Воспитание чувств. Какая школа нам нужна?

Российское образование в последнее время не устает преподносить сюрпризы – вернее, то, что оно преподносит, не перестает быть сюрпризом для . Казалось бы, за двадцать пять лет непрерывных «реформ», когда одно известие из сферы «разгрызания гранита» удивительнее другого, привыкнуть можно было ко всему. Однако, не успел утихнуть скандал с 57 школой, «прогрессивную общественность» всколыхнула очередная инициатива Минобра: вновь назначенная министр Ольга Васильева предложила «обязать школьников участвовать в уборке помещений и пришкольных территорий».

Хотя пока совершенно неясно, в какой именно форме и в каком объеме будет реализовываться данная инициатива, а мотивировка «мы должны вернуть, прежде всего, ответственность маленького человека за то место, в котором он проводит 11 лет» звучит в высшей степени благородно, «прогрессивная общественность» традиционно раскололась надвое. В то время, как одни всячески приветствуют начинание министра, видя в нем шаг к воспитанию более ответственных и чистоплотных граждан, другие бьют тревогу, говоря о введении принудиловки и усилении роли школы, как репрессивного института.

Мотивацию обеих сторон можно понять. С одной стороны, привычка убрать за собой – действительно полезна и с моральной, и с банально гигиенической точки зрения, а воспитание любви к труду можно лишь приветствовать. Но с другой, действительно, не вполне ясно, где грань между «приучением убирать за собой» и трудовой повинностью в пугающе буквальном смысле слова. И проблема здесь даже не в том, что школа – репрессивный институт. В конечном счете, почти все общественные институты в той или иной мере репрессивны. Даже более того, по самой своей сути репрессивно любое воспитание, любая социализация. Она призвана сделать из младенца, носителя, выражаясь словами Фрейда, «детского нарциссизма», не разделяющего себя и мир, знающего только свое «хочу», сделать полноценную взрослую личность, умеющую гибко вписывать «хочу» в реальный мир с десятками разных «надо» и «нельзя». Поэтому само по себе принуждение, сам по себе детский труд не хорош и не плох, покуда это часть воспитания.

Однако здесь в полный рост встает вопрос, а что именно и как именно собираются воспитывать с помощью предложенной мерой адепты министерского тезиса? И даже шире: что именно и как именно воспитывает нынешняя школа, как институция? Как именно социализирует среднестатистического ребенка, какие установки вкладывает в его голову, к чему его готовит? Какую, в конечном счете, роль она выполняет? И тут мы, как марксисты, должны признать, что в буржуазном, – и особенно неолиберальном, – обществе школа прежде всего приучает к отчужденному труду и беспрекословному повиновению авторитету. Иными словами, к тем вещам, которые присущи капиталистической организации труда. Готовить ребенка к его роли в разделении труда, формировать его личность под общественный status quo – естественная роль школы. Как спартанские гимнасии воспитывали воинов, наводящих страх на илотов и жителей соседних стран, как Итон и Харроу формировали качества, создавшие славу британской аристократии, как Макаренко ковал из беспризорников строителей молодой советской республики — так и современная общеобразовательная школа не может не быть подготовительным этапом к жизни в пучине позднего капитализма.

Причем, чем в меньшей степени школа в той или иной стране играет роль социального лифта, тем ярче и полнее ее роль «цеха по производству будущих рабочих». Так, скажем, в США с их конкуренцией государственных (public) и частных школ разной степени престижности, или в странах Южной Азии или Латинской Америки, где даже просто грамотность является роскошью, школа как таковая, или школа определенного уровня действительно может выполнять функцию трамплина в светлое будущее, храма знаний, доступ к которому дает шанс в жизни. На постсоветском же пространстве, особенно в РФ, Украине или Беларуси, несмотря на все поползновения последних десятилетий, на данный момент бесплатное среднее образование с более-менее сопоставимым уровнем школ (вынесем за скобки специализированные лицеи и СУНЦы, процент которых все же невелик) все еще является не только общедоступным, но и де-факто общеобязательным.

Будь ученик отличником или двоечником, из богатой или бедной семьи, из рабочих или из потомственных профессоров, живи он в столице или в уездном городе, с большой вероятностью он получит в стенах alma mater примерно одинаковый набор знаний и навыков. Вернее, «получит» крайне формально, потому что в реальности все мы можем видеть, что средний выпускник постсоветской школы может не то, что не уметь взять производную или запомнить валентность углерода, но и путать «-тся» и «-ться», отрицать теорию эволюции, лечиться по Малахову и верить в «славяно-арийские веды».

В общем случае сама по себе зубрежка стихов на литературе, механическое выписывание упражнений на уроках русского, физкультурные нормативы (которые, как правило, сдают только те, кто и вне школы активен и развит физически), хрестоматийное «ландан из зе кэпитал оф грейт бритен», – не приучают ни к вкусу в поэзии, ни к грамотности, ни к телесному здоровью, ни к владению иностранной речью. Зато отлично приучают к необходимости безусловного подчинения авторитету и к неизбежности отчужденного, – то есть лишенного сознательной внутренней мотивации, – труда. Учебный процесс полон однотипной работы, смысл которой ускользает как от ученика, так, кажется, и от учителя: главным аргументом было и остается «потому что я так сказала». Итого, в сухом остатке за школой остается функция репрессивной социализации; действительные же знания ребенок получает (и с каждым годом это выражено все больше) не в рамках среднего образования, а благодаря ресурсам родителей, будь то семейная культура или финансовые возможности нанять штат репетиторов.

Поэтому думать, что введение трудового воспитания в виде надраивания класса научит детей любить ручной труд и чистоту, столь же наивно, как и полагать, что написание очередного сочинения об образе дуба Болконского сделает из них ценителей классической литературы. Оговорюсь, что я, разумеется, не отрицаю, что в российских школах, несмотря на все усилия Минобразования, по сей день остается много энтузиастов, способных мотивировать ребенка учиться и со всей отдачей научить знать и любить свой предмет. Однако, как скорость эскадры определяется самым тихоходным судном, так и сценарий в рамках социального института задается путем наименьшего действия. Который в случае трудового воспитания выглядит «швабру в руки и вертись, как хочешь» – без объяснений, почему, зачем и как и уж конечно без заботы о личной мотивации ученика. Меж тем, без этих объяснений и подобной мотивации ни о какой выработке сознательного навыка на всю жизнь, – не говоря уже о любви к уборке и чувстве ответственности за общественное пространство, – речи идти не может. Если даже дрессируемой лошади после каждого трюка дают сахар, то почему нужно ожидать труда без подкрепления от человека, пусть и маленького?

Повторюсь: разумеется, эта печальная картина не значит, что инициатива министра в каждом конкретном случае будет выглядеть, как бессмысленная обязаловка. Не значит это и то, что из всякого ребенка по итогам трудового обучения выйдет не ответственный чистюля, а травмированный ненавистник ручного труда. Однако еще более опрометчиво полагаться на добрую волю учителей-энтузиастов и благой нрав детей (вдвойне опрометчиво – с аргументацией «ну я же так научился»). Сколько бы «Макаренко» и «тимуровцев» в системе образования не было.

И, тем не менее, хотя введение принудительной уборки территорий в нынешнем виде выглядит в лучшем случае, как консервативная мера, направленная на воспитание смирения со status quo, а в худшем – как глупость, которая выльется лишь в дополнительную нагрузку на детей и педагогов, сама по себе идея трудового воспитания, безусловно, хороша. Как хороша и идея, к примеру, всеобщей военной подготовки. Хорошо уметь постоять за себя и близких, хорошо уметь поддерживать чистоту и уважать общественное пространство — все это качества, которые всегда подчеркивались коммунистами, как важные в человеке будущего. Однако, как сегодняшняя армия превращается в отупляющую рутину с муштрой и «катанием квадратного» (а, в конечном счете, как показал донбасский конфликт – в мясорубку для молодых парней во имя интересов олигархии), так и трудовое воспитание в рамках существующей системы образования не приведет, скорее всего, ни к какому прогрессу.

Для того, чтобы получить желаемый результат, необходима коренная реформа всего института школы, отказ от сведения учебного процесса к набору приказов и механистичных действий, установка на формировании в развивающейся личности ребенка внутренней мотивации к учебе и труду, к восприятию знания не как «горькой пилюли», а как увлекательного инструмента преобразования общества. Что, разумеется, совершенно невозможно до тех пор, пока господствует неолиберальная парадигма, относящаяся к среднему образованию, как к конвейеру по штамповке «рабочих минимальной комплектации», на котором, к тому же, можно неплохо поэкономить, сокращая все, что можно и чего нельзя. И, как мы знаем, что возможна альтернатива капитализму, так мы знаем, что возможна и альтернатива современной постсоветской школе (вспомнить хотя бы педагогические опыты выдающегося советского философа Эвальда Ильенкова). И это не может не вселять оптимизм.

А пока левые еще не столь сильны, чтобы приступить к общественному переустройству – уместнее будет, пожалуй, не ломать копья по поводу инициатив высоких чиновников, а сосредоточиться на доступных фронтирах борьбы, которые могут помочь приблизить будущее торжество социализма. К примеру, на отстаивании трудовых прав учителей. Да и тех же уборщиц.

Георгий Комаров

Читайте по теме: 

Сергей Марков. Образование мертво. Да здравствует образование?

Андрей Манчук. Сёла без школы

Александр Панов. Десять ножей в спину революции РАН

Владимир Фридман. Какая система образования нам нужна?

Тики Таракихи. Мексика: протесты учителей и реформа образования

Арина Муромська. «Национальный вопрос в педагогике»

Павло Аннєнков. «Невежество еще никому не помогло»

Павло Кудюкін. «В профсоюз вступают лучшие преподаватели»