лозунгами национального единства и построения демократического общества, выиграл второй раунд борьбы за власть.

Принося президентскую клятву, он пообещал народу коренные преобразования. Однако марксистские идеи уступили при этом «прагматизму». Мусевени принял неолиберальный курс «структурных реформ», предложенный Всемирным Банком и МВФ – дополнив его популистскими программами борьбы с бедностью и планами создания «интегрированной национальной экономики на основе самообеспечения». Следует признать, что на первых порах удача сопутствовала новому правительству – и Мусевени действительно удалось реализовать многие из своих благих целей. В частности, были существенно смягчены межэтнические противоречия, произошло сплочение потрясенной долгими трайбалистскими войнами молодой угандийской нации, были реализованы проекты по эмансипации женщин и борьбе со СПИДом, демократизации образования, наступило оживление экономики, практически разрушенной за время растянувшейся на годы смуты. Долгое время Уганду преподносили миру как образцово-показательную африканскую страну, добившуюся преодоления бедности, а самого Мусевени – как яркого представителя нового поколения африканских лидеров. В 1996 году состоялись президентские выборы, а в 2005 году – переход к многопартийной парламетской политической системе.

Однако в том же 2005 году у Мусевени начались и первые проблемы. Вслед за тем, как парламент страны принял поправки к конституции, позволившей ему в третий раз выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах в 2006 году, ряд западных стран заявили об отказе продолжать оказывать финансовую помощь угандийскому режиму. Обвинения в авторитаризме стали сыпаться на голову Мусевени и со стороны внутренней оппозиции. Накапливалось раздражение его внешнеполитическими авантюрами. Тесные связи с руандийскими повстанцами, участие угандийских войск во Второй конголезской войне, открытая поддержка сепаратистов из Южного Судана и отправка воинского контингента в Сомали создали ему репутацию этакого африканского бонапарта с необузданными амбициями. Мусевени также подозревают в организации убийства южносуданского лидера Джона Гаранга, который на протяжении долгих лет был его близким соратником. Однако незадолго до своей таинственной гибели в результате крушения вертолета, принадлежащего президенту Уганды, Гаранг вступил в должность вице-президента Судана – что предполагало его готовность к диалогу с Хартумом.

В марте прошлого года был совершен варварский поджог гробницы кабаки – традиционного монарха королевства Буганда. Уникальное архитектурное сооружение, входящее в список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО, сгорело дотла – вместе с многочисленными реликвиями, обладавшими священным статусом для народа ганда. Этот случай тоже не добавил популярности действующему президенту. Многие поспешили связать поджог гробницы с затянувшимся конфликтом между Мусевени и нынешним кабакой Мувендой Мутебе II. Визит Мусевени к сгоревшему памятнику спровоцировал массовые беспорядки, повлекшие гибель трех человек.

Все это происходило на фоне ухудшения экономической ситуации в Уганде. Политолог Фредерик Голуба-Мутеби так озаглавил одну из своих последних авторских колонок: «Всю жизнь Мусевени боролся с бедностью, но, к несчастью, в итоге бедность победила». Экономические реформы постепенно захлебнулись, в городах неуклонно росло количество безработных (в том числе, выпускников колледжей и университетов), а под влиянием мирового кризиса страну захлестнула инфляция. За последние два года цены на продукты выросли приблизительно на 37%, на бензин, электричество и воду – на 30%, одежда подорожала на 20%, медицинское обслуживание – на 31%. Средние темпы инфляции на протяжении последних лет составляют около 11% в год. Мусевени отказался ввести контроль над ценами на продукты и топливо, заявляя, что это противоречит интересам фермеров. И посоветовал городским семьям отказываться от лишних автомобилей. Газета «The East African» приравняла это высказывание к знаменитым словам королевы Марии-Антуанетты, советовавшей парижанам есть пирожные вместо хлеба.

На фоне этих событий в феврале состоялись президентские выборы, на которых в четвертый раз победил Мусевени. Согласно официальным данным он набрал 68% голосов избирателей. Однако его бывший соратник, оппозиционный кандидат Кизза Бесидже отказался признать легитимность прошедших выборов, призывая граждан к протестам. Этот политический кризис накладывается на общую атмосферу социального недовольства и недоверия к политике властей.

После того, как правительство начало препятствовать проведению массовых демонстраций и акций протеста, запрещая митинги оппозиции, она обратилась к новой тактике сопротивления, под лозунгом «Пешком на работу» («Walk to work»). В знак протеста против роста цен на бензин рабочие и служащие начали демонстративно ходить на работу пешком. Многотысячные шествия к рабочим местам, транслируемые по западным телеканалам, мало чем отличались от организованных демонстраций. Полиция начала проводить репрессии против зачинщиков кампании, насильно загружая людей в машины – фактически, отказывая в праве ходить пешком по улицам. Походы пешком на работу объявили политическим актом, потребовав согласовывать их с властями. Армия и полиция в течение двух месяцев блокировалт Площадь Конституции в Кампале. Согласно официальной версии, эти меры предосторожности связаны с угрозой террористических атак. Однако общественное мнение видит в этом попытку предотвратить повторение сценария, реализованного на площади Тахрир.

12 мая, несмотря на массовые протесты оппозиции, Йовери Мусевени в четвертый раз официально вступил должность президента. Теперь ему предстоит решать весьма непростые вопросы, связанные с преодоленем социально-экономического кризиса – ведь его не разгонишь «мамбами» (так называют в народе армейские броневики) и слезоточивым газом. В отличие от ситуации в Египте, армия Уганды осталась на стороне президента. Однако события этой весны показали, что лимит терпения граждан страны практически исчерпан.

Сенегал

Протестные настроения росли и на другом конце Африки – в Сенегале. В отличие от Мусевени нынешний президент страны Абдулайе Вад всегда являлся убежденным либералом. Будучи избранным на пост президента после 22 лет сопротивления Социалистической партии Сенегала (формально являясь «социалистической», партия Леопольда Сенгора и Абду Диуфа традиционно была близка к европейской социал-демократии), Вад решительно повел страну по пути неолиберальных реформ. При нем Дакар внешне преобразился: были проложены хорошие дороги, частично реализованы планы строительства инфраструктурных объектов. Однако за красивым фасадом скрываются те же самые проблемы: безработица в городах, стремительный рост стоимости жизни наряду с непрекращающейся инфляцией, перебои с электроэнергией, коррупция (по данным Transparency International за время правления Вада Сенегал опустился в мировом рейтинге коррупции с 55 места на 105). Снискав лавры миротворца и борца за единство Африки на международной арене, на родине Вад все чаще подвергается жесткой критике. Участвуя в роли посредника в процессе разрешения многих африканских конфликтов, он, вопреки обещаниям, так и не смог решить проблему сепаратизма в собственной стране, провалив переговоры с мятежной провинцией Казаманс.

Сенегал входит в число наиболее пострадавших от мирового кризиса стран Африки. Однако это не мешает президенту реализовывать свои амбициозные проекты. В прошлом году на побережье океана вблизи Дакара был установлен дорогостоящий монумент «Африканский ренессанс», изготовленный северокорейскими скульпторами по личному проекту Вада. Пятидесятиметровая скульптура, установленная на холме высотой в 90 метров, превосходит по высоте даже американскую Статую Свободы. Композиция монумента выдержана в духе северокорейского соцреализма: мускулистый мужчина-африканец поддерживает за талию девушку, обернутую в частично прикрывающую тело легкую ткань, обнимая сидящего у него на плече ребенка. А общая стоимость этого проекта составила 27 миллионов долларов.

Монумент критикуют как африканские феминистки, видящие в нем пропаганду устаревшей патриархальной идеологии, так и мусульманская община, оскорбленная чересчур откровенным облачением девушки – не говоря уже о рядовых гражданах, которые не видят смысла в тратах на памятники при острой нехватке больниц и школ и недоукомплектованности их современным оборудованием и квалифицированными специалистами. Сторонники президента утверждают, что помимо своей «символической» значимости, памятник якобы имеет важное экономическое значение – поскольку будет способствовать привлечению туристов. Однако и здесь не обошлось без сюрпризов. Ссылаясь на то, что монумент сооружен по его личному проекту, президент-либерал решил распространить на него право интеллектуальной собственности. И объявил, что 35% доходов от посещения памятника иностранными туристами будет идти прямо в его карман.

Акции протеста в Сенегале начались в марте – как раз в момент празднования одиннадцатой годовщины пребывания Вада на посту президента. Незадолго до этого в стране распространились слухи о том, что вопреки действующей конституции 86-летний президент собирается выставлять свою кандидатуру на третий срок. Попутно он продвигал к президентскому посту своего крайне непопулярного в народе сына Карима Вада, тем самым повторяя ошибки Хосни Мубарака.

23 июня – в день, когда в парламенте началось обсуждение поправок к конституции, по всей стране прошли акции протеста, перераставшие в массовые народные беспорядки. Чтобы сорвать голосование  за поправки, демонстранты пытались блокировать депутатам дорогу в парламент. Полиция подавила народные выступления слезоточивым газом – но Абдулайе Вад вынужден был отозвать законопроект об учреждении должности вице-президента, явно предназначенного для сына Карима.

Сегодня в стране набирает рост протестное движение. Для координации действий недовольных было создано «Движение имени 23 июня». Университет имени Шейха Анты Диопа в Дакаре, подобно французской Сорбонне, превращается в оплот вольнодумства и центр сопротивления сенегальской молодежи. «Во время кампании 2000 года я имел доступ к Ваду и его команде – передает журнал «New African» слова молодого сенегальца Силлы. – Им нужны были голоса молодежи и они обратились ко мне с просьбой мобилизовать побольше молодых сторонников. Они пообещали мне, что будут создавать новые рабочие места и помогать молодежи. Ну вот, прошло 11 лет, что же изменилось?». Разочарование в либеральном курсе вновь возвращает многих молодых людей под знамена Социалистической партии – как это в итоге случилось и с Силлой. В 2005 году он покинул правящую партию, вступив в ряды сенегальских социалистов.

Независимая газета «Observateur», принадлежащая известному музыканту Юссу Н’дуру, сообщила о роскошном приеме, устроенном премьер-министром Сулейманом Ндиаем в честь «дня рождения» его лошади. Премьер закатил пиршество в деревушке, где большинство людей не могут себе позволить ежедневно питаться. «Правительство и народ – это как две разные нации в этой стране. Чиновники живут в роскоши, в то время как массы голодают. Они не создают новых рабочих мест и, как результат, жизни молодых ребят проходят впустую. Друзья все пытаются меня подбадривать, но у меня уже нет надежды. Моя жизнь никогда не станет лучше с этим правительством», – жалуется молодой сенегальский социалист по имени Ба. Он окончил университет в 2007 году, и в течение трех лет рассылал свои резюме, тщетно пытаясь устроиться на работу. В результате Ба перебивается мелким заработком около торгового центра, помогая за чаевые находить нужную дорогу иностранцам. Так выглядит на практике либеральный «африканский ренессанс».

***

К северу и к югу от Сахары существуют одинаковые проблемы, которые провоцируют рост протестных движений. Они появились отнюдь не сегодня и не вчера. Однако, в этом году их социальные последствия стали проявлять себя в новых формах.

«Почему они могут, а мы нет?» – этот вопрос витает в воздухе над черным континентом. Махмуд Мамдани считает, что арабские восстания задали новое направление политике африканских стран, расширив контуры гражданского бытия. Примеры Уганды и Сенегала подтверждают правоту этих слов. Они развенчали стереотипное представление о том, что народное участие в политике может проявляться здесь лишь в трайбалистских гражданских войнах с массовой резней, пытками и миллионами беженцев. Теперь весь мир может наблюдать как этнические различия и противоречия уходят на второй план во время единого гражданского сопротивления африканцев. И это, безусловно, может стать главным позитивным итогом нынешнего года.

Конечно, политические течения в Африке еще слабо оформлены и пребывают под сильным иностранным влиянием. Многие «оппозиционные лидеры» мало чем отличаются в лучшую сторону от властных элит. В идейной сфере наблюдается некоторый застой, а популизм в программах оппозиционных партий зачастую вытесняет четко продуманную политическую позицию. Африке еще придется многому научиться – попутно набив себе много шишек. Однако, африканские нации начинают понимать смысл знаменитого революционного клича: «когда мы едины – мы не победимы». И это уже совсем другая политическая ситуация.

На прошлой неделе народные восстания охватили еще одну африканскую страну – Республику Малави.             

Александр Панов

Аруша, Танзания