После Фиделя

Когда археологи будущего попробуют разобраться в мифах и верованиях нашего времени, они наверняка найдут, среди тысяч устаревших теорий и изношенных истин, историю одного человека. Человека из маленькой страны третьего мира. Человека, который по своему социальному происхождению никогда не должен был стать коммунистом, который в силу своих атеистических убеждений никогда не должен был превратиться в святого для миллионов верующих, и который, будучи самым влиятельным революционером Америки, не имел причин, чтобы заслужить уважение и даже восхищение небольшого числа честных правых этого континента. Потому что среди прочего, Фидель Кастро был специалистом по ломке схем. Как любовь. 

Несколько лет назад Фидель сказал по поводу смерти Чавеса: «Хотите знать, кто такой был Уго Чавес? Посмотрите, кто его оплакивает, и кто празднует его смерть». Сейчас можно сказать то же самое.

Возможно, никакой другой политик второй половины прошлого века не представлял большей угрозы интересам самой могущественной империи в мире, и уж конечно, ни на какого другого не лилось столько клеветы и всевозможных обвинений.

Его хотели превратить в Сталина, Горбачёва или Альенде, мечтали, чтобы он стал тираном, предателем, или, по крайней мере, совершил бы самоубийство, но он не доставил им такого удовольствия. Он пережил 638 покушений и 11 американских президентов; всё это время он был интеллектуально блестящим, критичным, последовательным. Он поднял вопрос о необходимости перемен в структурах власти, и умер от старости. Представляю его до последних минут смеющимся в лицо всевозможным политологам и досужим знатокам, умудряющимся никогда ничего не понимать. 

Его смерть причинила миру боль, но это бесконечные объятия солидарности, в эти дни доходящие до Кубы из всех уголков планеты, облегчают её. Я почувствовал, что с его уходом закончился XX век.

Кубинская парадигма была лучшим примером революционного гуманизма прошлого века, и сегодня она идеально отражает все его мечты, достижения, поражения и противоречия – всё то, что давно уже стало частью наших собственных мечтаний и поражений. Кем бы мы были сегодня без кубинской революции и Фиделя? И, критикуя  (справедливо или нет), мы его любили; мы всегда защищали его от чужаков, возможно, тоже не всегда справедливо. Наши отношения с ним были слишком семейными.  

Понимая необходимость создания новых социальных движений без вождизма, мы видели в нём скорее часового, чем вождя. Ненавидя слово «патернализм», мы чувствовали в нём отца, которого, понимая и уважая разницу между поколениями, иногда критикуешь, но которым всегда восхищаешься.

У него с лихвой имелись три необходимых качества духовного наставника – доброта, мудрость и сила. И с позиций этой глубокой духовности (его бы, разумеется, смутил этот термин), Фидель провёл свой остров по морям всего мира, по самым штормовым из вод,  возвращая кровь и жизнь Африке, принимая чернобыльских детей после крушения советского корабля... На своём маленьком острове, более полувека блокированном империей и не раз преданном немногочисленными союзниками, Фидель сделал куда больше любого другого государственного руководителя нашего времени. Его беспокойство за Кубу всегда было беспокойством за Латинскую Америку и за всё человечество; его правительство ни разу не попалось в ловушку противопоставления интересов своей страны и других. Его родиной всегда оставалось человечество. 

Аналитики задаются вопросом, какой будет Куба после Фиделя. Немного запоздалый вопрос. Большинство из этих безапелляционных критиков режима видели в Фиделе всего лишь эпицентр власти, вертикальной и иерархической, который вращал всю государственную машину. Главная ошибка их логики, наверное, состоит как раз в этом. Разумеется, никто из них ни разу не подумал (и с точки зрения их логики, это невообразимо), что Фидель куда более, чем патриархом или верховным лидером сам стал коллективным творением кубинского народа; в этом смысле, нужно задать обратный вопрос – «как столького добиться в таком враждебном окружении и с такими незначительными ресурсами?», «это сделал один Фидель, или нечто куда большее сделало возможным столько невозможного?»....Сильвио (Родригес, кубинский бард, прим пер.) добавил бы: «потому что о возможном известно слишком много» (слова из его песни – прим. пер.).

В эти печальные дни воспоминания возвращают мне влажность воздуха Гаваны под безумными карибскими облаками, и простые истины её людей... и вместе с этим сердце бьётся чаще, расширяется и распахивается, чтобы обнять этот дорогой мне народ, который сегодня носит имя Фидель. 

Олег Ясинский

Авторизованный перевод с испанского Дмитрия Штрауса

Читайте по теме:

Андрей Манчук. Фидель Кастро и Украина

Алейда Гевара. «Уважение к правам других»

Леонид Грук. Куба. Реформы «бескомпромиссников»

Олег Ясинский. Фидель Кастро: революция отказывается умирать

Андрей Манчук. Три встречи с Чавесом

Николай Спорик. В чужой устав со своим монастырем

Андрей Манчук. Куба и культы

Энтони Боадл. Больше врачей

Камило Гевара. «Революционер руководствуется чувством любви»

Андрей Манчук, Георгий Эрман, Владимир Чемерис. Интервью с Феликсом Леоном Карбальо