После отделения церкви от государства в 1918 году, а также массового изъятия церковных ценностей, которое произошло в 1922-м, в нашей стране сложилась интересная картина.
Без государственных бюджетных поступлений и налоговых льгот, законодательного запрета на перемену конфессии и суровых санкций за неисполнение религиозных обрядов и ряд других «духовных» проступков, церковь столкнулась с ситуацией, когда огромный фонд храмовой недвижимости, ей формально принадлежащей, оказался не только ненужным, но и чрезвычайно обременительным.
Российская православная церковь переживала не только огромный отток прихожан, которые, без страха штрафа и плети, внезапно, почувствовали сильнейшие сомнения в своей вере. Многократно упал размер пожертвований и выручки за оказание различных ритуальных услуг, ранее обязательных. Церковь испытывала и жесточайший кадровый дефицит. Профессия священнослужителя, статус монаха или послушника разом лишились внутреннего наполнения: они не давали ни регулярного сытного кормления, ни престижа в глазах массы сограждан, ни преференций в отношениях с новой властью. Вне сословного строя церковь, будучи социальным институтом насквозь сословным, превратилась в прибежище двух категорий граждан: фанатично и искренне верующих, коих и до революции в ней было всего ничего, и личностей, более ни на что негодных. Для последних даже сильно упавший в глазах окружающих статус священника казался, все же, предпочтительней статуса ночного сторожа, дворника или истопника: да и спрос, за ненадлежащее исполнение нехитрых обязанностей, в церкви был существенно мягче.
Да, советские и партийные органы вели в это время антирелигиозную пропаганду. Да, немало священнослужителей было репрессировано за участие в антисоветских и контрреволюционных действиях разного рода. Но все это вместе взятое, не шло ни в какое сравнение с самым коварным деянием советской власти: она просто сообщила церкви, что отныне та должна существовать исключительно на собственные средства, без каких-либо сословных привилегий. Разрушительные последствия этого акта имели, поистине, тотальные масштабы.
В этих условиях неудивительно, что огромное число храмов, как сельских, так и городских, оказались попросту не по карману церкви в новых условиях. Даже в крупных губернских городах действующими остались лишь одна-две небольшие церкви, нередко расположенные возле кладбищ, где сохранялся относительно стабильный спрос на ритуальные услуги. Служить во всех остальных храмах было, зачастую, некому и не для кого. Не на что было поддерживать их в порядке, делать косметический ремонт, обновлять кровлю, регулярно протапливать и даже просто расчищать снег и палую листву на храмовой территории. О том, чтобы вновь наполнить верующими грандиозные столичные храмовые комплексы, выстроенные за казенный счет, не шло, разумеется, никакой речи. То же самое касалось семинарий, духовных академий и большинства монастырей. Огромное количество церквей оказалось просто под замком и с заколоченными окнами, даже без сторожа или служек. Храмы ветшали, придавая городским улицам непотребный облик.
Власти, естественно, пытались решить эту проблему. Часть храмов получила статус памятников культуры, и была взята под охрану – и еще в двадцатые годы, там начали проводиться исследования и реставрационные работы. Но в общей массе их было совсем немного. Большая часть церквей представляла собой сравнительно недавно построенные, откровенно уродливые сооружения, безвкусно оформленные и монофункциональные по своему предназначению. Несмотря на массивные несущие стены, церкви плохо держат тепло, и их дорого отапливать. Невзирая на внушительные внешние габариты, большинство храмов имеет весьма скромный полезный объем, который вдобавок весьма нерационально распределен. На самом деле, все это становилось очевидно даже когда их использовали по прямому назначению: нормальными были случаи обмороков во время длительных служб, от удушья и тяжелого запаха ладана. Когда же в этих зданиях стали организовывать музеи, клубы, и художественные галереи и спортзалы, все эти проблемы вставали в полный рост. Чаще всего, пользоваться церквями в каких-то народно-хозяйственных целях продолжали исключительно по нужде, и, при первой возможности, старались переводить учреждения в специально построенные новые здания, с нормальными окнами, отоплением и вентиляцией. Брошенные храмы же становились складами или подсобками – иногда их разбирали из-за ветхости, но чаще просто стояли под замком, не используясь никем и ни для чего.
Еще более печальной была судьба сельских храмов. Священнослужители бросали их еще раньше, чем в городах. Будучи, зачастую, самыми крупными и представительными сооружениями на селе, они, тем не менее, оказывались мало к чему пригодны. После того, как батюшка, сбрив бороду, уезжал с семейством на работу в город, где в Наркомпросе всегда был спрос на грамотные кадры, вчерашние прихожане, чаще всего, начинали церковь постепенно разбирать, справедливо полагая, что так она послужит лучше, чем вообще никак. Именно в таком виде застали сельские церкви мы, дети восьмидесятых: зачастую, в виде голых стен, заросших солидной толщины деревьями. Впрочем, в своем большинстве, в этом виде они пребывают и поныне. Алчная до земельных участков и дорогих объектов недвижимости в крупных городах, церковь совершенно равнодушна к храмам в малолюдных и бедных приходах, не сулящих ничего, кроме лишних затрат.
Заинтересованность в строительстве новых храмов, конечно, не имеет ни малейшего отношения к подлинной заботе о верующих. Это ясно, хотя бы, из того факта, что большая часть ныне функционирующих, дореволюционных и современной постройки церквей, большую часть года стоят пустыми, наполняясь лишь в самые главные православные праздники. Загнать прихожан в храмы полицейскими методами, как в старину, сейчас невозможно. Пресловутые продажи свечей и поборы за ритуальные услуги тоже приносят сравнительно небольшой доход, и его не хватает даже для безбедного существования всех священников, осуществляющих службы. Как говорил мне один знакомый поп, служащий в одном из центральных казанских храмов, после уплаты десятины ему и его весьма многочисленной семье остается сумма, сравнимая с зарплатой рядового менеджера низшего звена в крупном банке. Но подавляющее число рядовых священнослужителей не могут мечтать даже об этом.
Тем не менее, РПЦ активно участвует в строительной лихорадке, охватившей страну еще в начале 2000-х. Огромные суммы от строительных подрядов с государственным участием, колоссальные средства, отмываемые на «пожертвованиях меценатов», аферы с земельными участками, уклонение от налогов и вывод денег за рубеж по церковным каналам сказочно обогащают топовых иерархов. Именно с этим связана постоянная активность церкви в отношении строительства все новых и новых, все более и более уродливых и не вписывающихся в городские ландшафты культовых сооружений, перегораживающих своими оградами любимые места отдыха горожан, встающих на месте парков и скверов.
Это простое человеческое желание заработать встречает понимание у госаппарата и вызывает понятный интерес у чиновников. Ведь им тоже хочется порадовать себя какой-нибудь мелочью – например, виллой в окрестностях Флоренции, или небольшим шотландским поместьем. Этим объясняется граничащая с яростью решительность представителей власти и духовенства, которые стоят на своем в многочисленных конфликтах с общественностью, периодически возникающих на фоне очередной застройки. Как результат этого, вокруг церкви формируются собственные, хорошо замотивированные ЧОП и ОПГ, готовые по указке святых отцов не только бить протестующих дубинками (подумаешь, это и обычный ОМОН может), но и на что похуже. Причем сильно похуже.
Урок истории не пошел РПЦ впрок. Так же точно, как умирающий богач не сможет утащить на тот свет даже копейку из своих нажитых непосильной эксплуатацией трудящихся капиталов, церковь не сможет вернуть прежнего, утраченного еще в Новое Время влияния – даже построив тысячу новых кирпичных коробок с куполами, облицованными золотистым поликарбонатом. Встроенная в систему государственного управления Российской Империи, РПЦ аккумулировала средства за счет сословных привилегий и феодальной ренты, щедрых пожертвований богачей и аристократов – но сохраняла все это исключительно за счет карательного аппарата государства. Без его поддержки она оказалась несостоятельным должником, пустив по ветру огромные народные средства, вбуханные в тысячи храмов или часовен. Современная РПЦ действует в той же логике, только уже в рамках корпоративного государства, в котором частный интерес тесно переплетен с административным ресурсом. В сущности, церковь представляет собой практически то же, что и любая другая крупная транснациональная корпорация – с той лишь разницей, что она выставляет на торги не нефтегазовые фьючерсы, а разбавленную воздухом архаическую идеологию.
Будущность у РПЦ – равно как и у украинской ПЦУ, или других таких же структур – точно такая же, как и у остальных буржуазных корпораций. Новая власть трудящихся национализирует и передаст в общественное пользование их материальные активы, а византийская зараза тысячелетней выдержки будет выброшена на свалку истории. А огромные ресурсы, потраченные на новые памятники алчности, тщеславия и дурновкусия, вновь окажутся выброшенными на ветер.
Нам же стоит помнить, что, когда мы участвуем в общественном движении против очередного церковного строительного проекта или передачи РПЦ исторического здания, мы выступаем здесь не столько как борющиеся против мракобесов атеисты, сколько как трудящиеся, чье общественное пространство вновь желают приватизировать в частных интересах. Это ключевой момент, который, зачастую теряется бесконечной сетевой ругани, именуемой «общественной дискуссией». По большому счету, для нас не имеет значения, веруют покушающиеся на общественное благо грабители в высшие силы, или нет. Принципиально то, что они целенаправленно уничтожают результаты социальных завоеваний советской эпохи – и, опираясь на кулачное право, пытаются взять то, что никогда не им не принадлежало.
Естественно, этому надо всемерно препятствовать, и любое движение искренних людей, направленное против этих захватов, должно находить поддержку со стороны коммунистов.
Михаил Белов
Читайте по теме:
Артем Кирпиченок. «Красные попы». Утраченный шанс РПЦ
Андрей Манчук. Долгая дорога к храму
Лори Пенни. Возьмите меня на работу... Папой
Славой Жижек. Лишь горящая церковь светит
Артем Кирпиченок. Дураки и Змей Горыныч
Андрей Манчук. Война за церковь и пастор Нимёллер
Николай Спорик. В чужой устав со своим монастырем
Артем Кирпиченок. Юбилей Реформации
Андрей Манчук. Покрова на Нерли и глобализм
-
Економіка
Уолл-стрит рассчитывает на прибыли от войны
Илай Клифтон Спрос растет>> -
Антифашизм
Комплекс Бандеры. Фашисты: история, функции, сети
Junge Welt Против ревизионизма>> -
Історія
«Красная скала». Камни истории и флаги войны
Андрій Манчук Создатели конфликта>> -
Пряма мова
«Пропаганда строится на двоемыслии»
Белла Рапопорт Феминизм слева>>