Как «ломали» Чили

Немногие из иностранных корреспондентов остались в Сантьяго к утру 11-го сентября 1973-го года, когда возглавлявший чилийскую армию Аугусто Пиночет снял маску. Он сам еще только в субботу – три дня назад – присоединился к подготовке давно планировавшегося свержения законно избранного правительства. И вот, прошло лишь три дня, и он в полной мере проявил свою склонность к террору, пыткам, а также к измене интересов страны на благо иностранным силам.

Только сейчас он вступил в сговор с американским правительством, которое ненавидело склонную к идеализму и достаточно шаткую чилийскую правительственную коалицию из шести партий, возглавляемую Сальвадором Альенде – врачом, открытым масоном и человеком, который попытался внедрить элементы социал-демократии в стране, где издавна всё было организовано ради блага землевладельцев, промышленников и богачей.

На протяжении месяцев организаторы заговора удерживали Пиночета на расстоянии, так как считали его слишком лояльным законно избранному президенту Альенде (и как показали результаты выборов в местные органы власти, набиравшему всё большую популярность в народе). Они считали, что Пиночет слишком верен конституции, чтобы участвовать в заговоре.

Большинство иностранных журналистов уехали из Чили после долгих недель ожиданий. Из бедного Сантьяго – города, пусть гордого, но провинциального – они вернулись в шумный Буэнос-Айрес, в свои дома, расположенные по другую сторону Анд. От Washington Post остался один корреспондент, от New York Times – никого; один от Newsweek, и никого от Time. Когда военные части уже разворачивались на улицах города, ожидая подлета самолетов Hawker Hunter, которые должны были бомбить правительственные здания и свергнуть гражданское правительство, в этот самый момент Альенде отчаянно и безуспешно пытался связаться с Пиночетом. И на протяжении этих нескольких часов он был уверен, что командующий армией был похищен мятежниками.

Многие из иностранных корреспондентов привыкли собираться в баре, расположенном внизу гостиницы Каррера – это буквально через площадь от выдержанного в строгом стиле президентского дворца Ла Монеда, где бывали тогда многие из нас. В этом баре, за виски и коктейлями писко, мы делились своими догадками о будущем развитии событий – и те из нас, у кого были паспорта граждан США, предрекали чилийскому «социалистическому эксперименту» самое худшее.

И вот, во вторник, 11-го сентября, контрреволюция подняла голову – телефонные и телеграфные линии оказались перерезанными, аэропорты закрыты. Около 10 часов утра я и мой друг и коллега Стюарт Рассел из Рейтерс пытались пробраться по обезлюдевшим улицам в британское посольство, располагавшееся над банком Лондона и Южной Америки. Мы пытались найти хоть какую-то неповрежденную телефонную линию, по которой можно передать информацию о происходящем в Лондон. Таковой не оказалось. На улице усилилась стрельба, и нам предоставили в здании посольства комнату, предложили еду – и мы могли тем временем наблюдать неприкрытую радость многих сотрудников британского посольства (преимущественно военно-морского ведомства) в связи с переворотом.

Как раз в это время один из заговорщиков – адмирал Карвахаль – по телефону предлагал Альенде самолет, чтобы тот покинул страну. Однако президент, несмотря на то, что у него было высокое кровяное давление, был непреклонен: «Вы кем себя возомнили, вы – продажные твари? Засуньте свой самолет себе в задницу! Вы разговариваете с президентом республики! А президент, избранный народом, не сдается»!

На крыше здания одинокий боец сопротивления отстреливался из винтовки – периодически раздавались одинокие выстрелы, пока его не убили из пролетающего над зданием вертолета. К четырем часам дня в городе, окруженном вершинами Анд, наступило затишье. Мы со Стюартом, лишенные какой-либо возможности связаться с Лондоном, вышли на пустынные улицы центра города через бронзовые ворота посольства с поднятыми руками. Внутри наглухо закрытого отеля Каррера, в роскошной гостиной, защищенной черным стеклом, собрались многие из весьма состоятельных сторонников Пиночета – они поднимали бокалы с шампанским за Пиночета и троих его сотоварищей по хунте – командующих флотом, авиацией и жандармерией. Все они с ликованием встретили на выступление Пиночета по телевидению, когда тот объявил о прекращении деятельности Конгресса, политических партий, профсоюзов и судов.

Перепуганный персонал гостиницы собрался в углу и молча наблюдал за тем, как решается судьба их страны. Из предосторожности – ради нашей безопасности – нам постелили за прачечной в подвале гостиницы. Отоспавшись, мы вышли наружу и увидели, что дворец Ла Монеда продолжает пылать. После введения комендантского часа городской стадион стал заполняться узниками пиночетовского режима. Кого-то из них впоследствии застрелили, кого-то отправили в концлагеря, расположенные на севере в пустыне Атакама или на холодном субантарктическом юге. Сначала, когда комендантский час начинался еще с 18 часов, люди отчаянно спешили на любой транспорт – хоть общественный, хоть частный – лишь бы попасть домой вовремя. Люди были запуганы солдатами в походной униформе и с пулеметами, которые врывались в дома подозреваемых, переворачивали всё вверх дном и уносили с собой то, что им понравилось.

Опасность в особенности угрожала иностранцам, спасавшимся в Чили от преследований на родине (например, бразильцам) и вообще всем, кому ранее Сальвадор Альенде предоставил политическое убежище, а также руководству профсоюзных организаций. Уже позже над всеми этими солдатами – многие из которых были простыми деревенскими парнями – стали потешаться, например за то, что, обнаружив книгу по кубизму, они считали это свидетельством того, что ее владелец является сторонником Фиделя Кастро – и, следовательно, должен быть арестован и допрошен (кубизм воспринимался солдатами, как некая идеология Кубы – прим. пер.). По телевидению комики нервно шутили о глупцах, таких же толстых, как солдат без автомобиля. Посыпалась целая череда доносов, в результате чего военные многих бросали людей за решетку совершенно без повода. Военные к тому же редко предоставляли информацию о том, кого они бросили в тюрьму, а кого нет. Дворец Ла Монеда горел и тлел несколько недель – пока не выгорело всё, и не остался лишь слой пепла.

Так начался семнадцатилетний период диктатуры Пиночета. Вскоре он перестал считаться со своими соратниками по хунте, сплоченной проводимым совместно террором. И, как это было в Бразилии в 1964-м, а затем в Уругвае, Парагвае, Боливии, Аргентине; как это уже в наше время было в Ираке, Афганистане, в тюрьме на базе Гуантанамо – палачи из числа военных и полицейских уже были наготове – со своими электродами, тисками и прочими инструментами пыток, предназначенными для защиты «западной христианской цивилизации». Многие из этих палачей были настоящими мастерами своего дела – их мастерство тщательно доводили до совершенства американские инструкторы, либо на территории США, либо на американских базах в зоне Панамского канала.

За семь лет до переворота (в 1966-м году) я впервые встретился на званом ужине с Альенде и его женой Гортензией (в народе ее звали «Тенча»). Мы поддерживали дружеские отношения вплоть до того момента, когда Альенде был убит в ходе штурма президентского дворца. Альваро, хозяин дома, представил меня тогда лидеру чилийских левых и в шутку сказал об Альенде: «Этот человек уже пытался победить на президентских выборах и собирается в них снова участвовать, но только у него ничего не получится». Альенде тоже в шутку сказал: «Молодой человек, а знаете, что будет написано на моем надгробье»? «Нет, доктор, – учтиво ответил я – так что же будет написано на вашем надгробье»?

Будущий глава государства Чили рассмеялся и ответил, назвав свое полное имя: «Здесь лежит Сальвадор Альенде Госсенс, будущий президент Чили».

21-го сентября 1970-го Альенде был провозглашен победителем президентских выборов. И прежде чем он вступил в должность президента, несмотря на тщетные попытки чилийских консерваторов и их американских союзников объявить выборы неконституционными, Эдвард Кори (американский посол в Чили) докладывал Генри Киссинджеру, занимавшемуся стратегическими внешними связями в администрации Никсона: «Как только Альенде придет к власти, мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы обречь Чили и чилийцев на самую ужасную нищету и лишения».

Через несколько дней Ричард Хелмс, директор ЦРУ, составил заметки со встречи в Вашингтоне с Никсоном, Киссинджером и генеральным прокурором США Джоном Митчеллом. На этой встрече президент США настаивал на военном перевороте. Вот его заметки: «Пусть даже один шанс из десяти, но надо спасать Чили/здесь стоит потратиться/не важно, чем это может грозить/посольство не должно быть вовлечено/десять миллионов долларов уже есть, если надо – будет больше/уже есть лучшие люди/план игры/пусть их экономика вопит/48 часов на разработку плана действий».

После того, как 11-го сентября враги Альенде торжествовали победу, рядовые чилийцы спасались как могли, а Пиночет и его клика тем временем наживались на приватизации общественных служб, а также (втихую) – на торговле кокаином из Боливии, и США никогда даже не пытались их за это критиковать. Пиночет был настолько уверен в своих покровителях из стран «свободного мира», что 17-го сентября 1976-го отдал приказ убить Орландо Летельера, бывшего министра обороны в правительстве Альенде – бомба была заложена под его автомобиль в самом центре Вашингтона, в дипломатическом квартале. Если бы нечто подобное совершили арабы, иранцы или прочие представители мусульманских народов, то на их страны немедленно была бы обрушена кара – вплоть до военных действий. Однако Пиночету ничего не угрожало. В конце концов, он ведь был человеком Никсона.

Хью О’Шонесси 

Guardian

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Олег Ясинский. Сальвадор Альенде. 11 сентября 1973 года

Сол Ландау. Дело судьи Гарсона

Олег Ясинский. Операция «Рептилия»

Камила Вальехо. «Эта борьба не только чилийцев, но всей молодежи мира»

Олег Ясинский. «Восстание пингвинов-2. И не только»

Нил Никандров. Треснувшая витрина «чилийского чуда»

Андрей Манчук. Три встречи с Чавесом

Олег Ясинский. «Побоище в Чили. Репрессии против студентов»

[врывались] - broke[and] и, а, но[prior to] до, прежде, раньше; [afore] выше, прежде, перед; [previous to] до, прежде, ранее