Киев. Традиция Первомая

Международный день солидарности трудящихся действует на украинских националистов как красный цвет на быка. Они старательно борются с Первомаем, объявляя его чуждым для украинцев. Однако киевляне не собираются отказываться от праздничных пикетов и демонстраций. В первую очередь, потому, что социальные проблемы жителей страны постоянно растут, и с каждым годом в Украине становится все больше поводов для борьбы за трудовые права граждан.

Больше того, празднование Первомая имеет давние исторические традиции, которые, по факту делает его первым светским праздником Киева. Этот праздник весны и бунта учредили в XVII веке в Киево-Могилянской коллегии, где в этот день устраивали «бенкет духовный» – на горе Щекавице, а потом на митрополичьей даче у нынешней Шулявки. Там пели, пили, декламировали стихи и разыгрывали пьесы в античной манере, с намеками на злободневные проблемы мещанства и магистрата. Подобные празднования застал венесуэльский революционер Франсиско Миранда, посетивший город в 1787 году.

Традиция студенческих «рекреаций» продолжалась в виде массовых народных гуляний в первый день мая, в качестве единственного общегородского праздника, не обозначенного в церковном календаре и проходившего без церковных обрядов. Желая покончить с этим, митрополит Евгений перенес с 19 февраля на 1 мая день поминовения священномученика Макария – однако жители города все равно шли не к раке с мощами в Софийском соборе, а в пригородные весенние рощи.

«Каждый год первого мая – писал в 1840 году Автоном Солтановский, – происходило с раннего утра и до другого утра народное гуляние. Народ пьянствовал целые сутки и часто происходили здесь серьезные кулачные драки со множеством раненных. В глубине рощицы можно было натолкнуться на нескромные сцены, слышались неприличные песни и шутки. Перед рассветом по дороге в Киев, и в роще, и по оврагам валялись сотни мертвецки пьяных, большей частью полураздетых или донага раздетых людей. Особенно много валялось совсем нагих. И пожилых, и молодых женщин и девок. На следующий день все полицейские части были переполнены».

Эти неприглядные подробности из патриархального прошлого «матери городов русских» позволяют понять специфику первой политической маевки местных рабочих. Случилось так, что из-за участия возможного провокатора ее пришлось маскировать под традиционную попойку на природе, чтобы обмануть пробравшегося шпика:

«На первом тайном праздновании 1-го мая в 1894 году принимали участие, главным образом, железнодорожники, – вспоминал потом один из старейших российских марксистов Эйдельман. – Ремесленники-евреи, которых к этому времени в пропагандистских кружках было человек 12, по случайным причинам в празднике участия не принимали. Майское собрание происходило в Кадетской роще. Собралось человек двадцать рабочих и два интеллигента. Праздником все рабочие были довольны, но удачным его назвать было нельзя. Предполагались речи, но по оплошности распорядителей затесался один сомнительный рабочий. Его напоили и ограничились общей беседой о майском празднике, тостами и песнями».

Роман-хроника Е. Кротевича описывает тайную сходку рабочих в Голосеевском лесу. Ее участники согласовали свои общие требования: ввести восьмичасовой рабочий день, разрешить профсоюзы, не задерживать зарплату и запретить расплачиваться произведенным товаром, что широко практиковали в то время киевские работодатели. Одновременно с маевкой состоялось стихийное выступление в центре Киева, разогнанное казацкой конницей. Причем, все это происходило тогда не первого, а второго мая – опять-таки, для того, чтобы сбить с толку власти.

«Учитывая обстоятельства того времени, организаторы празднества перенесли его на следующий после первого мая воскресный день, чтобы в этот свободный от работы день не обнаружилось отсутствие на работе участников празднования. И, наконец, чтобы ввести в заблуждение полицию и жандармов, был пущен слух, что демонстрация состоится на Крещатике недалеко от Думской площади. Перед рассветом на Крещатике и на прилегающих к нему улицах во дворах и подъездах домов были собраны полицейские, жандармы и шпики со всего Киева. А возле ворот стояли дворники – верные слуги охранки. Слух о намечающейся в центре города демонстрации привел сюда множество зевак, да и обычно в выходные дни здесь гуляло немало нарядно одетой публики. А теперь здесь собралось также много рабочей и учащейся молодежи. Все тротуары и мостовая были запружены толпой. И вот то там, то здесь послышались молодые звонкие голоса: «Да здравствует Первое мая!» И тут же, как по сигналу, отовсюду высыпали полицейские со свисткам. С криками: «Не собираться! Назад! Расходитесь!» они двинулись на людей. С гиком и свистом вылетели из боковых улиц казаки 1-го Уральского полка. Толпа бросилась врассыпную прочь, а за нею – еще не подготовленная к массовым выступлениям молодежь».

Однако запрет праздника только усиливал его популярность. «Репрессии властей придавали пролетарскому Первомаю революционный характер. В городских газетах нередко появлялись сообщения об арестах, уличных беспорядках, облавах на участников тайных сходок за Днепром, например на Черторое – пишет «Малая энциклопедия киевской старины».

Социалистическое движение в Киеве ширилось и росло, несмотря на разгром первой марксистской группы, организованной еще в 1888 году в Железнодорожных мастерских доктором Абрамовичем. «Уже до первого майского праздника мы не только не чувствовали недостатка в связях с рабочими, а, наоборот, поставлены были перед вопросом о привлечении пропагандистов для нарождающихся кружков, о доставке литературы, об организации библиотечек, упорядочении занятий с рабочими, вмешательстве в конфликты рабочих с хозяевами и в начинающиеся стачки», – писал Эйдельман. Жестокий полицейский диктат властей заставлял ставить на первое место конспирацию:

«Общими правилами для членов считались следующие: на улицах или при посторонних с членами организации не раскланиваться, среди пропагандируемых называться вымышленными именами, квартиры иметь с отдельным ходом, с глухими стенами; писем и фотографических карточек членов не сохранять; при входе в квартиры членов, убеждаться предварительно в присутствии условленного знака безопасности; на улицах пользоваться проходными дворами и т. д. Один из членов группы рассказывал мне о народовольческом киевском кружке, имевшем своей специальностью подготовлять своих членов к конспиративной работе. Давалось, например, поручение в точно определенном месте и в определенное время передать или получить от незнакомого данному члену человека какую-либо вещь».

В конце XIX века киевские социалисты имели в городе несколько русских, польских и еврейских групп – причем со временем каждая из них приобрела интернациональный характер, что дополнительно поставило вопрос о необходимости интеграции. Впоследствии в движении выделились украинские социалисты, а борьба за национальную эмансипацию угнетенных великодержавным царизмом народов была одним из общих требований киевских марксистских кружков.

Центральной фигурой в этой среде был Ювеналий Мельников, в честь которого была названа одна из центральных киевских улиц. Прекрасно образованный сын полтавского помещика, он самостоятельно освоил несколько рабочих специальностей, включая ремесло слесаря, токаря и электротехника, чтобы вести пропаганду в рабочей среде. Однако после первого ареста в Харькове жандармерия не давала ему устроиться на киевские заводы. Социалисты открыли легальную ремесленную школу-мастерскую для обучения молодых рабочих, учителем в которой стал Мельников – уже умирающий от туберкулеза, заработанного в петербургской тюрьме «Кресты».

«Школа выпустила несколько токарей по металлу, которые сослужили потом хорошую службу рабочему делу. А квартира Мельникова на Лукьяновке, где помещалась школа-мастерская, сделалась штаб-квартирой социал-демократов-интеллигентов, клубом и университетом для многочисленных посетителей рабочих. Сюда приводили наши ученики своих знакомых. Интеллигенты-пропагандисты присылали сюда для последней высшей шлифовки своих слушателей. Сюда приходили интеллигенты всех киевских групп. Здесь некоторые учились говорить и писать понятным для массы языком. Здесь в тесном кружке обсуждались планы организации. Тут обсуждались новости газетные, велись споры о пропаганде и агитации и раздавались книжки», – вспоминал впоследствии Эйдельман.

Именно он стал председателем исторического первого съезда РСДРП в Минске. Секретарем съезда выбрали еще одного киевлянина – Вигдорчика, а его подготовку почти целиком взяли на себя киевские марксисты, объехавшие для этого целый ряд городов империи. Их «Рабочая газета» стала первым общероссийским органом партии. Об издании ее первого номера специально сообщила 1897 году германская газета «Vorwarts», где также писали, что Первомай в Киеве нелегально отметили уже 500 железнодорожных рабочих.

«Киевляне развили поистине изумительную работу. Они снова объехали все организации, еще прочнее связались с «Бундом», выпустили первый и второй номер «Рабочей газеты» и вообще практически подготовили съезд (нашли место, разработали порядок дня)… Таким образом получилось, что Киев в конце 90-х годов стал организующим центром», – написано об этом в «Кратком очерке истории РКП(б)», опубликованном в двадцатых годах историком Владимиром Невским.

«Почему Киеву удалось то, что не удалось ни Петербургу, ни Москве? Мне кажется, что одна из причин этого – небольшое сравнительно с Петербургом и Москвой рабочее население Киева. Раз начавшись, пропаганда очень быстро охватила всю свою небольшую область, и очень скоро возникла мысль об объединении всех имевшихся в городе кружков и групп, а затем и мысль о соединении в одну организацию всех городов. Вследствие краткости времени, которое достаточно было для приступившего к пропаганде среди рабочих марксистского кружка, чтобы, захватив все свое маленькое поле провинциального малопромышленного города, дойти до мысли о пользе объединения деятельности всех социал-демократических групп в России, русская группа в Киеве стала перед задачей создания партии», – анализировал эту ситуацию Эйдельман.

Киевские социалисты имели в то время специальную «Зеленую тетрадь», названную так по цвету обложки, в которой записывалась хроника местного рабочего движения. Составленный членом Русской группы, этот очерк был дан «на просмотр, исправление и дополнение старейшим участникам других двух киевских организаций», и таким, образом, представлял собой общепризнанный исторический канон. «Зеленая тетрадь» попала в руки жандармов во время арестов весной 1898 года, когда накануне Первомая в Киеве было арестовано 175 марксистов – рабочих и интеллигентов.

Однако, несмотря на это, популярность праздника только росла – и в 1906 году в организации киевской маевки поучаствовал великий оперный бас Федор Шаляпин. Он дал в городском театре специальный концерт, исполнив песню «Дубинушка» – причем певец едва смог пройти театр из-за наплыва рабочей публики. А потом передал все вырученные средства на проведение Первомая.

«Эй, дубинушка, ухнем, – подхватили 5000 голосов, и я, как на Пасхе у заутрени, отделился от земли. Я не знаю, что звучало в этой песне – революция или пламенный призыв к бодрости, прославление труда, человеческого счастья и свободы. Не знаю. Я в экстазе только пел, а что за этим следует – рай или ад, – я и не думал. Так из гнезда вылетает могучая, сильная белая птица и летит высоко за облака… Много лет прошло с тех пор, а этот вечер запомнил, на всю жизнь запомнил. Удался он на славу» – с заметным чувством вспоминал об этом концерте Шаляпин.

Прошел целый век, и сейчас в Киеве вновь организовывают маевки, несмотря на открытые угрозы со стороны ультраправых. Историческое наследие рабочего движения сохраняется в Украине по сей день, потому что социальные проблемы подпитывают протестные настроения масс. И это поддерживает давний дух борьбы, о котором писал в стихотворении «Традиция» Николай Зеров:

Ніхто твоїх не заперечить прав.
Так, перший світ осяв твої
висоти;
До тебе тислись войовничі готи,
І Данпарштадт із пущі виглядав.

Тут бивсь норманн, і лядський
Болеслав
Щербив меча об Золоті ворота;
Про тебе теревені плів Лясота
І Левассер Боплан байки складав.

І в наші дні зберіг ти
чар-отруту:
В тобі розбили табір аспанфути –
Кують, і мелють, і дивують світ.
Тут і Тичина, голосний і юний,
Животворив душею давній міт
І «Плуга» вів у сонячні комуни.

Андрей Манчук