Курение и коммунизм

Посвящается Доминик и Оксане

Возле одного из небоскребов Нижнего Манхэттена собирается группа людей. Они стоят на определенном расстоянии от входа в это роскошное здание, который сторожит суровый охранник с каменно-серьезным лицом человека, выполняющего очень важную работу – он зорким оком измеряет: соблюдается ли необходимая дистанция. Группа людей, собравшаяся у входа, состоит преимущественно из служащих офисов, расположенных во взмывающем ввысь небоскребе. Но кроме них здесь еще туристы, а также несколько человек – судя по виду, бездомных. Цель, ради которой здесь собралась эта группа людей – покурить. Группа состоит из представителей разных слоев общества: служащие офисов в костюмах – несложно представить себе их там, где бьется сердце финансового капитала; на их фоне контрастируют туристы в разноцветных курточках – они ненадолго остановились покурить в ходе осмотра достопримечательностей города; бездомные одеты в мятую и мешковатую одежду. Каждая из групп внешне соответствует клише – именно так, как принято считать, и должны выглядеть представители этих слоев.

Мы молча курим, теснясь на небольшом пятачке, стоя близко друг к другу внутри огражденного невидимым забором пространства, размеры которого определены какими-нибудь постановлениями бог знает каких властей. Мы смотрим в разные стороны, чувствуя неловкость, по крайней мере, некоторое неудобство – место для курения, хотя и находится не на проходе, тем не менее, оно открыто со всех сторон – здесь нельзя спрятаться и возникает ощущение, что ты стоишь на витрине – толпы прохожих бросают подозрительные и полные неодобрения взгляды на новых парий – курильщиков. Эта группа изгоев, случайно собравшаяся на одном пятачке всего на пять минут (пока дымится сигарета), сбита в одну стаю, теснящуюся на небольшой площадке места для курения. И общее между ними только одно….

Затем кто-то раздраженно произносит: «Сначала, значит, черных и евреев – теперь вот нас»…. Взрыв смеха – люди из совершенно разных слоев общества внезапно чувствуют некоторое облегчение. Они становятся чуть ли не друзьями, по крайней мере, на эти несколько минут. Сигарета горит недолго и столь же недолго длится их дружба, однако за это время – пока горит огонек – успевает возникнуть чувство солидарности, внезапно люди начинают ощущать между собой какую-то связь, и что-то остается с ними уже после того, как перекур закончился, а люди вынуждены разойтись в разных направлениях. Чувство единства растворяется в воздухе, как дым от выкуренной сигареты, однако любопытно то, что эти несколько минут накладывают свой отпечаток – этот момент, странным образом, остается и даже выходит за рамки диктата времени, прессинга на работе, обязательств, вопросов выживания и отведенной каждому социальной роли.

Очевидно то, что общий взрыв смеха был нашей маленькой победой над неодобрительно взирающей на нас толпой людей, численностью намного превосходящей небольшую группу курильщиков; над теми административными правилами, которые и изолируют нас на этом пятачке места для курения. Еретикам-изгоям удалось пусть на какое-то время почувствовать себя победителями. Фраза, конечно, была, скорее, лишь бравадой или насмешкой курильщика – нового типа отверженных.

Можно было бы и продолжить аналогию – провести параллели с веками рабства и погромами, но это был бы уже явный перебор. Курильщикам вообще свойственна нахальная насмешка и бравада такого рода. Среди них есть двое чернокожих, и, как потом оказалось, двое евреев (да, вы правильно догадались, что они из числа представителей «финансового капитала» – в данном случае все клише актуальны). Черных и евреев эта фраза особенно позабавила и один из евреев, улыбаясь, добавил: «Ну, хорошо, что они пока еще до холокоста не дошли». Некоторые курильщики ведь могут быть кроме того еще черными или евреями, а тут мы все на какое-то время становимся этакими почетными черными и евреями. Курильщики начинают рассказывать друг другу разные истории, некоторые уходят в своих рассказах во времена холокоста, некоторые в эпоху до Мартина Лютера Кинга. Пожилой чернокожий мужчина, скорее всего из числа обслуживающего персонала, говорит под возгласы всеобщего одобрения: «Меня за всю мою жизнь никогда так не угнетали за то, что я черный, как теперь угнетают, за то, что я курю». А ведь он знает еще времена до подъема гражданских движений за равноправие и утверждает, что, по крайней мере, в Нью-Йорке, тогда черным было не так плохо, как сейчас курильщикам.

Странно то, что один вид сегрегации до боли напоминает все прочие, хотя это многие стараются не замечать. Бездомный рассказывает здесь же о том, как полицейские гоняли его за то, что он курил в месте, где по закону курить вроде бы разрешено – но уже сам запрет на курение обычно используется полицией как удобное оправдание для злоупотребления властью. И тут парочка в дорогих костюмах вроде бы как совершенно по-другому начинает смотреть на этого бездомного – они ему сочувствуют, в воздухе витает дух солидарности изгоев, объединяющий всех, пусть даже на несколько минут. Испанские туристы с радостью рассказывают о «партизанской тактике» и уловках, к которым прибегают курильщики Испании после введения запрета на курение в общественных местах, хотя там его соблюдают и не столь строго, как в США. Однако поскольку США является обычно «законодателями моды» и указывают путь всем прочим странам, то мы соглашаемся с тем, что вскоре это коснется всех – и все мы будем вот так жаться друг к другу на нашем пятачке «земли обетованной».

Курильщики всех стран, объединяйтесь! Хотя, мы уже итак объединены. Нам удалось совершить невероятное – перейти разделяющие нас социальные барьеры, вызвать призраков истории, антагонизмы истории – и на этом основании найти точки соприкосновения, прочувствовать солидарность поверх границ. Мы можем вместе смеяться и веселиться (пусть несколько минут) – группа совершенно незнакомых людей, которые стоят в стороне от потока пешеходов на Манхэттене – там, где сосредоточена власть, господствующая над всем миром – в самом сердце финансовой столицы. И наше единство основано на курении – только на курении. И становится совершенно ясно: курильщики живут в коммунизме.

Они сами создают коммунизм там, где появляются – даже на Уолл-стрит. Курильщики начали движение «Оккупай Уолл-стрит» задолго до 2011-го года, пусть этого никто и не заметил. Они не ждут возникновения бесклассового общества когда-нибудь в будущем – они его постоянно создают. Курение – это кратковременное удовольствие, требующее принятия решений непосредственно в данный момент – его нельзя отодвинуть куда-нибудь в неопределенно далекое будущее. Два курильщика – этого уже достаточно для формирования коммунистической ячейки. Когда вместе собираются два-три курильщика, над ними витает (отнюдь не святой) дух коммунизма. Курильщики уже являются партией, вступить куда очень просто – здесь каждому рады и даже некурящего могут с радостью допустить на свои сходки.

Эта партия, которая мгновенно разрушает иерархические барьеры – нужно лишь чиркнуть зажигалкой. «Искра» – именно так в свое время называлась газета Ленина, и курильщики воспринимают это название буквально – нужна лишь искра. Ленин подразумевал, что нужна лишь искра для того, чтобы зажечь огромный пожар в будущем. Курильщики же довольствуются искоркой и маленьким огоньком пламени зажигалки в настоящем – ведь само будущее, учитывая их привычку, туманно. Это коммунизм без будущего – коммунизм тех, кто, возможно, умрет молодым от рака легких или инфаркта, не говоря уже о таких побочных последствиях, как импотенция или морщинистая кожа. Они используют оружие массового поражения, которое уничтожает их самих, но они готовы с радостью принять свою судьбу.

У партии курильщиков нет программы, кроме той, которую необходимо реализовывать незамедлительно. Сами их действия предшествуют их словам. Однако это вовсе не означает, что их сообщество основано лишь на сиюминутном удовольствии и не склонно к проявлению каких-либо интеллектуальных усилий. Наоборот, ничто так не стимулирует размышления, как совместное курение. Перекур это передышка в будничной суете, позволяющая взглянуть на нее с определенного расстояния, дающая возможность поразмыслить над проблемой – на протяжении этих нескольких минут возникают совершенно новые планы, самые невероятные идеи свободно витают вокруг вперемешку с табачным дымом. Человек может подумать о будущем и прошлом, на несколько минут будучи освобожденным от непосредственного прессинга и обязательств, находясь в кругу друзей и незнакомых, где никто никого не подвергает дискриминации – где все равные среди равных. Здесь в табачном дыму рассказывают самые безумные истории, пересыпая их анекдотами. Здесь люди находят решение проблемы, которую безуспешно и долго старались решить в рабочее время, потому что перекур – это пауза – непроизводственное время.

Перекур – это время, когда ты свободен от требований и обязанностей, довлеющих над тобой на рабочем месте. И перекур стимулирует мысль гораздо лучше, чем любые натужные интеллектуальные усилия. Перекур – это время торжества интуиции, время неожиданного озарения и открытий. Перекур – это преимущественно социальный акт – курение в одиночестве не дает того же эффекта (как, впрочем, и секс). Чем более оно нацелено на получение чувственных телесных удовольствий, тем в большей степени оно пробуждает и стимулирует разум – по сути, курение это некий «не-христианский» акт в чистом виде, поскольку он свидетельствует о невозможности разделения души и тела. Страстная тяга тела совпадает со страстной тягой разума – и одно усиливает другое. Партия курильщиков начинает не с программы, которая должна побудить к некоторым действиям, а с непосредственного действия в поисках программы – и когда несколько курильщиков собираются вместе – программы начинают множиться, как грибы после дождя. Они интерпретируют мир, они изменяют мир – пока дымится сигарета.

Курение является социальным актом – и, при этом, оно никогда социально не нейтрально. Социальные и исторические коннотации этого акта расходятся во всех направлениях и некоторые из них весьма далеки от коммунизма. Однако в нынешних условиях – при запретах на курение; когда курильщики всё чаще предаются анафеме; на фоне массированных антитабачных общественных кампаний; на фоне новых административных запретов, которые в чем-то являются карикатурой на «биополитику», подвергающую определенные группы людей остракизму и изгнанию – курение превращается в метафору – в символ. Оно (пусть и в миниатюре) отражает и преломляет через свою призму все прочие виды сегрегации и дискриминации. Акт курения сводит воедино совершенно разные линии социальных разломов. Самих курильщиков считают чем-то вроде раковых клеток на здоровом теле общества – их удовольствие все чаще воспринимается как нездоровое поведение – отклонение от предписанной всем нормы.

В самом наслаждении от курения было всегда нечто, что уходило «по ту сторону принципа удовольствия» – нечто мятежное и безразличное к целям выживания. Курение стимулирует получение наслаждения в самом сердце нашего ориентированного на получение удовольствия общества, причем происходит это на фоне его гедонистических запретов. Курильщик слишком уж далеко заходит в стремлении к получению удовольствия – он подходит к границам, за которыми маячит призрак смерти. Общество, культивирующее удовольствие и здоровье этого как раз и не выносит – и то, что оно на самом-то деле не терпит, можно выразить одним лишь словом – наслаждение. Великий курильщик Фрейд прекрасно это понимал. Понимал это и великий курильщик Лакан, жестко противопоставлявший удовольствие и наслаждение. 

Коммунизм курильщика, конечно же, исчезает также быстро, как и возникает – он растворяется вместе с дымом в воздухе. Сначала рассеивается само волшебство сигаретного дыма – «всё твердое растворяется в воздухе», как писал в «Манифесте» еще один великий курильщик Карл Маркс. (Фраза из перевода «Манифеста» на английский, вдохновлявшая западных марксистов, в русском переводе передана ближе к тексту оригинала: «Все сословное и застойное исчезает» - «Alles Ständische und Stehende verdampft» - прим. пер.).

И как только растворяется дым, социальные отношения тоже моментально разрываются. Затем в воздухе растворяется сам призрак коммунизма, ненадолго возникший на перекуре. Неужели ничего не осталось? Неужели всё улетучилось, как дым? Существует, конечно, опасность романтизации мимолетного мгновения – можно поддаться чарам ускользающего момента, когда, пусть и сквозь дымовую завесу, но на какой-то миг всё кажется возможным. Ускользающая красота – завлекающая песнь Сирены возвеличенного мгновения. Можно, конечно, ощущать и некий сильный интеллектуальный порыв - желание отвергнуть всю эту любовь и страсть – сопротивляться этому излишне оптимистичному и полному самодовольства стремлению обратить нечто банальное в нечто подрывающее самые устои миропорядка, когда группке тщеславных скороспелых революционеров не нужна ни дисциплина, ни организация. Однако, возможно, следует также сопротивляться самому этому порыву, заставляющему нас отвергнуть красоту мгновения. Может быть, стоит на мгновение отпустить воображение….

У курильщиков, как и у пролетариата, нет родины – они сами постоянно создают освобожденные территории там, где появляются. Курение всегда было символом свободы – переменчивой свободы – свободы от цепей необходимости подчинять свою жизнь целям выживания. Курение – это позиция анти-сурвивалиста. Курильщик заявляет: я свободен в своих цепях, даже будучи зависимым от довлеющей надо мной привычки, но эти цепи позволяют мне хоть немного и ненадолго, но освобождаться от цепей иного рода – и я готов платить за это свою цену. Курение – это заявление, декларация, которую можно трактовать как угодно. Курение может быть: циничным, непринужденным, безмятежным, нервным, извращенным, вынужденным, агрессивным, соблазнительным, маниакальным, надменным. Курить можно, как психопат, грешник, дэнди, бонвиван; как человек пытающийся снять стресс и человек отчаявшийся. Курение – это признак принадлежности к определенному классу и признак отсутствия классовых различий. Признак социализации и асоциального поведения….

И, несмотря ни на что, пусть даже это некая безумная фантазия, но я хотел бы интерпретировать сам акт курения следующим образом: у коммунизма есть шанс.

Младен Долар

Zizek in-Cite

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме: 

Славой Жижек. Либерализм - политика для дьяволов

Оуэн Хезерли. Модернити для марксистов

Интервью с Дэвидом Харви. Право на город

Славой Жижек. Отверженные дети божьи

Бен Хильер. Мир, согласно Джине Райнхарт

Майк Эли. Коммунизм и ритуал

Чайна Мьевиль. «Марксистский путеводитель по монстрам» 

[сторожит] - dogging[story] история, рассказ, сюжет; [tale] рассказ, повесть, выдумки; [narrative] повествование, рассказ, повесть[black] чернь, черный, черный цвет; [Negro] негр, чернокожий, негритянка; [nigger] негр, черномазый, черный