Тема диссертации

И начинанья, взнесшиеся мощно,
                    Сворачивая в сторону свой ход,
                    Теряют имя действия.

 Шекспир, «Гамлет»

15 ноября в ректорском зале Санкт-Петербургского университета экономики и финансов состоялась защита кандидатской диссертации на тему «Венесуэла в интеграционных процессах Латинской Америки». Эту работу я писал почти четыре года, и с каждым месяцем она становилась все актуальнее и интереснее для ее автора.

Мировую историю нескольких последних десятилетий во многом определяла та интерпретация макроэкономики с выраженным классовым подходом, которая получила расхожее название «неолиберализма». Эта экономическая доктрина, которая начала реализовываться в конце 1970 – начале 1980-х, обещала быстрое «оздоровление» экономики, прекращение инфляции, экономический рост без контроля государства, и волшебную «невидимую руку», которая превратит частный интерес в повышение жизненного уровня для всех. Однако, практика показала, что данная модель, для начала внедренная через военные перевороты в некоторых латиноамериканских странах, а затем распространенная по всему миру через предоставление кредитов МВФ на условиях проведения «структурных реформ», привела к несколько иным результатам.

В частности, уход государства из экономики привел к деградации инфраструктуры. Прекращение действия механизмов перераспределения привело к увеличению социального расслоения в мировом масштабе[1]. В развивающихся странах замедлился рост продолжительности жизни, уменьшился темп сокращения детской смертности. Условие МВФ о необходимости привязки курса национальной валюты к доллару США дорого стоило латиноамериканским странам, в которых инфляция была заметно выше уровня инфляции в США – что за несколько лет привело к перекосу обменного курса и болезненным девальвациям в начале «нулевых».

Кроме этих смертных грехов, неолиберальная догма о пагубности государственного вмешательства в экономику позволила раздуть биржевые пузыри и, в конечном счете, привела к нынешнему мировому экономическому кризису. При этом нельзя сказать, что пагубные результаты неолиберальных практик вызваны тупостью политиков, нерадивостью и скудоумием экономистов, слепотой избирателей – то есть, списать все на человеческий фактор.

Неолиберализм – это классовая политика, реванш крупной буржуазии после серии вынужденных уступок в середине XX века. Неолиберализм позволил крупной буржуазии восстановить свое влияние и вернуть былое экономическое могущество. Однако этот триумф неолиберализма явился причиной его быстрого заката – поскольку возврат к структуре общества с доминированием крупной буржуазии не мог не привести к противоречиям, вызвавшим мировой кризис.

Пресловутый «Вашингтонский консенсус» был страшен именно своей тотальностью и лозунгом бесконечной реализации этой программы. Миру было сказано: экономика – это точная наука, политики могут заниматься дебатами в парламенте, а экономикой должны управлять технократы, которые точно знают механизм ее функционирования. Нет бога кроме неолиберализма и МВФ (ФРС, ЕЦБ) – пророк его. Социальные последствия этой политики не воспринимались как важные для анализа факты. В триумфальных реляциях говорили лишь о росте ВВП (не упоминая о его распределении) – а также о росте иностранных инвестиций (не рассказывая о выводимых за рубеж доходах).

Страны Латинской Америки одними из первых оспорили эту догму, под давлением фактов, которые свидетельствовали о ее социальной и экономической неэффективности[2]. Это стало очевидным в момент азиатского кризиса 1997 года. Крайне слабая роль государства в экономике не позволила хоть как-то смягчить его последствия для латиноамериканских стран.

Низовой импульс от недовольства безземельных крестьян, безработных и студентов, а также паника среди выводящих свой капитал инвесторов, привели к смене экономической политики в ряде стран Латинской Америки.

Эти серьезные изменения стали возможны благодаря снижению влияния США в этом регионе. Глобализация позволила странам Латинской Америки переориентировать заметную долю товарооборота на страны Азии, что уменьшило экономическое влияние США. Окончание холодной войны уменьшило количество предлогов, которые позволяли США вмешиваться во внутренние дела региона. И благодаря относительному ослаблению международной роли Вашингтона «латиноамериканский эксперимент» длится вот уже десять лет.

В полемике о «левом повороте» в Латинской Америке было сломано множество копий. Являются ли левыми правительства Венесуэлы, Боливии, Эквадора, Аргентины, Уругвая, Никарагуа, Парагвая, Перу и Бразилии? В чем плюсы их нового курса, во многом самостоятельного от США? К чему стремятся эти правительства? Является ли их политика реальной альтернативой неолиберализму?

Именно эти вопросы интересовали меня при выборе темы диссертации. Ее окончательная формулировка была выбрана потому, что указанные выше правительства пытаются достичь своих целей именно через региональную интеграцию, исключая из нее США и Канаду.

Современная история Латинской Америки – это открытая борьба двух концепций развития – традиционной схемы, оформленной в работах Экономической комиссии ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна (CEPAL), и неолиберальных рецептов. Схема CEPAL призывает опираться на государственные доходы от товарного экспорта на мировые рынки. За счет поступлений от экспорта в стране должны были быть созданы импортозамещающие производства, и, через механизмы перераспределения, повышена платежеспособность спроса населения.

Эта схема начала реализовываться после Второй мировой войны и привела к значительным результатам. Увеличился товарооборот между странами региона, жизненный уровень населения несколько вырос за счет роста экономики и государственных социальных программ, увеличилась доля импортозамещающего  производства в общей структуре ВВП. В регионе начала появляться местная буржуазия, ориентированная на самостоятельное развитие. Однако правящий класс был расколот. Значительная часть элиты состояла из латифундистов и компрадорской буржуазии, для которых усилия государства по смене структуры экономики, и – о ужас – стоящая на повестке дня земельная реформа, выглядели неприемлемыми шагами. Заметная доля экономики в этот период принадлежала транснациональных корпорациям, у которых также не вызывали энтузиазма национализаторские инициативы латиноамериканских правительств.

В начале 1960-х в регионе начали возникать первые интеграционные объединения, призванные увеличить совместный товарооборот. Однако, с точки зрения «обеспокоенных инвесторов», эта схема имела один существенный недостаток – она предполагала уменьшение экспорта товаров из США и западноевропейских стран. Поскольку политика региональной интеграции и создание импортозамещающих производств стойко ассоциировались с левыми и левоцентристскими правительствами, социально-экономические эксперименты в «заднем дворе» США были обречены.

Политика современных латиноамериканских правительств во многом сходна с прежними программами развития региона – хотя это уже следующий виток спирали. Эти правительства ведут сложную игру с иностранными инвесторами, увеличивая роялти, выбивая себе контрольные пакеты совместных предприятий. Правительства поддерживают национальную буржуазию. Правительства заигрывают с профсоюзами, сокращая продолжительность рабочего дня, проводят крупные земельные реформы, национализируют целые сектора промышленности. Их максимальные усилия направлены на политику перераспределения доходов, на искоренение крайней бедности и сокращение общего процента бедных граждан. Многие страны региона заметно преуспели в этой политике – особенно те, кто проводил ее в жизнь наиболее радикальным путем. И на фоне остальных стран Третьего мира эти правительства действительно смотрятся левыми.

Однако встает вопрос – что делать дальше? Развивая свою политику, страны региона решили создать интеграционные структуры, которые позволили бы запустить механизм самоподдерживающегося экономического роста благодаря значительной взаимной торговле (и, главное – без диктата США).

Новизна этих интеграционных структур состоит в том, что их создание стало возможным благодаря распространению в регионе новой модели смешанной экономики, которую  можно назвать «венесуэльской моделью». Именно этот тезис является стержнем моей диссертации.

А тем временем в Каракасе прошел саммит Сообщества государств Латинской Америки и Карибского бассейна (CELAC), в которое входят тридцать три государства этого региона. Эта организация призвана заменить собой Организацию американских государств, находящуюся под политическим и экономическим контролем США. Создание CELAC c населением в 600 миллионов человек и с ВВП в 6 триллионов долларов демонстрирует, что Латинская Америка постепенно выходит из тени США.