Пустите Дуньку в Европу

Ах, это сладкое слово Европа. Там архитектурные памятники, демократия и потребительский рай, там нет коррупции, никто не блюет в придорожные кусты и не отцветает жасмин. Европа – это Святой Грааль и Авалон в одном флаконе для целых слоев населения. В горячей любви к Европе (и, соответственно, в презрении к месту пребывания) трогательно сходятся разъезжающая по биеннале богема и пару раз выбравшиеся в Барселону труженики офисов, «гражданские активисты» и «политота», либералы и националисты. Конечно, кому-то просто импонируют вылизанные улицы Германии или Нидерландов, кто-то поет осанны Тэтчер и Мизесу, кто-то вздыхает по воинственной консервативной традиции, тянущейся сквозь года от д'Аннунцио и Розенберга к Брейвику и «Йоббику». Но в любом случае, все любят Европу, и в самой этой любви не было бы ничего зазорного, если бы это не была любовь к Европе капиталистической, Европе буржуа, Европе, в которой за счет подачек правящего класса средним слоям «сделали красиво» – и не важно, какой ценой.

Несколько удивительно, что приходится вновь и вновь проговаривать азбучные истины, известные марксистам еще 80-летней давности, но оплотом правой идеологии были и остаются так называемые средние слои – мелкие собственники и мелкие управленцы, материально благополучные работники из «middle class», столичная интеллигенция и т. п. Место слоников на комоде может занять мечта о либералах в парламенте или велодорожках (именно так, в одну строчку), но мещанское сознание останется все тем же и при малейших признаках политического или экономического кризиса предоставляет питательную среду и для «социального фашизма», и для фашизма самого настоящего.

Крайне показательно – особенно на примере того, во что вылилось «белоленточное» движение и в каком ключе с самого начала развился «Евромайдан», – как в последние годы прежде категорически «нерукопожатная» ультраправая повестка входит в мейнстрим, и тысячи вроде бы культурных людей всерьез рассуждают на тему этнической и социальной сегрегации; и крайне наивно было бы думать, что это просто случайность или следствие конъюнктурных игр статусных политиков. Чад правизны невозможен без вполне конкретного социального огня. Пока рабочие «Антолина» договариваются с мигрантами, рекламщики-стартапщики-финансисты, а также светочи наук и искусств искренне голосуют за Навального или Тягнибока. Голосуют не потому что Навальному или Тягнибоку (и, тем более, голосованию) нет альтернатив, а потому что они проговаривают именно те концепты, которые благодарная аудитория хочет услышать. Интеллигенция с упоением читает Латынину с какой-нибудь Белозерской. Читает, конечно, не столько из-за владения пером, сколько из-за того, насколько откровенно они воспроизводят все штампы, укорененные в сознании благодарных читателей. Прогрессивная общественность выплескивает на просторы фейсбука тонны яда в адрес почившего Нельсона Манделы, – и всякий раз за громкими словами об экономических трудностях и росте преступности отчетливо читается «он впустил этих вонючих и бедных ниггеров в наши уютные, чистенькие белые города». Разумеется, в зависимости от локации и убеждений субъекта «ниггеры» могут заменяться на таджиков, «анчоусов» или «жителей Донбасса», а желание «раздавить гадину танками» как говаривала в приснопамятном 1993 году Лия Ахеджакова, – на мягкую сегрегацию, а то и просто игнорирование «неудобных слоев». Но если есть «уютные белые города», значит, за их стенами уже выросли гетто и фавелы.

И это не вздорная блажь кучки мизантропов из бизнеса и богемы. И нет, это не только постсоветский феномен. Опорой нацизма всегда являлся благонравный бюргер, а архитектор этнических гетто и неолиберальной катастрофы – это, прежде всего владелец домика в пригороде. Недавние успехи Ле Пен, пресловутого «Йоббика» или голландских правых, – не говоря об уже привычных правых либералах и консерваторах, – на фоне повсеместного морального фиаско традиционных умеренных левых, нежелающих и неспособных выполнить собственные обещания, – лишь очередное свидетельство массовой поддержки реакции средними слоями.

Нет, я не развожу махаевщину и не призываю начать большой террор против владельцев «Форд Фокуса» и хозяев овощных лавок. Тем более я не идеализирую индустриальных рабочих – или, скажем, трудящихся-мигрантов. Дерьма везде хватает, и от рабоче-крестьянской «соли земли» тоже можно и наслушаться, и по морде получить; в конце концов, бирюлевские погрощики – уж точно не «средний класс», «бизнес-цитаты» нередко репостят нищие студенты из провинции, et cetera, et cetera. Хотя, казалось бы, амбиции, образование, культурные притязании должны предполагать наличие более-менее взвешенной картины мира и определенный уровень сознательности – не говоря уже об этике, воспитании и прочих невредных вещах. Но нет, не судьба.

Предвижу вопрос: «неужели левые, вооруженные такой прогрессивной идеологией, не смогут навязать людям собственную повестку? Откуда такой пессимизм и огульное обвинение целых социальных слоев?». Отвечу сразу: нет, не смогут. И да, все очень плохо. Так уж сложилось, что марксизм не ставит простых вопросов, не оперирует самоочевидными понятиями и не предлагает легких решений. Строго говоря, марксистская риторика в среднем проигрывает любому популиста, действующему в поле господствующей идеологии, вооружившись парой простых и красивых лозунгов. Харизматичный либерал или интеллигентный консерватор всегда перещеголяют левака на ниве пропаганды для средних слоев. Тред-юнионист и реформист всегда найдут более легкий путь к разуму рабочего среднего достатка, чем радикал с криками о непонятно зачем нужной революции. Нацист без труда переключит внимание «обывал», от живущих в параллельной социальной реальности эксплуататоров на знакомых каждому «оборзевших чурок» – еще до того, как марксист успеет слово сказать. Чтобы верить в свою способность быстро и эффективно убедить любого в том, что учение Маркса всесильно, нужно обладать самомнением, поистине раздутым до несовместимых с жизнью масштабов.

Однако, ситуация на постсоветском пространстве уникальна тем, что выжженная пустыня левой политики, на которой отсутствуют социал-демократические партии, а Зюганова или Симоненко воспринимают всерьез разве что те, кому за 70, дает радикальным левым шанс. Шанс прорваться к простым  рабочим и служащим, и убеждать их в верности учения Маркса уже не красивыми словесами, а практикой совместной борьбы. Да, к простым рабочим и служащим, на их рабочие места, в их дворы или в школы их детей – а не на првую площадь к ее социальной мешанине, где невнятное бормотание левых будет заглушено гегемонией националистов и либералов.

И чем скорее постсоветские левые смогут преодолеть свой снобизм и следование модным трендам, тем больше у них появится исторических шансов. Шансов противопоставить что-то стремительно едущему прямо на нас правому катку.

Георгий Комаров

Читайте по теме:

Илья Будрайтскис. Бирюлево: власть и погромы

Артем Кирпиченок. Мир без левых.

Александр Шубин. Революции- да, имитации - нет!

Клара Вайсс, Питер Шварц. Перетягивание Украины

Посмотреть правде в глаза

Виктор Шапинов. "Евролевый" оппортунизм

Сергей Киричук. Мифы "Евромайдана"

Алексей Блюминов. Вокруг Вильнюса

Андрей Манчук. Евролицемерие