Буркинийское чудо

– Каааааапитализм?

– Долой!!!

– Ииииимпериализм?

– Долой!!!

– Нееееоколониализм?

– Долой!!!

– Что-то как-то тихо и не уверенно вы кричите, а? Боитесь, видать, что вас услышат в Косиаме?

Люди смеются. Косиам – это название президентского дворца в Уагадугу.

– Да не бойтесь вы, там и так все про вас всех уже знают!

На темной улице Уагадугу, не в центре вовсе, а где-то в глубине типичного африканского «спального района» (спальный район в африканском городе отличается от европейского лишь масштабами: вместо многоэтажек – одноэтажные домики, а вместо супермаркетов – гаражи-лавочки с керосиновыми лампами внутри) люди собрались по случаю очередной годовщины гибели капитана Тома Санкары. Установлена небольшая сцена, на которой натянут белый экран для просмотра фильма. Перед сценой стоит несколько рядов стульев и лавочек. Впрочем, их слишком мало, чтобы вместить всех желающих. Большая часть либо стоит, либо сидит на мотоциклах и скутерах – самом популярном и практичном транспорте в африканском городе. Народ самый разный: преобладают, конечно, молодые парни. Но есть и женщины, девушки, дети, пожилые люди. Кое-где мелькают белые лица.

С двух сторон дорога перегорожена автомобильными покрышками – видимо, на случай провокаций или вмешательства полиции. Впрочем, напрасно в этот раз. Годовщина смерти Санкары в 2013 году совпало точно с Табаски – так в Западной Африке называют Курбан-байрам. Что ни говори, но Буркина-Фасо преимущественно мусульманская страна (пусть, даже, самая светская из всех в субрегионе), традиции тут принято чтить и уважать. Устраивать облавы на людей в такой день – было бы за гранью.

Но осторожность еще никому никогда не вредила. На сцене в черной футболке с логотипом движения Le Balai Citoyen («Гражданин-метла») появляется Смоки – звезда буркинийского слэма. Конечно, далеко не все его песни о политике – есть, например, чудесная реприза о том, как жена с ребенком ждут его дома, пока он сидит в баре и дует с друзьями пивко. Но, пожалуй, именно политические песни принесли ему наибольшую популярность, как в стране, так и за рубежом.

– Вот, например, Смоки – продолжает мне рассказывать о местной политической тусовке моя буркинийская подруга Марьям – ты знаешь, на него тоже ведь были покушения уже не раз. Теперь уже нет, перестали.

– Почему же?

– Сейчас он стал уже слишком популярен, власти боятся, что если теперь с ним что-то такое произойдет – будут большие проблемы, точно.

Это на самом деле так. В декабре 1998 года убийство главного редактора газеты L'Independant Норбера Зонго и трех его коллег всколыхнуло буркинийское общество настолько, что режим Компаоре, казавшийся до этого незыблемым и прочным как монолит, получил первую желтую карточку. Накануне перед убийством Зонго проводил журналистское расследование на тему обстоятельств смерти личного шофера брата президента – Франсуа Компаоре. Власти вынуждены были учредить специальную комиссию по расследованию, которая в конце концов выдвинула обвинения против 6 сотрудников буркинийских спецслужб, причастных к убийству журналистов. Норбер Зонго стал второй иконой движения сопротивления режиму Компаоре. После Санкары, разумеется.

***

Выступающие на сцене молодые ребята в черных футболках объясняют народу, что надо объединяться и бороться за свое достоинство, за свои права, за свою конституцию. Самое важное в этой конституции для них – то, что в соответствии с 37 ее статьей президент Блэз Компаоре должен уйти в отставку в 2015 году, по завершению своего уже четвертого президентского срока, не считая 4 лет правления в качестве самопровозглашенного главы государства после переворота и убийства Санкары. Это именно после подъема мощного гражданского движения, объединившего оппозицию, профсоюзы, правозащитные и прочие низовые организации,  спровоцированного убийством Зонго и его коллег, Компаоре пришлось, чтобы успокоить разгоряченное общественное мнение, принять поправки к конституции 1991 года, сократив срок президентских полномочий с 7 лет до 5 и установив ограничения по занятию главного поста двумя сроками. Правда, с момента принятия поправок он получил право баллотироваться на пост президента еще дважды.

Все же народ на время удалось успокоить, заставив его поверить в то, что когда-то придет день и они избавятся от Блэза малой кровью. Не знаю, был ли в Буркине (или в Верхней Вольте, как она называлась до 1984 года) еще более непопулярный президент. О Блэзе здесь принято было говорить либо плохо, либо ничего. Впервые он был избран на безальтернативных выборах при явке около 27 процентов. Далее Компаоре переизбирали с результатами около 80 процентов, но и тогда явка даже по официальным данным едва превышала половину от общего числа граждан наделенных правом голоса. В основном, это были сельские жители, находящиеся в стороне от большой политики. Жители крупных городов голосовали «ногами».

***

Ни один «термидор», как известно, не возвращает общество в состояние дореволюционное. Он лишь останавливает революцию на пределе своих объективных исторических возможностей. Кризис буркинийской революции проявился уже в 1986-м году, когда власти начали репрессии против профсоюзов, участников забастовок. Санкара, вообще, надо сказать, не особо доверял профсоюзам и считал, например, анархо-синдикализм враждебной идеологией. Тем не менее, решение об увольнении более тысячи преподавателей, присоединившихся к забастовке, обескровив тем самым систему школьного образования, продемонстрировало очевидный тупик и отчаяние революции. Народ, встречавший ее с восторгом в 1983-м, три года спустя начал уставать от ее стремительного темпа. В одном из интервью этого периода Санкара признался, что чувствует себя в Африке одиноким и непонятым. Обстоятельства свержения Санкары, тем не менее, возмутили буркинийское общество своим цинизмом и подлостью, сделав его практически местным святым. Компаоре пытался свершить все возможное, чтобы предать его имя забвению, но, в конце концов, поняв, что это невозможно – отступил. Санкара был перезахоронен с почестями, его имя было присвоено одной из главных улиц столицы. Символы революционной Буркины также остались нетронутыми. Характеризуя свою политику, Компаоре использовал термин «rectification» – исправление революции.

Один из моих буркинийских знакомых, учившийся в 80-х годах в СССР, рассказывал, как после переворота к ним приезжали с родины новые чиновники проводить беседы о произошедшем:

– Они говорили: посмотрите на то, как растет ребенок. Ни один ребенок сразу же не может начать ходить и разговаривать, ему надо время, чтоб постепенно научиться это делать, шаг за шагом, спотыкаясь и падая. А если вы будете насильно требовать от него ходить на двух ногах в годовалом возрасте, разве закончится это чем-то хорошим? Так и революция. Не надо спешить, не надо торопиться...

– Ну и что, вас убедили эти объяснения?

– Нет, конечно. Вообще, изначально нас всех хотели отозвать с учебы домой, тех кто учился по государственным направлениям. Но за нас вступились советские власти. Они уговорили наше министерство образование дать возможность хотя бы доучиться тем, кто уже учится.

– Странно как-то. Что ни говори, но ведь квалифицированные кадры нужны любому режиму, особенно в Африке.

– Они не хотели, чтобы квалифицированными кадрами были мы, потом занимали какие-то места, становились специалистами... Они прекрасно понимали, что мы всегда останемся верными нашему лидеру...

***

Санкара и Зонго были, конечно, же не единственными резонансными жертвами режима Компаоре. Буркинийское движение защиты прав человека и народов регулярно публикует отчеты, придавая огласке случаи преследований, арестов, пыток, политически мотивированных убийств общественных активистов, профсоюзных лидеров, случаев безнаказанного сексуального насилия, совершенного бойцами президентской гвардии. Хотя, положа руку на сердце, следует признать, что режим Компаоре был далеко не самым страшным в Африке: что ни говори, но правозащитные и социальные движения, профсоюзы, открыто функционировали и даже добивались некоторых успехов в борьбе за свои права. Думаю, что даже при режиме того же Уфуэ-Буаньи в Кот-д'Ивуаре, не говоря о более одиозных персонажах вроде Мобуту или Иди Амина, никакому Le Balai Citoyen в жизни не дали бы вывести людей на улицу в таком количестве, как на прошедшей неделе, закатав их в асфальт после первой же акции, а может даже и раньше.

Авторитет христианских и мусульманских духовных лидеров позволял им выступать в качетве особой общественной силы, неподконтрольной правительству. Национальный университет также известен своими оппозиционными настроениями, студенты занимаются остросоциальными исследованиями, на кафедре философии, где мне довелось побывать, активно изучают классиков европейской и африканской философии, от Канта до Шейха Анты Диопа, публикуют много интересных журналов и альманахов. Уагадугу традиционно считается крупным культурным центром Западной Африки благодаря своему замечательному самобытному кинематографу, национальному театру. Кроме того, последние лет десять экономика страны демонстрировала стремительный рост и по темпам экономического роста занимала одну из первых позиций среди африканских государств. На фоне соседних Мали, Нигера, Кот-д'Ивуара она так же являлась островком стабильности в бушующем «море» Западной Африки. При этом, однако, процветали коррупция, клиентелизм, привилегии госслужащих и высшего офицерства, самодурство и безнаказанность элит. Буркинийское экономическое чудо имело и скрытую от статистики и глаз туристов сторону. Города душила безработица, на селе нередкими стали экспроприации земель крестьян для передачи их в руки крупного агробизнеса. Но, что самое, пожалуй, главное – убийство Тома Санкары буркинийцы Блэзу так и не простили. Случилось, очевидно, вполне типичная ситуация, когда общество переросло тот режим, который сам же его и взрастил.

***

На растянутом экране уагалезцам показали вечером документальный фильм «Санкара, честный человек». Из песни, как не крути, слова не выкинешь – так же из истории буркинийской революции не стереть имя Блэза Компаоре, главного соратника Санкары, капитана десантных войск, еще в далеком 1983 году обеспечившего ей победу, установив с отрядом десантников контроль над столицей. И вот на экране в кадрах фильма то и дело возникает его лицо. Сюжет фильма еще не дошел до переворота, поэтому друзья пока вместе. На самом деле, очень красивый тандем. Два ярких, молодых, полных жизни и энергии, харизматичных капитана, в красных беретах. Если абстрагироваться от того, что было дальше – можно только восхищаться романтикой и эстетикой африканского марксизма (так Амилкар Кабрал, например, говорил, что приезжая в Африку марксист должен снимать свой пиджак и одевать военную форму). По «зрительному залу» же прокатывается недовольный гул, свист негодования, презрительные возгласы. Совсем другое дело, когда в кадре появляется и начинает говорить сам Санкара. Все его речи народ знает наизусть, подхватывая и повторяя хором с полуслова. Вот он отвечает на вопрос французской журналистки во время пресс-конференции на саммите глав франкоязычных государств в Вителе. Журналистка спрашивает его, зачем он летал в Москву и на Кубу? Санкара нисколько не смутившись признается, что в Москву и на Кубу он летает, поскольку у Буркины очень хорошие отношения с этими странами, также как и со многими другими. Лицо сидящего рядом с ним президента Миттерана  искажает гримаса брезгливости. Зрители взрываются хохотом.

– А что же ты – спрашиваю я Марьям — не вступаешь в Balai Citoyen?

– Нет.

– Ты не разделяешь санкаристские идеи?

– Идеи... Идеи-то хорошие, но я не верю в то, что они смогут победить.

Активист на сцене, тем временем, призывает всех вступать в Balai Citoyen и открывать новые ячейки в своих районах, городах, селах:

– Вот перед вами N., он недавно вступил в Balai Citoyen и организовал ячейку в Дассазго (N. поднимает руку со сжатым кулаком в приветствии, ему робко аплодируют, смотрят с неуверенным пока интересом). Сейчас там уже около сотни наших активистов! Присоединяйтесь к нам, идите в дома соседей, друзей, агитируйте, приглашайте на акции...

Откровенно говоря, я тоже испытываю большие сомнения в успехе этих ребят. Во главе их стоят два музыканта – уже упомянутый Смоки и рэггимэн Сама Карим, более известный как Самск Ле Джа. Оба, конечно, заядлые санкаристы. Культурные бунтари. Даже в ютубе вы можете без труда найти их песни. Кумиры местной молодежи, по совместительству увлеченные игрой в политику. «Третье поколение» Фассбиндера с поправкой на культурный контекст. Ну, или, скажем, Нойз МС.

Все президенты Верхней Вольты/Буркина-Фасо, за исключением самого первого, продержавшегося у власти чуть больше трех лет Мориса Ямеого, были военными. И только тот же Ямеого добровольно ушел в отставку с поста президента под давлением улицы. Во всех остальных случаях власть менялась исключительно в ходе военных переворотов. Армия остается и главной, если не единственной, опорой власти Компаоре. Неожиданные волнения военных и учиненные ими беспорядки весной 2011 года, заставившие Компаоре даже на несколько дней бежать из столицы, показали, впрочем, что даже в армии его авторитет уже далеко не столь безусловен, как принято считать. И, тем не менее, неужели, вот эти ребята с растами и гитарами надеются остановить могущественную систему буркинийских silovikov.   

– Мы должны сделать так, чтобы в 2015 году Блэз У-ШЕЛ!!! И мы это сделаем!!!

Следуют одобрительные возгласы. Я, как и Марьям, не верю в то, что им это удастся, но, все равно, из чувства солидарности, подхожу к ребятам у сцены, продающим атрибутику движения, и покупаю четыре футболки и диск Самска Ле Джа.

***

Спустя два месяца, на следующий день после празднования Дня независимости, Компаоре, как и ожидалось, объявил о возможности проведения в стране референдума по вопросу об изменении конституции. В ответ начались массовые демонстрации и митинги оппозиции. Вслед за ними последовал и раскол внутри элит. Из пропрезидентского Конгресса за демократию и прогресс вышел ряд авторитетных членов, то ли верно почувствовав момент, то ли просто отчаявшись дождаться заветного «повышения» сохраняя вечную лояльность. Экс-председатель Конгресса и Национальной ассамблеи Рок Марк Кристиан Каборе, еще из того самого поколения санкаристов-восьмидесятников, один из самых популярных его лидеров Симон Компаоре, в течение 17 лет занимавший пост мэра Уагадугу, и в недавнем прошлом правая рука Блэза Салиф Диалло, объявили о разрыве с партией и создании своей собственной – Народного движения за прогресс. Набравшая вес оппозиция сразу же приступила к борьбе за умы и настроения граждан, армии, духовных лидеров, традиционной аристократии мосси. Предательство тех, кто, по его мнению, был обязан ему всей своей успешной карьерой, безусловно, обескуражило Компаоре (в их пользу, однако, стоит заметить, что все же Каборе и компания выбрали «цивилизованный» метод предательства, открыто перейдя в оппозицию, не прибегая при этом к убийству совего шефа), но не остановило от рокового шага. 21 октября на внеочередном заседании Совета министров проект закона об изменении Конституции был одобрен и передан на рассмотрение в Национальную ассамблею.

Спустя год с небольшим мне вновь удалось пообщаться с Марьям. Сейчас она в Париже, на курсах повышения квалификации. 30 и 31 октября вместе  с сотнями буркинийцев и других африканцев (свержение Компаоре быстро объединило вокруг них практически всю франкофонную Африку) она участвовала в митингах около посольства Буркина-Фасо в Париже.

– Ты помнишь, как в тот вечер ты мне сказала, что не веришь в победу этих ребят?

– Ха! Знаешь, я бы сказала тебе то же самое даже 29 октября! Да, я не верила.

– Вот видишь – говорю я. Надо верить.

Мы оба молчим.

Александр Панов

Читайте по теме:

Томас Санкара. Мы отказываемся умирать

Ник Дерден, Абу Диалло. Наследие Санкары – в Европе и Африке

Андрей Манчук. Апартхейд

Александр Панов. Этюды о геноциде

Бафур Анкома. Проблемы Намибии

Александр Панов. Занзибар: полвека спустя революции

Кирилл Васильев. Почему Навальный - не Мандела

Андрей Манчук. Остров Манделы