Миранда в Киеве

От редакции: 14 июля в Венесуэле и во всей Латинской Америке отметили 200 лет со дня смерти выдающегося революционера Франсиско де Миранды – «Предтечи» Симона Боливара, «гражданина мира», который одним из первых начал антиколониальную борьбу за освобождение континента, принял участие в событиях Великой французской революции, и умер в испанской тюрьме. Этот большой юбилей остался незамеченным в России и в Украине – несмотря на то, что Миранда побывал здесь после изгнания из Венесуэлы, во время своих путешествий по Европе, и оставил интересные дневниковые записи с критическими социальными зарисовками из жизни Киева, Москвы и Петербурга – о церквях и борделях, богатстве и нищете, роскоши и разрухе. LIVA публикует рассказ о «киевском» периоде в жизни одной из самых ярких и известных фигур в истории революционного движения Латинской Америки.

Столица Боливарианской республики Венесуэла, мегаполис Каракас, находится очень далеко от постсоветских стран – как географически, так и в смысле логики политических процессов, которые проходили тут c начала девяностых годов. Это совсем другой мир – поэтому, приехав в Венесуэлу, мы поначалу были уверены, что здесь вряд ли слышали о Киеве и Украине. Не стоило надеяться даже на «международный» брэнд Андрея Шевченко, поскольку футбол не очень популярен в этой по-карибски «бейсбольной» стране. Однако, к нашему удивлению, подростки из трущобного района-«баррио», которых обучали грамоте кубинские учителя, сразу же вспомнили название украинской столицы.

«Киев! Это тот снежный город, в котором жил наш Франсиско Миранда!», – сказал маленький мулат, который видел снег разве что на картинках. В том числе – на иллюстрациях к путевым дневникам знаменитого креольского революционера, которые относятся к классике венесуэльской исторической литературы и продаются в любой книжной лавке Каракаса.

Имя Миранды почти неизвестно в бывшем СССР, где его биографию серьезно популяризировал только знаменитый разведчик Григулевич-Лаврецкий, посвятивший ему одну из своих книг. Однако, в Боливарианской Венесуэле высоко чтят память этого человека. Его имя носит одна из высших наград этой страны и один из сортов тропического цветка, в его честь назван один из штатов и несколько городов, множество учреждений, организаций, школ и университетов, студенты рисуют на стенах граффити с его изображением, а дети играют с игрушечным Мирандой-супергероем.

Популярность «дона Франсиско» уступает только культу «Освободителя» – Симона Боливара. Самого Миранду нередко именуют «Предтечей» Боливара – потому что его идейное влияние на своего «младшего товарища», несомненно, во многом сформировало из последнего выдающегося демократа и революционера. При жизни между Мирандой и Боливаром бывали нелады, однако гробницы этих выдающихся людей, чьи идеи и шпаги помогли освободить от колониального гнета целый континент, стоят рядом, под куполом Национального Пантеона. Правда, одна из них – кенотаф генералиссимуса Венесуэлы и генерала республиканской Франции Франсиско де Миранды, – до сих пор остается пустой.

Уроженец Каракаса, выходец из креольской семьи, с молодости проявивший задатки настоящего авантюриста – то есть, талантливого политика, литератора и полководца, – Миранда начал успешную карьеру в королевской армии Испании, однако оставил ее ради борьбы за освобождение своей родины. Он отправился в Северную Америку, где лично познакомился с отцами-основателями Соединенных Штатов. Затем Миранда путешествует по Европе, в поисках средств на организацию антиколониального восстания в Венесуэле. В 1786 году – 230 лет назад – дон Франсиско оказался на территории нынешней Украины. Осмотрев Херсон и Кременчуг, он направился в Киев, где собиралась провести зиму императрица Екатерина Вторая, которая совершала свое известное путешествие из Петербурга в завоеванный Крым. По пути, следуя через южную и центральную Украину, Миранда не встретил «потемкинских деревень», – судя по записям дневника, он добирался на север «по весьма скверным дорогам», минуя безлюдную степную местность, где повсюду встречались следы «Руины». «Поля, как и раньше, без единого дерева и выглядят заброшенными, хотя почва очень плодородна», – печально отметил в своих заметках креол.

7 февраля 1787 года Миранда подъехал к Киеву со стороны Борисполя, и не смог скрыть восхищения открывшимся перед ним видом:

«Панорама была поистине великолепна. Возвышенность, на которой расположен новый город, крепость на северном берегу Днепра, позолоченные церковные купола (коих в каждой церкви обычно бывает по пять), колокольни и т.д. выглядят чудесно, и прекрасно гармонируют с окружающими зданиями».

Венесуэльский безбожник, антиклерикал и масон «выразил желание тотчас же посетить церковь под названием Печерская, внешне напоминающую собор Святого Марка в Венеции». Всемогущий фаворит Григорий Потемкин благосклонно принял Миранду – в пику испанскому королю, с которым конфликтовал Петербург, – разместив его при дворе императрицы, на подворье Киево-Печерской Лавры. И любознательный креол не упустил случая осмотреть «священные чаши, митры, убранство алтаря, отделанные золотом, серебром, драгоценными камнями, жемчугом, парчой, наподобие того как в Эскориале, Гуадалупе и Лорето».

Уже вскоре республиканец Миранда попал на личный прием к императрице Екатерине, которую интересовала неведомая Латинская Америка. Русское правительство планировало отправить к ее берегам эскадру капитана Муловского, чтобы, при случае, поучаствовать в разделе испанских колониальных владений. Впоследствии они не раз беседовали друг с другом за игрой в карты в барочных лаврских палатах. Вместе со свитой Екатерины венесуэлец спускался в лабиринты лаврских пещер, где увидел «множество гробниц и могил, покрытых дорогими шелковыми тканями, а также ряд небольших помещений, которые выглядят как жилые комнаты, с богато украшенными алтарями и светильниками, превосходя в этом смысле Рим и Неаполь». 

Дон Франсиско вообще был неравнодушен к культурным памятникам будущей украинской столицы. Помимо Лавры, он воздал должное мозаикам древней Софии и великолепным видам на левый берег Днепра, которые открывались с площадки тогдашнего «новодела» – Андреевской церкви. Кроме того, он старался понять для себя экономическую, хозяйственную и демографическую ситуацию в присоединенных империей украинских землях. Ссылаясь на документы и на слова местного губернатора, Миранда приводит данные о численности киевлян: «население этого города достигает 24 тысяч душ, а военный гарнизон насчитывает 6 тысяч человек; итого – 30 тысяч. Среди них 439 монахов, 309 монахинь, а всего в городе более 30 церквей, как крупных, так и небольших». Практичный ум креольского вольнодумца отметил экономическую роль многочисленных киевских храмов: «ежегодно сюда стекаются на богомолье свыше 40 тысяч крестьян, и по самым осторожным подсчетам оставляют здесь не меньше, чем по рублю с человека».

Помимо церквей, Миранда проявлял живой интерес к персоналу киевских публичных домов, значительно опередив в этом их признанного исследователя – Куприна. «Зашли потом в бордель; там, за рубль, получил пригожую девку», – подобными заметками пестрят страницы его «украинско-российского» дневника. Восемнадцатилетняя подольская мещанка авансом потребовала от Миранды три дуката за ночь – но, получив деньги, исчезла, и креолу «пришлось удовольствоваться служанкой». По дороге на Подол, к «некой польской еврейке, содержащей подходящих девиц», венесуэлец посетил «прекрасное внушительное здание университета», – нынешней Киево-Могилянской Академии, – найдя в нем «грязь, полное запустение и упадок».

Социальная действительность, которую видел вокруг себя Миранда, вызывала у него неприятие и резкую критику. Во время визита Екатерины в провинциальный Киев съехался цвет польской шляхты и российских вельмож, богатство которых особенно резко оттеняло нищету посполитых крестьян. Кроме того, креольского революционера смущали «отвратительные сцены», когда добившиеся милости офицеры униженно целовали ботфорты «светлейшего» князя Потемкина. 

«Я рассматривал жилища и одежду из грубого лыка этих несчастных рабов, чья жалкая судьба, как видно, немногим отличается от судьбы невольников в иных, дальних пределах»…

«Сколь многим владеет один человек и сколь малым другие, когда немало людей страдают от голода»…

«О Боже, видел красивую девушку, у которой спина была в кровоподтеках от хозяйских палок, а вся ее вина, быть может, состояла в том, что она разбила чашку»…

Подобные записи часто встречаются в дневниках Миранды – и это показывает, что, оказавшись среди цвета восточноевропейской аристократии, баснословно богатой по меркам тогдашней эпохи, он все же не изменил своим демократическим убеждениям. 

Прожив в Киеве несколько месяцев, и проводив отплывшую в Крым Екатерину, Франсиско де Миранда направляется в Москву и Петербург. Он успевает застать в Киеве весенний праздник 1 мая – как следует из дневника, в нашей столице уже тогда широко отмечали народными гуляниями эту дату. Миранда получает офицерский патент на звание полковника и денежную помощь, однако возвращается во Францию, где вскоре становится активным участником революционных событий и внутриполитической борьбы. Республика дает ему чин дивизионного генерала, после чего креол взял штурмом бельгийский Антверпен – и впоследствии имя полководца Миранды было увековечено на Триумфальной арке в Париже. Арестованный по обвинению в измене, он убедительно и красноречиво доказал Трибуналу свою невиновность, сумев избежать ножа гильотины. Однако, уже вскоре снова попал в тюрьму, за близость к жирондистам и личные связи с перебежавшими к австрийцам Лафайетом и Дюмурье.

После освобождения Миранда знакомится с Бонапартом, но отказывается от продолжения службы во Франции. Несмотря на активное участие в европейской политике, он никогда не забывал главную цель своей жизни – освобождение Латинской Америки от колониального господства испанской короны. После многих лет изгнания креол предпринимает две неудачные экспедиции в родную Венесуэлу, с отрядом эмигрантов и добровольцами из США, Гаити и Кубы. И лишь в третий раз, в 1810 году с триумфом возвращается в Каракас, в качестве признанного лидера нового антиколониального восстания. Венесуэльский конгресс назначает Миранду генералиссимусом с полномочиями диктатора. Однако, ожесточенная борьба и достаточно радикальные буржуазные реформы не спасли республику от тяжелого военного поражения. Предательски захваченный в плен испанцами – по иронии судьбы, к этому был причастен рассорившийся со своим прежним политическим кумиром Симон Боливар, – дон Франсиско умирает в тюрьме Кадиса, прикованный к стенам подземного каземата, так не узнав о том, что его дело уже вскоре одержит победу на огромных территориях, от Панамы до Буэнос-Айреса. Его похоронили в безвестной могиле, которую до сих пор не удалось отыскать, несмотря на длительные исследования испанских и латиноамериканских историков.

Впоследствии, когда республиканцы окончательно очистили Венесуэлу от испанских войск, Боливар приложил немалые усилия для того, чтобы увековечить память о Миранде, который еще при его жизни стал первым «канонизированным» героем Великой Колумбии. С тех пор к имени «первого революционера Латинской Америки» неизменно обращались представители всех революционных движений Венесуэлы – вплоть до эпохи Уго Чавеса. Покойный президент Венесуэлы не раз публично цитировал «украино-российский» дневник великого венесуэльского революционера, – имя которого, конечно же, до сих пор не увековечено в «зачищенной» от революционеров киевской топонимике, на стенах Печерской Лавры или НаУКМА. Хотя с той поры, когда он побывал в Киеве, в нашей стране не стало меньше несправедливости, нищеты, церковников и борделей.

Андрей Манчук

Читайте по теме:

Андрей Манчук. Киев. Традиция Первомая

Дмитрий Штраус. Венесуэла: причины поражения

Федор Шаляпин поет киевским рабочим

Андрей Манчук. Проституция в Киеве: первый «легалайз»

Дмитрий Штраус. Семь часов в очереди к Чавесу

Андрей Манчук. Сто лет «Делу Бейлиса»

Славой Жижек. Сердце больше жизни

Володимир Чемерис. Чемериські війни

Андрей Манчук. Триста лет мифологии