Иранские заметки

В начале 2019 года мир будет отмечать сорокалетний юбилей Иранской революции. Накануне этой исторической даты мы, сотрудники издания LIVA, решили посетить Исламскую республику Иран, чтобы получить представление о сегодняшнем дне этой страны. Ведь не секрет – многие люди, которые получают информацию из корпоративных СМИ, считают это государство оплотом мирового зла, которое противостоит на Ближнем Востоке «силам света и демократии» – Саудовской Аравии, Израилю и США.

Наше путешествие, прежде всего, преследовало историко-культурные задачи – но для меня посещение Ирана было особым событием. Не секрет, что граждане Израиля не могут рассчитывать на получение иранской визы. Между странами нет дипломатических отношений, а бессменный премьер-министр Израиля Беньямин Нетаньягу регулярно призывает «мировое сообщество» к войне с Тегераном. Как гражданину Израиля, мне было крайне интересно посмотреть, куда полетят наши бомбы – а также, донести до своих сограждан информацию о повседневной жизни в стране, которая кажется израильтянам еще более чуждой, чем СССР для американцев в 1950-е годы.

Скажу сразу – при наличии двойного гражданства визит в «закрытый» Иран является для израильтянина куда более простая задача, чем визит россиянина в «открытый» Евросоюз. Вы можете подать онлайн-заявку на визу и получить ее в консульстве, или в тегеранском аэропорту. Порой могут возникнуть технические проблемы, но все они решаются при наличии времени и сравнительно небольших средств.

Мы летели в Тегеран через Баку. Аэропорт столицы Азербайджана, построенный при участии архитектора Захи Хадид, поражает своей архитектурой и комфортом. Футуристические формы, библиотека, капсулы для сна пассажиров – если в Средние века эмиры возводили ради своей славы караван-сараи, то сегодня они возводят пафосные аэропорты.      

День первый

Перелет из Баку до Тегерана занял только один час, что для воздушного путешественника проходит почти незаметно.  Уже через полчаса самолет перелетел горный хребет с вулканом Демавенд, и за окном появился пустынный пейзаж – с редкими дорогами и хозяйственными постройками.  А еще спустя несколько минут лайнер зашел на посадку в аэропорту имени Хомейни.

Вид главной воздушной гавани Ирана  напоминал голливудские фильмы про воздушных террористов 1970-х годов. Пустыня, мрачное здание аэровокзала, построенное явное еще до свержения шаха, самолеты в черной ливрее. Для полноты картины не хватало только палестинцев с «калашниковыми» на джипах.

В аэропорт мы вошли по какой то металлической лестнице, внутренняя обстановка здания явно не менялось с 1970-х годов. Мне надо было оформить въездную визу, и я подсознательно опасался возможных осложнений. Но мои страхи не имели под собой оснований. Заплатив пошлину в банк, я за две минуты получил распечатанную визу, и еще за три минуты преодолел паспортный контроль.

Дальше предстоял обмен денег. За 150 долларов мне вручили огромную пачку риалов, что вызвало в памяти Германию 1920-х годов или юмористический ролик – «в этой стране обалденный обменный курс».  Забегая вперед отмечу, что в Иране цены действительно очень низкие – но нам повезло вдобавок попасть в страну в момент падения курса местной валюты, с большой выгодой обменяв свои евро и доллары.

У девушки в обменном пункте на носу был наклеен пластырь – и я вспомнил, что иранцы любят делать операцию по выпрямлению носа. В дальнейшем я видел еще несколько людей с такими же следами от операции. Ну что же, один из стереотипов об Иране был блестяще подтвержден.

Из аэропорта до города идет метро, но когда мы пришли в кассу,  выяснилось, что поезд придется ждать около часа. Для этого предназначалась специальная комната ожидания. В последующие дни я понял, что ожидание является в Иране неотъемлемой частью жизни – но это не всегда плохо. Нужно ждать обед в хорошем ресторане, приезд фирменного такси и т.д. Однако потерянное время, как правило, компенсируется хорошим качеством оказываемых услуг. Никакого «туристического конвейера» в Иране нет.   

Метро в Тегеране совсем новое – оно было построено буквально за последние двадцать лет. Я понимаю, какое впечатление эта новость произведет на жителей  Тель-Авива, где строительство метрополитена буксует еще с 1970-х годов. Интерьеры метрополитена смотрятся недорого, но чистенько – от китайских вагонов, до пластиковой отделки станций.

Поезд шел до центра Тегерана довольной долго, с одной пересадкой, на которой тоже пришлось ждать следующего поезда. За окнами вагона периодически появляются гигантские черные флаги, которые с непривычки смотрятся жутковато. «Вот, он Мордор!». Но, на самом деле, черный флаг означает у шиитов  траур по жертвам битвы при Кербеле, красный свидетельствует о том, что здесь живет родня погибших шахидов, а зеленый символизирует сам ислам. Черный цвет так же естественен для жителей Ирана, как для христиан естественно жизнеутверждающее изображение распятого Иисуса и привычка причащаться кровью и плотью своего бога.   

Ближе к центру  полупустые вагоны постепенно стали заполняться людьми. Преимущественно речь шла о рабочем люде – мужчины с пивными животиками, одетые в рубашки и брюки, женщины в темных накидках. Чем ближе к центру,  тем разнообразнее становился состав пассажиров. Постепенно появилась молодежь с модными девайсами, интеллигенты с козьими бородками,  темные балдахины женщин стали сменять более яркие ткани и платочки, еле удерживающиеся на голове. Несколько студенток вообще демонстративно передвигались в метро без чадоров. Несмотря на то, что в поезде были вагоны только для женщин, очень многие пары ехали вместе и даже иногда обнимались. Так же, как и в России по вагонам тегеранского метро ходят торговцы. В Иране им даже проще – потому что все вагоны соединены друг с другом.

Вход и выход станций метро охраняют символические автоматчики – родная страна может спать спокойно. Толку от них немного, но зато они не мешают при посадке, как контролеры и металлоискатели при входе в петербургский метрополитен.

Наше жилье мы нашли довольно быстро. Тегеранский хостел ничем не отличается от хостелов в других странах мира – комната, кухня, небольшой дворик. Все чистенько, и в самом центре столицы. Управляющая – она же хозяйка – была гостеприимна, а свой платок она снимала сразу же после входа в помещение. Оставив вещи, мы отправились в город.

Общая атмосфера Тегерана напоминает крупные города Средиземноморья. Дикая архитектурная смесь, толпы людей на главных магистралях, абсолютно безумное автомобильное движение. Указатели поворотов, пропуск пешеходов, приоритет в движение? О чем это вы? Развешенные у перекрестков портреты шахидов наводят на кощунственные мысли о том, что это памятные знаки не успевшим перебежать дорогу пешеходам.

Чем же отличаются от восточных мегаполисов иранские города? На улицах мало музыки, почти нет криков торговцев – повышать голос здесь не принято. Персидская культура исключает разговор на повышенных тонах – знаменитого израильского «Лама-ма-кора?!» («Что-что такое?») здесь нет. В конце рабочего дня на тротуарах появляется множество лоточников, но где-то около 22.00 часов уличная торговля исчезает, словно по волшебству. В стороне от главных магистралей очень спокойно и немноголюдно. В городах очень чисто – свалок мусора на улицах и вдоль дорог в Иране почти нет. Всюду работает множество дворников – и очень часто это  мигранты из соседнего Афганистана.    

Неспешно прогуливаясь, мы оказались  у здания бывшего американского посольства, которое ныне стало культурным центром. Дипломатический корпус занимал огромную территорию  за высоким забором, где на главном входе нанесена гостеприимная надпись «Долой США!». Неизбалованный подобными выражениями любви к империи добра и света я, конечно же, стал ее сразу фотографировать. За моими манипуляциями с любопытством следил подъехавший на мопеде иранец. Поинтересовавшись откуда я, абориген радостно заявил, что любит Трампа – и тепло улыбнувшись мне, поехал дальше. Ну, вот и она – иранская оппозиция!

Почти вся стена посольства со стороны главного входа украшена антиамериканскими граффити. Однако большая часть рисунков была сделана около двадцати лет назад и сегодня скорее имеет историко-художественную ценность. Стоит отметить, что почти вся антиамериканская пропаганда сконцентрирована в районе бывшего здания посольства. В других районах столицы Ирана визуальных проявлений ненависти к Вашингтону не больше, чем в других городах мира.

Центральное здание бывшего диппредставительства занимает местный аналог «Музея оккупации – «Музей американского шпионажа». В нем можно осмотреть разнообразное записывающее оборудование, при помощи которого Штаты слушали своего ближайшего союзника-шаха, а также, увидеть остатки американского вертолета потерпевшего крушения во время неудачной спасательной операции группы «Дельта» в 1981-м году. Кроме того, музей демонстрирует комнату для тайных переговоров и феерические граффити с рептилоидами, летающими тарелками, масонскими знаками, маген-довидами, американскими агрессорами и даже самим Теодором Герцелем. Рисунки выполнены на отличном художественном уровне и украсили бы любую передачу на РЕН-ТВ.

Из посольства мы продолжили наш путь по улицам, вдоль которых текли живописные арыки, аналогов которым я еще не видел в других городах. Некоторые районы Тегерана напомнили мне Тель-Авив в районе театра «Габима». Впрочем, такое же сходство с Тель-Авивом я усматривал и в Афинах.

В конце концов, дорога привела нас к местам обитания местные хипстеров. Вдоль улиц потянулись лавочки с фенечками и различными безделушками. Любопытно, что на лотках можно было увидеть портреты левого имама Али Шариати, Че Гевары и Маркса – но только не Ленина. Конечно же, нас безмерно удивила свободно продающаяся символика фемдвижения и ЛГБТ. А вот каких-то иранских сувениров в продаже на улицах Тегерана  почти нет – кроме украшений зороастрицев. Видимо на них просто нет покупателей – поскольку туристов в Иране до сих пор очень мало. 

Приезжему сложно понять, что в Иране можно, а что нельзя. Однако, это все же очень индивидуально почти для каждой страны. К примеру, в России можно поджигать двери ФСБ, но нельзя  публиковать фотографии парада 9 мая 1945 года с «нацистской символикой».  В Израиле могут отдать под суд за стихи, а во Франции нельзя поджигать двери банков. Конечно, никто в Иране не будет откровенничать на эти темы с незнакомым иностранцем – а вдруг он израильский шпион?

Иранские хипстеры выглядят чудесным приложением к чашке капучино и контрабандным айфонам. Они обитают в гламурных кафе, где нет ничего иранского – вместо традиционного чая там подают латте и смузи, а вдоль стен стоят книжные столы и ретро-мебель.  Вам никогда не отрастить такую же бороду как у горбоносого красавца в обтягивающих штанишках, и тем более не переплюнуть стильных иранских девушек. Ограничения в одежде заставляет их экспериментировать с национальным костюмом – и, наблюдая за ними, поневоле жалеешь, что режим аятолл не заставил всех мужчин носить бороду, чалмы и какие-нибудь шелковые халаты. Иранцы бы в них только выиграли. Глядя на томных тегеранок, сидящих  в обнимку вокруг кальяна,  сразу испытываешь острое желание произнести –  «Курбанэт шавам»! («Я жертва твоя!)», а в ответ услышать – «Отойди прочь, гяур!».

Но модные кафе Тегерана – это еще не весь Иран. В том же городе мы видели молодых девушек совершающих намаз прямо на улице, выйдя из машины – а в Куме, священном городе иранских шиитов, вы уже не встретите  женщин без черных накидок. Последние двадцать лет путешественники видят в холле дорогих отелей татуированных особ, и пишут, что «дни исламского режима сочтены». Однако, похоже, что наблюдатели выдают свои желания за действительность.

От рассадника хипстеров, мы пошли к башне Азади (башне Свободы), пафосному сооружению эпохи падения шаха. Огромные ворота должны были символизировать 2500-летие шахской династии – но сегодня стали символом Тегерана, удобным для новой власти. В этом ворота чем-то напоминают монумент Свободы в Риге, который успешно существовал при всех сменявшихся один за другим режимах.

Первые часы в Тегеране создали у меня впечатление, что город остановился в 70-х годах. Именно тогда были построены большинство домов, небоскребов, публичных зданий, мимо которых мы гуляли – а старые книжные лавки и лотки уличных каллиграфов тоже оформлены в стиле ретро. Из этого следовал вывод, что после исламской революции Тегеран остановился в своем развитии. Но это оказалось не совсем так. От ворот мы поехали на метро в парк Меллат, расположенный на севере города. Издавна Тегеран был городом с ярко выраженной климатической сегрегацией. Живущие в южных кварталах бедняки страдают от жары и влажности, а жители богатых кварталов расположенных в предгорьях наслаждаются сухим и прохладным климатом. Разница в температуре между районами заметна даже на протяжение одной прогулки. Книги по истории революции 1979 года указывают, что до революции южные кварталы затапливались отходами и нечистотами, которые сливались  из богатых районов у подножья высокого хребта Эльбурс. Судя по всему, это соответствует действительности. Но и сегодня жить на юге города далеко не сладко.

Меллат – это тегеранский аналог Зарядья. Он представляет собой суперсовременный парк с фудкорами,  фитнес-тренажерами, планетариями, спортивными площадкам и магазинчиками товаров ручной работы.  Главными достопримечательностями парка являются красиво подсвеченные пешеходные мосты, по идее перекликающиеся со средневековыми двухуровневыми мостами Исфахана. Здесь тегеранцы устраивают пикники, играют в бадминтон и предаются шопингу. В этом плане жизнь тегеранской буржуазии ничем не отличается от существования зажиточных горожан в Москве или любом другом западном городе. В окрестностях парка можно видеть и новые, очень современные городские кварталы, построенные после исламской революции.

День второй

Утро началось с посещения российского посольства и дворца  Голестан. Исторический комплекс, связанный с именем Грибоедова и знаменитой Тегеранской конференцией 1943 года, не уступает по своим размерам бывшей дипмиссии США. Однако попасть за высокий забор нам не удалось – для входа требовалась предварительная запись у консула. Хотя, казалось, бы что тут такого? Два украинца и израильтянин просто хотят посмотреть знаменитый памятник Грибоедову, о котором давно слышали от друзей…

Вблизи от посольства также расположен действующий зорастрийский храм и синагога Хаим. Что же касается бывшего шахского дворца Голестан, по своей структуре он очень напоминает дворец Топкапы в Стамбуле –но неизменно превосходит его в роскоши оформления и художественном вкусе. Это закрытый двор с персидским садом внутри, по периметру которого расположены залы и павильоны. Некоторые из них имеют открытые террасы, сидя на которых шахи представали перед подданными и иностранцами. Согласно иранской традиции, плафоны залов щедро отделаны стеклом, что с непривычки выглядит диким трешем. Однако лазурная плитка, которыми облицованы фасады дворца, безупречна в своей прелести.

Почти вся отделка помещений в большей или меньшей степени испытала на себе европейское, индийское и китайское влияние. На плафонах XVIII века забавно видеть изображения ангелов работы персидских мастеров и соседствующих с ними полуголых красавиц. Российский путешественник с интересом отметит фрески с изображением казаков шахской гвардии, обеспечивавших личную охрану шаха на рубеже XIX-XX веков. Я так же обратил внимание на выставку картин иранских художников XIX века. Вы про них слышали? Я тоже нет – а между тем эти живописцы работали в очень интересной переходной манере между традиционной персидской  миниатюрой и европейским академическим стилем. Нечто похожее на московские «парсуны» XVII века.

Большой интерес вызвал мраморный шахский трон, представлявший собой лежак размером если не в баскетбольное поле, то в пару бильярдных столов. На нем без труда мог поместиться шах, любимая жена, надежа-наследник и любимый шахский гепард. Рядом этим аэродромом стояло более привычное нам тронное кресло, используемое, великими визирями, принцами и прочими второстепенными персонами. Любопытно, что такие троны персидской работы шахи посылали в XVI-XVII веках русским царям в Москву и сегодня их можно видеть в Оружейной палате Кремля. Возникает вопрос – не было ли в этих дарах тонкого троллинга? 

От шахского дворца мы прошли к тегеранскому базару, который в пятницу работал «в четверть силы». В отличие от других великих восточных базаров рынок в Тегеране отличается относительной  тишиной и ненавязчивостью. Здесь не гремит повсеместная музыка, не кричат зазывалы, никто не хватает тебя за руки.  А продавец местной эстрады раскладывает на лотке допотопные компакт-диски – хотя повсюду полно новых компьютеров.

Иранцы  чрезвычайно любезны и гостеприимны. То, что к вам обращаются на улице незнакомые люди, интересуясь, откуда вы к ним приехали – это нормально. Причем, за этим не следует разводка или приглашение в ночной клуб, как в Афинах или Стамбуле. Иранцам просто интересно пообщаться с редкими иностранцами. Наибольшее предпочтение отдается немцам – владычество американцев еще слишком памятно в народе, с Россией тоже все ясно, а Германия богатая, и как будто бы не враждебная страна, так что многие иранцы эмигрируют туда в поисках лучших заработков. О переезде в Берлин думает и образованная молодежь, с которой нам удалось переговорить.

Познания о России у иранцев оставляют желать лучшего. Некоторые восхваляют президента Путина, другие – водку «Немиров», а один молодой человек поинтересовался, кого мы поддерживаем – «Путина или Александра Навального»?  Общению препятствует и языковой барьер, осложняющий пространные объяснения касательно войны на Донбассе или пенсионной реформы.  

Иранцев и израильтян сближает любовь к пикникам на природе – только израильтяне жарят шашлыки (мангаль), а иранцы отправляются в парки уже с готовой едой в термосах. Там они расстилают ковры и проводят выходной в семейном кругу. Почти во всех парках для удобства отдыхающих устроенные беседки. Их можно видеть даже в самых маленьких и бедных городах среди пустыни.

Пятничная прогулка завершилась посещением музея ковров оставившего у меня неоднозначные впечатления. Мне показалось, что в магазине неподалеку от нашего хостела ковры были куда более симпатичными – но зато в музее были сделанные для польских магнатов ковры-полонезы и золототканые фонтаны. Затем последовал подъем на башню Милад, с который открывается отличный вид на Тегеран и окрестности города. Именно там мы встретили закат второго дня нашего пребывания в Иране.

День третий

На третий день мы оставили  столицу  Ирана – и, взяв на прокат, машину поехали на юг через пустыни. За полгода до этого мы арендовали автомобиль в Израиле, для  путешествия по Земле Обетованной. Чтобы читатель не думал, что каждая строчка в этом тексте оплачена риалами кровавых аятолл, я воздержусь от сравнения цен и сервиса. Ровно в 9 часов утра в хостел пришла очень красивая девушка, извинившись за двухминутное опоздание, на месте оформила документы на новенькую машину с полной страховкой и просила звонить, если нужна любая необходимая помощь – которая нам, впрочем, так ни разу и не понадобилась. Представительница фирмы проинструктировала нас касательно местных обычаев: обниматься в публичных местах можно, но целоваться нельзя. Мы в точности выполнили все ее инструкции и на протяжение всего пребывания в Иране ни разу не лобызались. 

Еще раз повторю – движение в Тегеране это тотальный хаос и штраф за нарушение аналогичен здесь изгнанию из борделя за разврат. Никто не останавливается на пешеходном переходе,  езда мопедов против движения это норма, иностранцы  сразу вычисляются на дороге по использованию  поворотных огней. В бардачке прокатной машины мы нашли небольшой молитвенник, и, похоже, иранским водителям он постоянно необходим. Машин  на дорогах очень много, но большинство из них выпущены 10-20 лет тому назад, и это главным образом старые или новые малолитражки Peugeot, недорогие местные или китайские модели. Так же на дорогах почти нет дорогих  иномарок – это большая редкость. За все время пребывания в стране мы видели лишь один «Мерседес», один «БМВ», один «Лексус» и… один супердорогой электрокар. Бензин в Иране стоит копейки – не более 2.5 евро за 50 литров. Следует отметить, что добыча нефти находится в руках государства, а не псеводгосударственных корпораций. Кроме того, города в Иране связаны отличными автострадами. Некоторые из них являются платными – но тоже стоят копейки.

Первой нашей остановкой стал мавзолей имама Хомейни. У могилы основателя исламской республики было немного иностранных гостей,  хотя по своим размерам и роскоши эта постройка не имеет себе  равных. В сравнении с ней мавзолеи Ленина, Мао и Ким Ир Сена – просто скромные склепы. Впрочем, надо сказать, что мавзолей Хомейни так же совмещает в себе функции исламского центра.

Сразу за Тегераном потянулись пустынные гористые  районы Большой соленой пустыни, вызывающие в памяти мексиканские фильмы Квентина Тарантино. Населенных пунктов вдоль дороги почти не было, и за два часа мы добрались до священного города Кума, преимущественно населенного мусульманскими учеными-факихами. Поначалу знатоки исламского права и муллы попадались здесь буквально на каждом шагу, но после 14.00 часов, все они куда пропали. Вместе с ними с улиц города исчезла и добрая половина автомобилей. Впору вспомнить, что Персия на исламском востоке  славилась как страна магов и чародеев – без колдовства и чар дело явно не обошлось.

Главная святыня Кума – это мавзолей непорочной Фатимы из рода Алидов, большинство представителей которого почитаются шиитами как святые. Если могила Хомейни вызвала у меня несколько скептических замечаний (изнутри здание напоминает железнодорожный вокзал) то мавзолей Фатимы – это одна из самых прекрасных построек исламского мира и первая великая иранская мечеть, которую я увидел. К сожалению, доступ для немусульман на территорию храмового комплекса ограничен. Прикинувшись местными, мы успели осмотреть мечети и гроб, и даже дружелюбно поболтали с удивленным нашему появлению паломником, но за пару минут до того как мы собрались уходить, к нам подошла местная стража и очень вежливо проводила в отдел внешних связей. Там нас напоили водой, прочитали лекцию по истории шиизма и мавзолея, а потом любезно проводили восвояси, мимо покойников, которые с радостными песнями несли по двору. Мы были не обиде, поскольку и так уже все посмотрели.  При этом, я честно упомянул у муллы о своих еврейских корнях – что ничуть не повлияло на его добродушное отношение.

Стоит напомнить, что именно в Кумах проповедовал сам Хомейни – до своей депортации из Ирана и именно этот город стал местом начала  революции 1979 года. Все женщины на улицах были в строгих черных облачениях, среди горожан помимо клириков было много студентов медресе в черных рубашках. В сравнение с Тегераном какого демонстративного интереса к иностранцам здесь не наблюдалось и даже официанты в ресторане поглядывали на нас холодновато – может быть потому, что в руках у нас была купленная неподалеку железная плетка для ритуального самобичевания, которую мы явно не собирались использовать по назначению. Этакий иранский Бней-Брак или Меа Шаарим.

Вообще, стоит сказать, что израильтянин быстро привыкает к иранским повседневным реалиям – ведь обе страны позиционируют себя как «единственная демократия на Ближнем Востоке», религия не отделена в них от государства, да и в Израиле сегодня появился свой духовный лидер, Шелдон Адельсон, который недавно заявил, что про демократию в Торе ничего не сказано.

В Иране  повсеместно можно видеть изображения шахидов – солдат, погибших в ирано-иракской войне. Обычно этот культ объясняется традициями шиизма – но, с другой стороны, здесь стоит вспомнить память о Великой Отечественной войне, культ атошников в Украине, акцию «Бессмертный полк» – или Йом ха зикарон в Израиле, когда  передачи круглые сутки посвящены тысячам солдат, погибшим «в самой безопасной для евреев стране».  Война с Ираком – «Священная Оборона» – закончилась только 40 лет назад и стоила Ирану почти полмиллиона жизней.  Не удивительно что помять о ней актуальна для иранцев, и местные власти используют ее как важный консолидирующий фактор. Тем более, что гибель Саддама рассматривается ими в качестве своей собственной победы.

Из Кум мы отправили в город Кашан. Здесь расположен совершенно аутентичный зиккурат Тепе-Сиалк возведенный около 6000 лет тому назад. Он относится к числу древнейших культовых сооружений мира.  У зиккурата к нам бросился то ли охранник, то ли рабочий и узнав, что я приехал из России, сразу же стал изъясняться в любви к Владимиру Владимировичу. С большим трудом нам удалось вырваться из объятий этого несчастного.

Достопримечательностью самого Кашана являются погруженные под землю дома. Подобная архитектура, призванная защитить людей от жары, встречались нам еще в Тунисе – но местные перголы неизмеримо  превосходят в роскоши скромные тунисские жилища. Подумалось, что если бы не Исламская революция, то Лукас, наверное снимал бы «Звездные войны» в Иране, и Татуин бы выглядел немного роскошнее.  Мы обнаружили, что за простой глинобитной стеной вполне может находится трехэтажный подземный особняк, с двориком обсаженным, гранатовыми деревьями и обязательным фонтаном. Не отсюда ли идут легенды о пещере Али-Бабы?

День четвертый

День начался с посещения горной деревни Абьяни, существующей уже более 2000 лет. Въезд туда платный, прямо как в Юрмалу – около евро на человека.  Дома в селение выполнены из окрестного красного камня и глины, из-за чего оно намного напоминает Марракеш.  Кроме того, поблизости в горах добывают уран для иранской ядерной программы – о чем также любят рассказать редким туристам.

Надо сказать, что продвинутые жители Тегерана очень оживились, услышав о нашем намерение посетить Абьяни. Причины столь бурной реакции стали понятны как только оказалось, что в купленной у местной старушки бутылке с желтой жидкостью содержалась то ли сливовая, то ли абрикосовая брага. Конечно это не торговля алкоголем – это знаете, наши тысячелетние традиции, деды гнали, мулла подтвердит…  К этому стоит добавить, что кое где на задворках деревне стояли старые автомобильные кресла, сидя на который наверное приятно курить шишу и любоваться на исключительно живописные окрестности.  

В Израиле персидские евреи имеют репутацию торгашей  и скупердяев.  Мол, почему «парси» в едет летом в машине с закрытыми окнами? – Чтобы все думали, что у него кондиционер есть.  В  этой связи в  Абьяни произошел забавный инцидент, работающий на этнические стереотипы. Во время прогулки нам повстречалась древняя, чуть ли не столетняя бабушка в зороастрийском платке, которая попросила помочь ей открыть двумя ключами некую дверь старинного, как и все вокруг дома (отличное вступление для восточной сказки!). За ней к нашему удивлению оказалась лавка. С огромным трудом старушка доковыляла до входа, причем в последний момент чуть не отдала Богу душу (представляете наш ужас) а затем, чуть очнувшись, попыталась начать с нами торговлю. Трудно передать наше восхищение этой героиней.

Погуляв по деревне, мы зашли в чудесную мечеть, расположенную вокруг  увитого виноградом двора с открытым балконом и видом на долину.  Здесь были допиты остатки браги. Я же, как непьющий человек, представил как крестьяне столетиями собираются в этом живописном храме, чтобы всей общиной решать свои повседневные проблемы. Так что, думаю, Аллах снисходительно отнесся к небольшому прегрешению моих спутников.

Неподалеку от Абьяни, в горах Загроса, есть пещеры, которые, видимо, используются и по сей день. В них есть отверстие для дымохода, лежанки из хвороста, какие-то коробки. Возможно речь идет о приютах пастухов или контрабандистов.

Дальше наш путь лежал в Исфахан, бывшую столицу Персии. Расцвет этого города пришелся на XVII век - правление мудрого шаха Аббаса Великого. Нельзя не отметить, какое большое количество градостроительных проектов было осуществлено в то столетие, ставшие для большинства стран Европы и Азии временем социального, экономического и политического кризиса. Здесь наблюдается параллель с нашим временем, когда лихорадочное строительство помпезных небоскребов, бизнес-центров и спортивных сооружений происходит на фоне стагнации капиталистической системы.

Исфахан – это первый «туристический» город на нашем пути. Магазины вокруг центральной площади Имама ориентированы главным образом на туристов. Здесь же впервые в Иране мы встретились с типичными для Востока зазывалами: «Здравствуйте! Откуда вы приехали? Давайте зайдем в мою лавку!».  Не слишком навязчиво, но излишне. Мне пришла в голову формулировка, что идеальная туристическая страна это там где к приезжему относятся как своему соотечественнику, а не как к ходячему кошельку. Но при капитализме этому не бывать.

Сердце Исфахана это площадь Накш-э Джахан – Украшение мира – или площадь Имама. Подобно Красной площади в Москве или Дворцовой площади в Ленинграде, здесь чувствуется сочетание демонстрации политического могущества и эстетической гармонии. На мой взгляд, на протяжении веков Персия играла для стран Ближнего Востока ту же роль, что и Франция для государств Европы.  Персидская поэзия, архитектура, живопись были образцами для подражания мастерам соседних стран. Здесь жили и творили великие ученные и литераторы – Омар Хайям, Саади, Хафиз, Абу Сина, Бируни. Персидский язык использовался при дворах турецких султанов и арабских эмиров. Персия так же была важным военно-политическим центром, который несколько раз претендовал на гегемонию в регионе, несколько раз была близок к победе, но каждый раз в итоге терпел неудачу. Вот и сегодня Иран вовлечен в войну с суннитской коалицией, почти как Франция, противостоящая Габсбургам при Ришелье и Мазарини.

Мечеть Шейха Лотфоллы – это настоящая ювелирная шкатулка. А синяя плитка мечети Имама, напомнила мне соборную мечеть в Ленинграде, и было приятно, что эта техника через Самарканд попала и на берега Невы.

В Исфахане есть и армянский квартал основанный колонистами добровольно-принудительно переселенными шахами в город в XVII веке.  В нем есть что-то от юга Европы.  Пешеходные променады, хипстерские кафе и кондитерские делают армянский район любимым местом отдыха горожан. Так же в армянской части города можно увидеть много небольших памятников, выполненных с большим вкусом.

Насыщенный день завершился ужином в ресторане, во время которого внезапно зазвучала инструментальная версия «Рейны из Кастамеры». На несколько секунд я вжался в кресло и нервно осматривал  балкончики зала.

Возвращаясь, мы обратили внимание на десятки людей сидевших под арками знаменитого моста Си-о-се-поль.  Здесь горожане обедали, играли в шашки или на несколько голосов исполняли религиозные гимны и национальные эпосы.   Так иранцы проводили время и несколько столетий назад. Впрочем, даже в самом Тегеране мы слышали как по вечерам в кафе публично читались стихи Омара Хаяйма, Хафиза и Фирдоуси. Я не буду говорить о стране, где министр культуры  заявила о невостребованости классической музыки, но мне сложно представить простых жителей «культурной столицы России», прекрасно исполняющих для собственного удовольствия арии из «Евгения Онегина», сидя под Литейным мостом.

День пятый

Как писали хронисты, за бесчисленные грехи Аллаху милостивому и милосердному, было угодно ниспослать на меня конъюнктивит. Глаза загноились, а под ними образовались огромные красные мешки.  Теперь я даже внешне стал похож на типичного израильского рептилоида – и персы смотрели на великого грешника с большим интересом.

День начался с осмотра Пятничной  мечети – старейшей в городе Исфахане. Как и многие другие храмы ислама она непосредственно примыкает к рынку и в мечеть можно войти прямо из рыночных рядов. Это неудивительно – торговые ряды с лавками, хамамами и чайханами явлились местом круглосуточного времяпровождения для многих людей средневековья, а ради решения актуальных политических вопросов горожане шли именно в мечеть. Я задумался над тем, почему огромные крытые базары не строили в средневековой Европе? Может быть, европейским нищебродам попросту не хватало денег? А вот в России крытые каменные базары появились в XVIII-XIX вв – в виде знаменитых Гостиных дворов.

Другой важнейшей исфаханской достопримечательностью является Дворец сорока колонн. Наверное, так было написано в смете, но на деле кипарисовых колонн  всего двадцать. На вопрос, куда делись еще двадцать колонн, строители, усмехаясь в крашеные хной бороды, показали шаху на отражение дворца в разбитом перед ним водоеме – «вот же они!».

Дворец похож на сильно увеличенную китайскую пагоду – и к работе действительно приложили руку китайские мастера. Внутренние залы здания покрыты фантастическими фресками, сравнимыми только с убранством храмов Ватикана и дворцов эпохи Возрождения.  Некоторые фрески посвящены битвам с османами, индусами и туркменами – но на большинстве изображений присутствуют жизнерадостные люди с чашами и бутылками. Конечно, возможно там налита розовая вода – но учитывая тот факт, что пять шахов династии Сефевидов умерли от алкоголизма, я бы не решился так утверждать. Тем более, что рядом можно видеть совсем уже нехаляльные фрески с изображением гологрудых гурий.

Впрочем, от взгляда на мир сквозь розовые очки хорошо излечивает посещение армянского Ванкского собора, построенного в XVII веке. Его внешний облик – с круглыми куполами и лазурной плиткой – представляет собой любопытный синтез  традиционной армянской и персидской архитектуры. Внутри храм полностью расписан фресками, которые посвящены адским карам и мученичеству святых.  Раздавливание досками, накачивание водой через задний проход, потрошение, ужасы Страшного суда... Да – христианство религия мира и добра.

Пребывая в мрачных мыслях по поводу наших загробных атеистических перспектив, мы зашли в хипстерскую кофейню, которую посещают заезжие иностранцы и тегеранские интеллигенты. Кофе там стоит безумные деньги – где то в районе евро. Какого было наше удивление, когда среди прочей музыки внезапно зазвучали «Журавли» в исполнении Марка Бернеса.  Хитрый ход наших хозяев? Если так, то они нам угодили.

Афанасий Никитин прожил в Исфахане месяц, но мы пробыли здесь только два дня. Последней исфаханской достопримечательностью, которую мы смогли осмотреть, стала одна из знаменитых голубиных башен. Жители этих мест издавна выращивали зерно, чтобы привлекать голубей. Голуби прилетали в голубиные башни, ели зерно и обильно гадили – а собранные потом удобрения позволяли выращивать в пустыне новое зерно для прикормки голубей. Мне кажется, что древним персам было бы логичнее удобрять поля отходами своей жизнедеятельности – поскольку в сложившейся ситуации в выигрыше были одни голуби. Однако, сама башня – с бесчисленными закоулками и ячейками отлично подошла бы для съемок голливудского ужастика. Только вместо крылатых символов мира туда надо было поселить каких-нибудь демонов или летучих мышей.

После этого мы путешествовали по пустыне. Шоссе шло через абсолютно безжизненное пространство – только величественные мертвые горы и вихревые столбы торнадо, за которыми мы пробовали погоняться, несколько оживляли лунный пейзаж. Впрочем, иногда по пути попадались поселки, которые имели небогатый, но весьма ухоженный вид. Небольшие дома с плоской крышей (моды на красную средиземноморскую черепицу здесь нет), магазины, какие-то учреждения,  и даже обустроенные в пустыне парки. По уровню жизни Иран напомнил мне Тунис или Марокко – при несравненно лучшей общественной инфраструктуре. По сути, это своеобразная ближневосточная Беларусь – с поправкой на реакционную идеологическую специфику. 

Конечной точкой нашего маршрута стали оазисы Мейбод и Йезд. В Мейбоде расположено средневековое глиняное ледохранилище – гигантский холодильник-«яхчал», вызвавшее у меня ассоциации с газольдером на Обводном канале.  Около этого объекта можно попить кофе и поесть дыню в саду на топчане за 100 российских рублей на троих.   Также в городе есть живописная глинобитная крепость и подземное водохранилище.

В Йезд, на родину бывшего израильского президента Моше Кацава, мы въехали уже в темноте. Город огнепоклонников ослепил нас яркими красными огнями реклам и толпами разгуливавших по улицам людей. Не верилось, что ты находишься в самом центре страны, расположенной между Ираком и Пакистаном – да еще и в  сердце пустыни. Я думал о том, как воспринимали такие путешествия жители Средневековья – сначала священный город факихов (факиров), потом –торнадо («пустынный дьявол»), а теперь вот и в город магов приехали. Кое-где в Иране даже горящие горы есть.  Мне захотелось переложить всю нашу историю  в традиционном стиле: «И дошли до меня вести, о падишах, что жили некогда в полуночном крае три друга, которые по достижению возраста решили отправиться в путешествие в персидскую землю...». Можно даже ввести образ ведьмы, соблазнившей путников огненной водой – и наславшей на одного из них временную слепоту.

Ну а пока пятый день завершился прогулкой по ночному Йезду мимо комплекса Амир-Чагмаг, и ужином верблюжатиной на крыше с видом на Пятничную мечеть.

День шестой  

С утра мы направились на службу в зороастрийский храм. Прибежище добрых огнепоклонников  напоминает колониальную виллу средней руки. В саду, перед обязательным водоемом стоит одноэтажный дом с крылатым символом этой религии – фарафахаром. А прямо за вестибюлем за стеклом в бронзовой чаще горит вечный огонь с возрастом более полутора тысяч лет, который был перенесен сюда из еще более древнего храма, разрушенного мусульманами в XVI веке. Кроме того, при комплексе имеется небольшая экспозиция, посвященная обычаям зорастрийцев, почитающих город Йезд в качестве глобальной столицы этой древней индоиранской религии.

Из храма мы снова направились в центр. Районы, по которым мы шли, состояли из небольших старинных домов, возведенных из глины или кирпича, между которых ходят их жители, часто одетые в традиционные средневековые костюмы. Все просто, но чисто – а кое-где перед воротами стоят непривязанные велосипеды. Я тут же вспомнил слова одного туриста – «когда ты оставляешь велосипед на улице Тель-Авива знай, что он уже не твой». Ну а тут, понятно – дикая Азия.

Высокие минареты мечетей Йезда похожи на ракеты с плакатов швейцарского референдума о запрете строительства мусульманских храмов – напоминая о ракетной программе Ирана.  Вспоминаются строки Визбора: «И мечети стоят, как ракеты, на старинной йездской земле...».  Интересно, что в краях, где зимы почти нет, храм строят без одной стены – здание сразу переходит во двор, который позволяет вместить значительное число молящихся.

Огромное значение для жителей этих мест играет вода. Андей Манчук точно заметил, что в этом городе можно воочию видеть настоящую цивилизацию «Дюны». В Йезде даже имеется музей воды, расположенный в доме местного купца – по сути дела, это трехэтажный подземный бункер.  На первом этаже устроен традиционный дворик с фонтаном, в подвале расположены жилые помещения, и, наконец, имеется  третий, подземный этаж – с небольшим бассейном, связанным с городской системой водоснабжения, которая ведет к далеким горам. Здесь жители дома коротали самые жаркие дни.

Я еще раз подумал об объектах двойного назначения – если по Ирану ударят ядерной бомбой, хитрые персы  будут попивать чаек на подушках  третьего подземного этажа своих домашних «бункеров». Если же ядерной бомбой ударят по Израилю, то возможно кое-где уцелеют двери «хадрей битахон» – «защищенных комнат».

Еще одна  замечательная  достопримечательность Йезда – это главный городской ветроуловитель – бадгир, который используется для охлаждения водных резервуаров и жилых помещений. Ветровые башни имеются здесь во многих старых домах – но самый большой, построенный еще в XII веке, расположен на окраине, прямо возле пустыни. Вокруг него разбит чудесный гранатовый сад с безмятежными прудами, где спят золотые рыбки, а йездцы и гости города ведут благочестивые беседы на топчанах. При желании, можно попробовать  горную воду, которую поставляется в Йезд по подземным каналам-«ганатам». Для этого приспособлен будто срисованный из «Дюны» автомат, напоминающий бур стоматолога, на который насадили одноразовую трубку – он буквально впрыскивает вам в рот драгоценную воду.

В центре города есть еще одно известное здание с четырьмя большими бадгирами. Внутри него находится так называемый «Дом силы». В древности , когда страну захватывали чужеземцы, молодые фримены-персы уходили в эти здания, чтобы закалять свое тело перед грядущими схватками. Эти герои назывались «пехливанами» – богатырями. Естественно, чтобы враги не прознали о хитром плане, занятия проходили под музыку, а гантели атлетов подозрительно напоминали бутылки из-под шампанского.  «Дом силы» расположен прямо над огромным подземным резервуаром. Вокруг висят портреты выдающихся спортсменов и валяются тяжелые железные цепи. Есть и музыкальные инструменты – поскольку упражнения происходят под музыку.  В итоге враги были изгнаны, а персидские силачи еще много лет выступали на арене европейских цирков. Странно, что этот традиционный иранский фитнес еще не получил распространение за границей – хоть студию открывай.

Завершить знакомство с Йездом стоит прогулкой по его крышам, откуда открывается замечательный вид на старинный город, сравнимый с иллюстрациями из «Тысяча и одной ночи». Повсюду раскиданы бадгиры и полукруглые сферы куполов – поскольку такая форма позволяет лучше рассеивать прямые солнечные лучи, спасая здания от жары.  Так что лежащие у твоих ног кварталы напоминают космический пейзаж планеты Арракис.

Дальнейшая  поездка в пустыню напоминала  фильм в стиле артхауз.  Сначала мы посетили знаменитые Башни  Молчания.  Древние зорастрийцы не доверяли нечистые тела усопших земле или огню, а просто выносили их за город, на вершину башен, где их расчленяли специально обученые люди, а потом съедали  стервятники. Такое погребение было распространено во многих странах востока и известно как Небесные похороны. Откормленные таким образом птицы охотились потом на голубей, которых разводили для удобрений жители Исфахана, замыкая этим своеобразный природный цикл. Обглоданные кости сбрасывались в яму посередине башни, выполненную в стилистике «Это Спарта!».  Сегодня Башни Молчания покинуты – но их окружает мрачная аура. Многие мусульмане верят, что в них обитает сам дьявол, и даже порой отговаривают туристов туда ехать. А  традиция устройство Башен Молчания продолжается и сегодня, только они конечно находятся в пустыне, далеко от жилых мест.  И действительно – я был на многих кладбищах и местах геноцида, но, пожалуй, нигде не царила такая зловещая атмосфера смерти.

Затем мы продолжили путь по пустыне. Долгая дорога сквозь выжженную землю, под традиционные персидские напевы. Редкие придорожные остановки в центре пустых пространств. Наблюдение за проходящим поездом. Поиски верблюдов, которые почти не встречались – несмотря на регулярные знаки  «осторожно, верблюды!». Полузаброшенный лагерь в пустыне, напоминающий декорации к фильму Тарантино. Его смотритель, молодой торчок, открыл нам ворота, и мы прошли в сторону освещенных солнцем барханов. С ладоней стекают струйки песка, непрерывно дующий ветер заносит наши следы на песке – а мы смотрим на то, как солнце садится за горами в сердце Азии. Когда мы уезжали, торчок равнодушно сидел по-турецки перед входом. Наверное, он занимается медитацией.

После приобщения к пустыне мы заезжаем в пиццерию небольшого города Бафк, заказывая гамбургер и куриные ножки. Постепенно около кассы собираются любопытные, которые с интересом рассматривают  случайных гостей.  «А давно ли у вас, дедушка, урусы были? – Давно, ой давно. Приезжал некто Афанасий ибн Никитин, да уехал – говорил, что за три моря пошел. Сейчас его пра-правнука Абу-Муслима позову».  Хозяин приносит нам хлеб, и мы продолжаем свой путь во тьме. Над нашими головами огромной радугой простирается Млечный путь.

День cедьмой  

С утра едем по шоссе на Шираз. Разнообразные пустыни сменяются скалистыми горами. В результате отсутствия алкоголя у моих спутников начинаются проблемы – они видят в пустыне миражи ликероводочных заводов. Я же, как человек непьющий чувствую себя в Иране как в раю – где еще будет такое изобилие лимонадов, коктейлей и фруктовых соков?

Пару раз нас останавливали полицейские и военные патрули. Поскольку все проверки происходили как раз в тот момент, когда мы хотели остановиться и попить кофе, через какое-то время мы стали называть блокпосты «кофейнями».  А многочисленные придорожные мечети получили прозвище «обсерваторий» и «планетариев».

Наконец мы достигли первой  цели дневного маршрута – мавзолея царя Кира Великого в древнем городе Пасаргады – «Сады Парса». Знатоки истории отечественной архитектуры сразу обратят внимание, что он похож на первый деревянный мавзолей Ленина – и это конечно не совпадение.  Усыпальница персидского царя послужила Щусеву одним из прототипов во время создания проекта мавзолея на Красной Площади. Подобно Башням Молчания, мавзолей Кира стал для меня вторым «энергетическим» местом на нашем маршруте. Относительно небольшая постройка представлялась доминантой огромной пустой равнины, окруженной с трех сторон горами. В небе летели белые облака, а по долине, как неуспокоенные души персидских царей, гуляли песчаные торнадо.  У этого монумента стоял Александр Македонский, здесь проходили орды кочевников, торговые караваны – а теперь здесь проходят отары овец. Когда капиталистическая цивилизация уничтожит себя, посередине поля на месте бывшей Москвы будет так же возвышаться мавзолей Ленина – а пастухи погонят мимо него на водопой стадо двухголовых коров. 

Отдав должное вызволителю еврейского народа из вавилонского плена, мы направились дальше, к Персеполису – где каждый человек, сформировавшийся в лоне советской цивилизации, достает из рюкзака томик «Таис Афинской», начиная перечитывать следующие строки:

«Этот город, – продолжала Таис, – сердце и душа Персии. К моему великому удивлению, кроме сокровищ и роскошных дворцов, здесь нет ни храмов, ни собрания ученых и философов, ни театров, ни гимнасионов. Не созданы статуи и не написаны картины, прославляющие красоту и подвиги богов в образе людей и божественных героев. Кроме надменных толстомордых быков-царей, принимающих дары, и процессии раболепствующих и пленных, здесь нет ничего. Чащи колонн по сорок локтей на платформе в тридцать локтей высоты – всё это лишь для того, чтобы возвысить владык унижением подданных. Ради этого здесь трудились искалеченные эллины, ионийцы, македонцы и фракийцы, толпу которых мы встретили? Ради этого свирепый Ксеркс со своим злым сатрапом принес кровь и смерть в Элладу, дважды сжигал мои родные Афины, увел в плен тысячи и тысячи искусных мастеров нашей страны? Я здесь одна с вами, герои-победители, повергшие в прах могущество недобрых владык. Я служу богине красоты и знаю, что нет хуже преступления, чем поднять руку на созданное человеком прекрасное. Но, если это служит злой власти? Тогда оно всего лишь обман, ибо нет красоты без добра и света!

– Что же ты хочешь, афинянка?

– Огня!».

Действительность IV века д.н.э  конечно же, была немного другой. Персидская империя отнюдь не представляла собой «Империю Зла» из ориенталистского фарса «300 спартанцев». Под ее правлением процветали древние иудеи и малоазиатские греки, одной из правительниц которой была выведенная в вышеупомянутом фарсе царица Артемисия. Против Александра сражались многочисленные греческие гоплиты. Для советского читателя падение  Персополиса было аллюзией на взятие Берлина в 1945-м году. Однако, реальность была другой – представьте, что некое племя пуштунов внезапно  разобьет США и НАТО, его вожди въедут в вашингтонский Капитолий, перепьются и сожгут его во время оргии. Но миф про Таис, конечно, очень красив.      

Руины Персеполиса величественны. Этот выдающийся архитектурный комплекс известен своими изображениями персидских «бессмертных» воинов и представителей покоренных народов, статуями крылатых быков и гаруд. Он построен манере городов древней Месопотамии – и если Вы устали от дорийских, коринфских и ионических колонн  Эфеса и Рима, вам, безусловно, следует посетить это место. Ведь древний мир – это не только Греция и Рим.

Надо сказать, что книга «Таис Афинская» является прекрасным путеводителем по Персеполису. Ефремов даже подметил, что во дворце нет изображений сцен светской жизни: «Ни одного изображения женщины не нашлось среди великого множества изваяний. Нарочитое отсутствие целой половины людского рода показалось афинянке вызывающим». Признаться, и мне тоже.

С другой стороны долины расположен комплекс царских могил Накше-Рустам. Огромные эпические гробницы Ахеменидов вырублены в скале на значительной высоте, представляя собой еще один символ вечности и истории, которыми так богата Древняя Персия. Здесь же находится и захоронение Ксеркса – вы же помните лысого татуированного мазохиста с пирсингом из «300 спартанцев»? Желая примазаться к славе предшествующей династии, Сасаниды вырубили на стене барельефы с изображениям своих побед – так что темные сердца ненавистников западной цивилизации могут порадоваться здесь от сцен унижений древних римлян, которым не слишком везло в войнах с парфянами.  Последняя достопримечательность  Накше-Рустам – установленный перед могилами квадратный «Куб Заратусты», предположительно представляющий собой древний зороастрийский храм. Его точное назначение неизвестно по сей день – хотя, по-моему, странное сооружение больше всего ассоциируется с кубиком из «Восставшие из ада».

После соприкосновения с вечностью мы поехали в город Шираз, где была запланирована наша следующая ночевка.

Шираз – бывший соперник Багдада – является сегодня самым туристическим городом нетуристического Ирана, где бросаются в глазах даже несколько европейских и китайских физиономий. Оставив вещи мы пошли на прогулку в знаменитый зеркальный мавзолей брата имима Резы, где нам пришлось столкнуться с бдительностью иранской гэбни. Нас вычислили по большой фотокамере и отдали под надзор специального смотрителя за  иностранцами. За время экскурсии, сопровождающее лицо подвергло нас на хорошем английском исчерпывающему допросу и даже обратило внимание на мой израильский медальон с личным армейским номером. Конечно, пришлось сказать, что это воспоминание о службе в российской армии.

Подобная бдительность связана не с желанием предотвратить танцы в храмах, а со сложными суннитско-шиитскими отношениями – вдруг я очередной фанатик-смертник, маскирующийся под мирного израильского туриста? Сопровождающий так же посетовал, что в Ширазе трудно найти девушку – потому что все они хотят от жениха золото. И рассказал, что его недавно депортировали из Украины, куда он отправился на свадьбу к своему другу – несмотря на наличие визы и приглашающей стороны.

День восьмой

Утро началось с осмотра двух самых знаменитых ширазских мечетей. Первая из них  известна как Розовая мечеть (Насир оль Мольк) и пользуется широкой популярностью благодаря своим разноцветными витражам. Проходя сквозь них, утреннее солнце создает волшебный эффект калейдоскопа, и все внутренне помещение храма заливается разноцветными красками. Это было единственное место в Иране, где я видел целую толпу иностранных туристов – которую образовали две-три китайские группы.  В Европе к аналогичному памятнику стояла бы километровая очередь-конвеер с десятиминутным осмотром достопримечательности. Китайцы расположились на коврах мечети в живописных позах, и я вспомнил, что в древности Шираз славился не только розами. В голове возник образ средневековых пьяниц, ходивших в мечеть «почитать Хафиза»:

На молитвенный коврик пролей, нечестивец, вино,
Если так повелит тебе тот, кто сильней и мудрей

В Ширазе есть еще мечеть Вакиль, выполненная в том же стиле, что и Розовая мечеть. Она гораздо больше, и совершенно пустынна – хотя стены здания покрыты изумительными композициями цветов, выложенными из яркой плитки. Рядом с михрабом храма выстроен впечатляющий «лес колонн», аналоги которого можно увидеть в Северной Африке и испанской Альгамбре.

В самом центре  города расположена крепость Керим-шаха из династии Зендов. Согласно преданию, строители уделили особое внимание красоте постройки – чтобы у врагов не поднялась рука разрушить ее из пушек. Поэтому ширазскую цитадель захватывали преимущественно при помощи измен и вероломства, напоминающих сюжет книжек Джорджа Мартина.

Шираз также знаменит своими садами и могилами великих поэтов – Саади и Хафиза. Для каждого из них построены изящные мавзолеи в красивых садах, куда не зарастает тропа иранцев. У могилы Хафиза творилось настоящее столпотворение. Автору этих строк посчастливилось стать центром внимания школьников, приехавших на экскурсию из провинциального города, где обитают представители племени бахтияров. В результате мне пришлось сделать селфи почти со всем классом – состоящим конечно же, из одних мальчиков. Иранские школьники не знали, что им удалось сфотографироваться с бывшим израильским солдатом – но стоило ли обременять  юношей лишней информацией?  

Последним место, которое мы посетили в Ширазе был знаменитый персидский сад Эрам. Эт модель рая на земле немного напоминает Иерусалим – облицованные белым камнем склоны гор, на которых стоят типовые европейские дома, отели и старинные здания. Сам сад являет собой чудесный памятник садово-паркового искусства посередине засушливой пустыни. Иранцы любят фотографироваться на фоне его лилий и роз. Некоторые семьи устраивают фотосессии в традиционных персидских костюмах – причем наряд иранки XIX века очень напоминает традиционный костюм волгодских купчих. Девушки украдкой фотографируются без платков – и это явно мода среди определенной части молодежи. 

Дальше мы едем на юг – к берегам Персидского залива. Чтобы добраться туда, надо круто спуститься вниз с иранского нагорья преодолев величественные горы Загроса. Дорога занимает несколько часов, и как только вы завершаете спуск, климат и рельеф  резко меняется.  Вместо гор по сторонам машины появляется пустынная равнина с редкими оазисами из финиковых пальм. Воздух становится очень влажным и жарким, как в сауне – несмотря на  темнеющее небо. Неподалеку от нашего пути расположен Бушер, знаменитый единственной на Ближнем Востоке ядерной станцией. Мы миновали КП и подъехали к самым воротам АЭС – но не стали устраивать фотосессию, предвидя заголовки газет: «Два украинца и израильтянин задержаны у входа в иранскую ядерную станцию. Незадолго до этого они пытались проникнуть на территорию посольства России в Иране под предлогом осмотра памятника Грибоедову. Подозреваемые также были замечены в районе урановых рудников Абьяни. По словам задержанных, они приехали в Иран по совету друзей, чтобы посмотреть на знаменитый шпиль на минарете мечети в Йезде».

Исполняя заветы классика, мы спешили омыть наши стопы в водах Индийского океана. На его близость указывали многочисленные традиционные корабли – дау, стоявши прямо на улицах  перед выстроенными в арабском стиле домами. Однако набережная Бушера ничем не отличалась от набережных других приморских городов – променад с пальмами, иранские хипстеры катающиеся по велодорожке, кафе-пиццерия, фитнес-тренажеры и современные арт-объекты.

Отдав должное местному аналогу КФС, мы поехали вдоль побережья, остановившись в отеле. Это была самая простая и обшарпанная  гостиница на нашем пути – но зато из ее окон открывался вид на пляж. К 11 часам вечера удушливая жара стала спадать и на берег стали выходить массы иранцев, которые гуляли, купались одетыми в море или даже располагались на ночлег в прибрежной зоне. Наконец то и мы смогли совершить ритуальное омовение. Вода была теплее воздуха, очень теплая и соленая – пленка соли на коже чувствовалась почти как в Мертвом море. Над головой были видны звезды. А главное, несмотря на предупреждения, нам удалось избежать встречи со скатами, муренами и акулами.  

День девятый

С утра мы снова повторили наш заплыв в Персидском заливе.  При свете мы рассмотрели огромный песчаный пляж. Гигантский черный флаг над берегом – знак скорби по Кербеле – вызывал ряд ассоциации с предупреждением спасателей: «Купание запрещено!». Но даже в ранний час на море появились первые иранцы. Купание женщин в одежде – это тяжелое зрелище, я наблюдал его еще на израильских пляжах, где купаются ортодоксальные иудейские семьи.  Хотя, впрочем, в одежде купались и некоторые из иранских мужчин. У отеля стоял джип со словацкими номерами – судя по надписи на машине, европейские туристы везли по маршруту Шелкового пути биткойны. На крыше были видны большие канистры – конечно же, для бензина. Ведь восточноевропейцам тяжело ехать по Ирану без запасов своего топлива.

Дорога вдоль берега привела нас в небольшой порт Бендер-Дейлем, в котором стояли более сотни старинных дау. Каждое подобное судно представляет собой киберпансковский синтез традиций Персидского залива и современных технологий.  Традиционный изогнутый  деревянный корпус увенчан рубкой с машинным отделением на корме. Один из рыбаков провез нас на катере по заливу, и мы полюбовались старыми кораблями, которые плавали в этих водах еще две тысячи лет назад. Стоя по пояс в воде, моряки конопатили днища своих судов – а с моря шли наполненные утренним уловом шхуны.

После морской прогулки мы заглянули в ближайшее кафе, где сидели суровые рыбаки. Их предводитель, в выглаженной рубахе, в брюках со стрелками и лакированных туфлях – при сорокоградусной жаре – знал несколько слов по-русски, и вступил с нами в степенный разговор о политике и погоде. Такие рыбацкие кафе описывали в своих романах Александр Грин и Куприн. 

Снова едем на запад – в Абадан и Хорремшехр, к месту слияния Тирга и Евфрата на ирано-иракской границе. Вдоль дороги, которую то и дело пересекают локальные песчаные бури, простирается ровная как стол пустыня. Температура воздуха –  +45 градусов, и мы ищем яйцо, чтобы пожарить его на асфальте. По случаю пятницы вдоль шоссе медленно бредут паломники в черных одеждах под красными, зелеными и черными флагами. Наблюдая за этим самоубийственным шествием фанатиков, думаешь только одно: «этот народ не победить!».

Чем ближе к границе – тем больше бензовозов, составов с нефтью, нефтеперегонных заводов. Здесь – царство местного спайса. По приезду в Абадан никак не можем найти выход на границу. Великая река, по которой проходит рубеж, сплошь застроена охранными стенами и промышленными объектами. Мы решили зайти в корчму на иракской границе, которая расположена прямо у пограничного терминала. Появление фарангов вызывает всеобщий энтузиазм – оказывается, сегодня здесь играют популярные футбольные команды, а  в кафе обедают рефери, которые будут судить этот матч. По берегам границы живут арабы-шииты и   иракцы часто ездят в дешевый Иран на шопинг – а также, чтобы  провезти контрабандный алкоголь, который тут же потихоньку предлагает нам бармен.

И действительно – даже для граждан России цены в Иране кажутся копеечными. Одежда редко стоит дороже 500 рублей,  в ресторане можно пообедать за пару долларов. В провинции проезд в такси обходится в 30-40 рублей – по цене проезда в петербургском трамвае. Все музеи стоят стандартно – 1,5 доллара, кроме более дорогого армянского собора. Иранская валюта – риал, однако местные жители считают все в виртуальных «туманах», убирая от суммы в риалах один ноль. Мы шутим, что финансовые проблемы иранцев нашли отражение в грустных русских песнях: «Туман, туман…», «Там за туманами» и, конечно же, «Ежик в тумане…». 

После обеда мы направляемся в военный музей, посвященной ирано-иракской войне – тридцать лет назад здесь шли ожесточенные бои, а Абадан с Хорремшехром официально именовали «иранским Сталинградом». На некоторых домах еще можно увидеть следы от пуль, вдоль шоссе установлены разбитые иракские танки – на месте, где было остановлено наступление сил Саддама. Обнаружив выход в реке, мы обнаружили целое кладбище старых деревянных кораблей – причем, некоторые из них затоплены прямо посредине пограничного фарватера, еще с военного времени. На берегах, в тростниках и папирусах, возятся стаи илистых прыгунов – демонстрируя, как выходила на сушу зародившаяся в воде жизнь.   

К вечеру достигаем Шуштера. В отеле мы единственные постояльцы и чувствуем себя как  путешественники из арабской сказки – «неужели вся это роскошь для нас?». Перед сном идем смотреть знаменитые ирригационные сооружения которые возвели здесь еще пре Ахеменидах.  На берегу реки перед нами открывается фантастический комплекс водопадов, которые приводят в движение водяные мельницы. Вода падает отвесной скалы, на которой построены старинные глинобитные дома. Все это великолепно подсвечено – но вокруг ни одного туриста, не стоят автобусы, не гудят кафе. В голове вертятся две идеи: 1) Скупить все окрестные территории 2) Устроить войну, ввести в Иране «демократию» и возить сюда туристов со всего мира. Профит!

День десятый

С утра мы отправляемся осматривать плотины при свете дня. Неподалеку расположена другая городская достопримечательность – римский мост, Банд-Э-Кейсар.  Древние римляне неоднократно желали вовлечь эту страну в орбиту западной цивилизации, но каждый раз что шло не так. В итоге триумвиратор  Красс сыграл заметную роль в основание армянского театра в качестве реквизита – после того, как ему отрубили голову – а императора Валериана некоторое время использовали в качестве живой скамейки царя Шапура Великого, помогая тому забираться в седло. Дальше версии историков расходятся – персы утверждают, что Валериан еще много лет счастливо жил в плену, однако, греко-римские авторы пишут: когда Валериан предложил за себя огромный выкуп, персидский царь, в духе «Игры престолов», залил золото в глотку несчастного, набил из него чучело и выставил этот арт-объект в Сузах.

Что же касается простых римских воинов, их ждала не менее примечательная судьба. Некоторые пленные были отправлены в  Фергану в качестве военных поселенцев, где им пришлось повоевать с жившими по соседству китайцами. Другие были приставлены к общественно полезным работам. Репутация римлян как строителей и инженеров была довольно высока – и поэтому мост в Шуштере был построен именно их руками. Сегодня он считается самым восточным из римских мостов Евразии.

На мой взгляд, Шуштер являлся самым гостеприимным из всех гостеприимных городов этой страны. Поздороваться с чужеземцами стремится почти каждый встречный прохожий. Девушки рассматривают иностранцев так, что испытываешь острое желание одеть чадру. У меня появляется новый план: стоит написать, что Иран это фундаменталистский ад, рассказать про виселицы из подъемных кранов для геев, про отвратительный сервис, несъедобную еду и поголовный русофобский антисемитизм местного населения. А затем еще лет десять ездить зимовать в Шуштер – пока здесь не появились западные туристы.

Выехав из этого благословенного города, мы подвезли дедушку-пастуха, который брел по жаре к стаду, держа в руках отбившегося ягненка.  Мы шутим – в Шуштере и Сузах будет бытовать легенда о трех таинственных чужестранцах на белом «Саманде», которые чудесным образом перенесли старца к его овцам. А на месте нашей встречи построят потом мечеть.

Вдоль дороги, рядом с границей Ирака, появляются плантации сахарного тростника – как будто где-то в Латинской Америке. Их перемежает пустыня, в которой расположен зиккурат Дур-Унташ, который считается самым сохранившимся зиккуратом планеты. Честь его строительства принадлежит  жителям древнего Элама – но ныне он принадлежит  безраздельно нам. Вокруг зиккурата – ни души, и только зеленые рептилоиды – крупные ящерицы-агамы – спасаются от нас бегством на родную планету Нибиру. После завершения осмотра появляется сторож-араб – он зовет нас в сторожку, которая одновременно выполняет функции мечети и поит нас чаем. Тем временем к зиккурату подъезжает еще одна машина с туристами. Путешественников в Иране очень мало, и их пути постоянно пересекаются. В Йезде нам постоянно попадалась китайская группа, которую вел богатырь-уйгур. Начиная с Шуштера, мы постоянно встречали одинокого шведа, который последний раз перешел нам дорогу (в хорошем смысле этого выражения) перед гробницей  Эстер и Мордехая.

От зиккурата мы доехали до древних Суз, которые считаются одним из древнейших поселений в истории человечества. Люди непрерывно живут на этом месте более 7000 лет. Здесь проповедовал и умер библейский пророк Даниил – настолько желчный, что его отказались есть даже львы. Его мавзолей расположен в центре города и интересен своим кукурузообразным куполом, предвосхитившим форму небоскреба Газпрома в Санкт-Петербурге. Сегодня у праха еврейского пророка молятся мусульмане, а у входа в склеп сидит красивый мальчик лет 14-ти   вдумчиво читающий Коран. 

Другой известной достопримечательностью Суз является археологический замок, с которого открывается величественный вид на древнее городище. Еще в конце XIX века, иранские шахи продали Франции право на освоение несметных археологических богатств этих мест. Чтобы хранить найденные трофеи, французы построили целую крепость, на возведение которой пошли кирпичи эпохи Элама, Ахеменидов и Сасанидов. Французы хозяйничали здесь до 70-х годов – на стене замка висит мемориальная доска памяти археолога Жака де Моргана, проспонсированная  французскими нефтяниками. Здесь же можно посмотреть реквизит европейских археологов начала прошлого века, который живо напоминает фильмы об Индиане Джонсе. А у подножия крепости лежит археологический музей, где собрано все то, что не успело попасть в залы Лувра.

Ночная дорога ведет нас через иранский Курдистан – а жара за окном машины, наконец, сменяется горной прохладой. Под вечер мы достигаем города Керманшах, и ночуем здесь в пафосном отеле, который, похоже, любит новая иранская буржуазия. Стоимость ужина в роскошном полуподвальном ресторане впервые превысила 15 евро на троих. К слову – социальные контрасты в Иране не так бросаются в глаза как в России или в Израиле.  Роскошные автомобили являются здесь большой редкостью, на улицах почти не видно кричащих признаков общества потребления. Хотя это не значит, что Иран испытывает недостаток в острых социальных проблемах. И то, что мы с нашими скромными финансами ни разу не почувствовали себя стесненно, указывает на низкую покупательную способность населения страны. 

День одиннадцатый

Утром, когда тьма рассеивается, из нашего окна открывается вид на скальную гряду в буквально в паре сотен метров от отеля. На этой скале сохранился знаменитый сасанидский барельеф Так-е Бостан, вырезанный в камне 1700 лет назад возле священного источника зороастрийцев. На нем можно видеть Ахурамазду, Митру, сасанидских царей и закованного в латы всадника – катафрактария, который в очередной раз попирает римского воина.

Это настоящий день наскальных надписей. Сначала мы едем к легендарной Бехистунской скале. Там на большой высоте можно увидеть клинописные тексты в честь победы Дария I над магом Гауматой объявившим себя царем Бардией. Голый мятежник лежит под стопой царя царей, а позади изображены связанные сообщники Лжебардии, включая примкнувшего к ним скифа.  Подпись к изображению выполнена на древнеперсидском, эламском и аккадском языках, что помогло археологам в дешифровке многих древних текстов и языков.

Преодолев живописные долины, мы посетили Хамадан – древние мидийские Экбатаны. Здесь сразу же бросается в глаза правильная радиальная планировка города. Все улицы расходятся лучами от главной площади, а дальнейшее пересечение магистралей образовываю новые площади. На одной из них стоит мавзолей  Авиценне – Ибн Сине – который напоминает памятники советской монументальной пропаганды. В основание комплекса устроен небольшой музей, где можно увидеть русскоязычные книги, посвященные великому медику, и осмотреть изобретенные им лекарства.

От памятника Авиценне мы направились к клинописным надписям Ганджнаме. Прославляющие Дария и Ксеркса тексты были высечены на большой высоте у красивого водопада. Хитрые персидские цари думали, что подобная форма самопрославления переживет века – и оказались правы. Окружающая местность вызывает аналогии с горнолыжным курортом – подъемники, беседки, изобилие зелени и воды делают ее любимым местом отдыха золотой молодежи.

Как ведают знающие люди, в древнем Хамадане расположена могила Эстер и ее дяди Мордехая. Некогда, во время правления царя Артаксеркса, злой советник Аман вознамерился погубить томящихся в Вавилонском плену евреев. К счастью, мудрый Мордехай догадался подложить царю свою красивую племянницу Эстер. Та быстро взяла царя в оборот: «выбирай – либо Аман, либо спишь один», и быстро добилась нужного результата. Амана повесили вместе с сыновьями, а евреи получили карт-бланш на истребление своих врагов по всей Персидской империи. В честь этого радостного события был учрежден праздник Пурим, который предполагает поедание печенек в виде ушей Амана и повальное пьянство.

Дверь в мавзолей открыл очень вежливый и вкрадчивый персидский еврей, внешне похожий на Зиновия Гердта. Интерьер древней синагоги украшен еврейской символикой и цитатами из Мегилат Эстер («Свитка Эстер»). Оценив мое знание иврита, смотритель разрешил нам пройти и  в сам склеп – хотя обычно туда пускают одних только верующих. Могилы героев евроейского эпоса выполнены из индийского мрамора – и несмотря, на то, что по легенде они организовали истребление множество персов, мавзолею ничего не угрожает. Все местные мусульмане знают его под названием «Эстер», и охотно ведут в синагогу паломников.   

После Хамадана у нас было две опции – ехать в замок Аламут, резиденцию легендарных ассасинов, или же направится к Каспийскому морю, в Решт. По логистическим соображениям мы избрали второй маршрут – и уже к ночи добрались до берегов Каспия. 

День последний

Как всегда мы рано проснулись, быстро собрали вещи, покинули комнату, закрыли дверь… И тут обнаружилось, что ключ остался в замке со внутренней стороны. Пришлось идти с повинной головой к администратору. Тот, видимо, поминая нас негромким персидским словом, отправился за инструментами, чтобы взломать замок, а мы тем временем нашли лестницу и предприняли успешный штурм запертой изнутри комнаты со стороны окна. В итог все закончилось хорошо – ключ был найден, а мы оставили отель с миром.

Завтракали мы самоварным чаем и булками с финиками. Лотки с самоваром являются обязательной приметой большинства персидских городов. Прямо на улице торговцы моют стеклянные стаканы в железной миске с водой и предлагают всем желающим вкусный чай. Если бы не произошло революции, наверное, такие картины можно было бы наблюдать и в России. Любопытно, что в Иране сохранились некоторые обычаи традиционного русского чаепития – например, многие пьют здесь чай вприкуску или из блюдца. В целом, Решт очень похож на города Закавказья – треугольные крыши, много зданий европейской архитектуры и масса зелени. Когда-то он был малярийным краем, а сегодня это главная рисовая житница Ирана.

Сама провинция Гилян была некогда частью Российской империи. В 1723 году ее завоевал Петр I – однако, удерживать болотистый край России оказалось ему не под силу. Солдаты расположенного здесь Низового корпуса умирали от малярии и укусов змей – и, в конце концов, Анна Иоанновна вернула Гилян Персии ради союза против Османской империи.

В 1920-м году в Реште, при поддержке Советской России и личных усилиях Троцкого, возникла Советская республика Гилян, вскоре преобразованная в Персидскую ССР. Самое поразительное, что памятник ее основателю, Мирзе Кучек-хану стоит прямо в центре Решта – хотя это примерно то же самое, что памятник Артему в центре освобожденного воинами света Славянска.  Позднее Кучек-хан рассорился с большевиками, но помирится с персидским шахом он так не смог:

«Кучик потерпел поражение и бежал в горы, где и погиб от холода. Риза-хан привез в Тегеран голову Кучика на всеобщее обозрение. … Сталин был в ярости. Он обвинял Ротштейна (советского посла в Иране – А.К.) в провале попытки создать советскую республику в Северном Иране и поставил вопрос перед Политбюро. Чичерин рассказал мне, как проходило это заседание. С жалобой на Ротштейна выступил Сталин.

– Хорошо, –  сказал Ленин, поблескивая глазами, и продиктовал стенографисту, – строгий выговор т. Ротштейну за убийство Кучик-хана.

– Нет, – возразил один из членов Политбюро, – ведь это Риза убил Кучик-хана.

– Ладно, – согласился Ленин. – Строгий выговор Риза-хану за убийство Кучик-хана. – Риза-хану нельзя объявить выговор, – перебил Сталин. – Ведь он не советский подданный.

Тут Ленин захохотал, и вопрос был снят с повестки дня».

За полчаса мы добираемся от Решта до порта Энзели на Каспийском море – где когда-то швартовались разбойничьи струги Степана Разина. Пляж расположен на территории «Свободной экономической зоны»,  где за забором построены бутики, магазины европейских брендов, отели и даже – мечеть стилизована под соломенное карибское бунгало. При этом большинство магазинов с дорогими безалкогольными винами и хрусталем закрыты, или пустуют. Хочется написать про этот потребительский рай американцам –  «иранцы делают здесь ядренную бомбу, а в отелях живут шахиды – надо бомбить!».  А ведь когда то здесь на рейде стояли эсминцы Федора Раскольникова, отбившие у англичан корабли, угнанные белогвардейцами из Баку.

Променад и пляж произвели куда более приятное впечатление.  Утром посетителей было мало, по берегу бродила группа курдов в традиционных одеждах – а местный парень смело фотографировал свою девушку без платка. Песок на пляже чистый, вода прозрачная – и по температуре отлично подходит нам, северянам. Но персам в начале октября купаться уже чересчур холодно.

От последнего моря берем курс на Тегеран.  В Иране вдоль дорог расположено много небольших сельских рынков. Здесь любят останавливаться водители и рейсовые автобусы, чтобы отдохнуть, подкрепиться, купить бытовые товары или сувениры.  Пока для нас жарится отличная форель, я веду беседу с местным торговцем на политические темы. Мой собеседник оказался бунтарем – упомянув имама Хомейни, он стал крутить пальцем у виска. Жители Решта – талыши – издавна славились бунтарским духом и отменным виноделием. Так что запрет винокурения в исламском государстве не может радовать местных крестьян.

Пейзаж горного хребта Эльбурс напоминает о Кавказе – поросшие лесами горы, быстрые реки на дне ущелий. Всюду проложены автострады, туннели, железнодорожные мосты. В одном месте мы проехали целый энергетический центр – ущелье было перегорожено плотиной, а позади ГЭС на возвышенности работали десятки ветряных электростанций. Похоже, что власти Ирана серьезно подходят к проблеме производства энергии – поскольку строящиеся и расширяющиеся электростанции встречались нам во всех регионах страны.

Пришло время расставания с Ираном – прекрасной Францией Ближнего Востока.  Без особых затруднений мы проходим таможню, осматривая оригинальный музей конфискованных у наркоторговцев и террористов вещдоков. Спустя несколько часов наш самолет отрывается от земли – и женщины в салоне сразу же начинают скидывать смертельно надоевшие им платки.

Очевидно, что за последние сорок лет Иран претерпел серьезные изменения. Эта страна развивающейся промышленности, высокой культуры и передовой науки – но также страна исламской теократии и средневековых обычаев, силой навязанных ее жителям. Многие проблемы, которые в 1979 году вывели на улицы миллионы людей, до сих пор не разрешены. Как и сорок лет назад, Исламская республика является целью американского империализма – и хотелось бы верить, что этой стране удастся избежать трагической судьбы многих ее соседей. 

Артем Кирпиченок

Читайте по теме:

Ирадж Наджафабади. Иранские заметки

Фатима Абуидрис. Жемчужная революция

Ноам Хомский. Каковы намерения Ирана?

Андрей Манчук. «Ближний Восток. Близко ли война?»

Артем Кирпиченок. Революция или наступление реакции?

Имануил Валлерстайн. Сирийский тупик

Фредерик Остен, Джемми Аллинсон. Когда шатается трон