Сто лет Дада

Британский премьер-министр консерватор Дэвид Кэмерон намерен отметить столетие со дня начала Первой Мировой войны в 1914-м. Это и вызвало достаточно грубое и резкое замечание одного из старейших ведущих ВВС Джереми Паксмана: «Нужно быть полным идиотом, чтобы «праздновать» начало войны».

Однако как и в том, что касается празднования 60-летия Елизаветы Виндзор на британском престоле или рождения ее правнука Джорджа, который должен унаследовать этот же трон – раз уж речь идет об их дедушке и прадедушке, то, стало быть, празднование начала Первой Мировой внесено в повестку дня. В качестве аргумента нам говорят о том, что это касается, якобы, национальной гордости и политической стабильности. Хотя, возможно, здесь не обошлось и без такого фактора, как назначенные на следующий год всеобщие выборы.

Я жил в разных частях Соединенного Королевства, однако нигде не видел, чтобы тема Первой Мировой производила какой-либо ажиотаж. Обычно день окончания этой войны отмечали ношением красных маков и поминальными службами. Кроме того, в фольклоре Первая Мировая война оставила несколько песен. И лишь когда я жил в Северной Ирландии – в восточном Белфасте – в рабочем и протестантском районе города, я замечал, что некоторые в этот день действительно выходили на демонстрации, чтобы проявить свою «лояльность» британской короне. Однако и это вряд ли можно было бы назвать существенным событием. Хотя местный протестантский «Оранжевый орден» решил все-таки отмечать начало битвы на Сомме (1 июля 1916-го), в ходе которой тысячи наших братьев были убиты, сражаясь за короля, родину и империю.

А тем временем в Дублине (в том же 1916-м) Джон Редмон, лидер Ирландской Республиканской партии, убеждал тысячи своих последователей погибнуть за «маленькую католическую Бельгию». По мнению Редмона – те, кто пойдут сражаться за английского короля, помогут тем самым добиться независимости Ирландии от Британии.

В Шотландии педагог и марксист Джон Маклин не разделял подобных иллюзий. Он публично вел агитацию против «империалистической войны», за что и был брошен властями в тюрьму. А что же тем временем происходило в Германии? Да, несмотря на все попытки Розы Люксембург и Карла Либкнехта, немецкие рабочие все-таки пошли на фронт – воевать за кайзера. В песне «1914-й» есть такие слова: «Это кайзер или король послал тебя на бой в далекую Фландрию»?

После войны, Версальский мирный договор был спешно подписан в Зеркальной галерее Версальского дворца. Германия потеряла свои колонии в юго-западной и восточной Африке, а Британия, Бельгия и Португалия, соответственно, увеличили свои колониальные владения. Самим же африканцам такая смена адреса колониалиста практически никаких изменений не принесла.

Можно, конечно, задаться вопросом: а что еще происходило в мире в 1914-м году? Ну, США открыли Панамский канал для грузоперевозок. Однако в это же время происходил и кое-что другое – как раз в этот период пускали корни посеянные семена, чтобы расцвести через два года пышным цветом. В нейтральной Швейцарии группа деятелей искусства – художников, писателей, танцоров разных национальностей – испытывала ярость и разочарование от самого факта того, что искусство оказалось неспособным остановить бойню, поставленную на конвейер. 

В баре, расположенном как раз возле того дома в Цюрихе, где тогда в иммиграции проживал Ленин, они основали «Кабаре Вольтер». (см. «Ленин и дадаисты»)

В этой тусовке постоянно обсуждались темы иррациональности капитализма и войны. Само слово Дада было просто случайно найдено во французско-немецком словаре – оно и стало рабочим названием движения. Сама сущность Дада – это ощущение абсурдности. Это движение отрицало и отметало двухсотлетнюю историю теории искусства и условностей. Все эти художники, писатели и танцоры привнесли в мир, уставший от войны и капиталистического кризиса – карнавал различных акций и выставок, ориентирующийся на анти-искусство.

Анти-искусство – в том смысле, который вкладывали в это слово дадаисты, должно было стремиться не к пассивному одобрению публики, а скорее к тому, чтобы вызвать ярость общества – обнищавшего и кровоточащего в заплесневелой культуре капитализма, увязшего в кризисе. «Пока вдали грохотали орудия, мы клеили бумагу, перечитывали свои произведения, сочиняли стихи и горланили песни» - вспоминал французский скульптор и поэт Жан Арп. Георг Гросс, вероятно, более всего запомнился своим смелым, провокационным и неприкрашенным отображением побежденной Германии после Первой Мировой.

Жизнь Дада была скоротечной, по крайней мере, если брать во внимание первый расцвет движения. К 1923-му году оно практически заглохло. Однако неизменность устоявшегося искусства – никогда и не являлась целью основателей движения. Эфемерность – это и есть врожденная и неотъемлемая сущность Дада.

Некоторые могут, конечно, сказать, что можно провести здесь прямую параллель с российскими Pussy Riot, британским панком или альтернативными движениями 1960-х годов. Может быть и так.

Думаю, что, скорее всего, Дада просто открыло путь новым формам творчества, которые обретают уже свои характерные черты в конкретных материальных и социальных условиях. В нашу эпоху – в период «Тройки» и технократов - у ортодоксальной политики нет даже лояльной ей оппозиции. Авангард профессиональных революционеров утратил притягательность и стимул к действию.

Поэтому, вероятно, настало время возродить эту эфемерность, свойственную Дада. Возможно, это даже уже произошло. В искусстве, как и в политике, абсурдность – всегда лучше, чем апатия. Даже если Дада в наше время и не способствует реальным переменам в обществе, то, по крайней мере, Дада может способствовать зарождению жесткого ответа всей этой замшелой культуре капитализма на стадии кризиса. Давайте попробуем….

Сэм Гордон

Counterpunch

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме: 

Роман Осьминкин. Тони Негри в городе трех революций

Билл Мулен. Шик, блеск и Гэтсби

Бернардо Бертолуччи. Сжатый кулак в Венеции

Кен Лоуч. Воссоздать дух сорок пятого

Андрей Манчук Come as you are

Майкл Мур. Я не поддерживаю наших солдат

Жан-Поль Сартр. Письма об "Ивановом детстве"

Сергей Киричук Европа против войны