«Плох кружок, который не хочет вырасти в партию»

«Tankies» едут по планете. Когда-то так иронически называли членов просоветской фракции в Коммунистической партии Великобритании, которые поддержали Москву во время венгерских событий 1956 года. Однако спустя много лет это понятие распространилось на новую генерацию коммунистической молодежи, которая появилась в США и Европе на фоне обострения глобального кризиса. И набирает сейчас все большую популярность.

Тысячи студентов и школьников демонстративно высказывают интерес к наследию разрушенного тридцать лет назад СССР, создают мемы с советской символикой, соединяя ее со знаковыми архетипами аниме- и манга- культуры, интересуются марксистской теорией, ведут сетевые паблики и дискуссионные видеоблоги. Подобная сетевая активность коммунистов 2.0 проявляется и на территории постсоветских стран – за специфическим исключением задавленной правыми репрессиями Украины. И это вызывает беспокойство российских либеральных пропагандистов, которые представляют «танкиз» наивными и слишком молодыми людьми, не нюхавшими дефицита, Колымы и ГУЛАГа.

Кем же они являются на самом деле? Об этом рассказывает коллектив сетевого паблика Tankie's R&R.

– Бытовал стереотип, согласно которому понятие «tankies» означает людей преклонного возраста, и сторонники ортодоксальных коммунистических взглядов могут относиться только к этой возрастной категории. Откуда взялись «школьники-сталинисты», как называют вас либералы?

– Наша группа возникла в 2018 году, до этого паблик назывался «Унылый антисоветчик» и постил мемы в мертвом ныне формате адвайсов. Само понятие «tankies» было тогда не известно в русскоязычном сегменте левого интернета, и мы, в какой-то мере, упредили его использование. Хотя, стереотип про то, что ортодоксальные коммунисты – это всегда пожилые люди, конечно, имеет место быть. Так же, как стереотип, что это все школьники, «совка» не нюхавшие. На наш взгляд, здесь можно говорить не о стереотипах, а о направленной пропаганде, выставляющей оппонентов либо выжившими из ума дедами – если их возраст выше среднего, – либо школьниками-молокососами – если ниже.

Уверен, для коммунистов среднего возраста тоже придумали бы что-нибудь обидное, если бы их не было так мало, как и в целом людей среднего возраста – спасибо святым девяностым.

– Что влияет сейчас на становление молодого коммуниста – личный жизненный опыт, семейное наследие, книги, фильмы, люди, что-то еще?

– В действительности, путь у всех разный – и, во многом, он продиктован социальным бэкграундом. Для кого-то это, безусловно, семейное наследие, кто-то может позволить себе роскошь воспринимать идеи справедливого переустройства общества как абстрактную научную проблему, требующую решения. А для кого-то это вопрос жизненного опыта и борьбы за собственное выживание.

Говоря про администрацию нашего ресурса в целом, можно с уверенностью выделить общее – практически всех нас радикализировала работа, отношения купли и продажи собственной рабочей силы и творческого потенциала.

– Современные танкиз – это рабочий класс или интеллигенция?

– Если говорить про администрацию сообщества, то преимущественно интеллигенция – как гуманитарная, так и техническая. Среди подписчиков, в свою очередь, доминируют учащиеся и работники.

– Какие современные левые философы вам интересны?

– Вопрос поставлен слишком абстрактно. Проблема в том, что метафилософское содержание понятия философии исторически изменчиво. Тут даже не в именах дело, а в тенденциях. Если под философией понимать некого рода парадигмальное мышление (а каждое значительное имя, так или иначе – мировоззренческая парадигма), тогда мы неизбежно профанируем сам предмет философии – объективное знание о противоречивом развитии мира, – молчаливо соглашаясь на мульку методологического плюрализма.

С другой стороны, такая профанация философии, проявившаяся после 1991 года (в скрытом виде – несколько раньше) – это закономерный итог деградации и ликвидации соцлагеря. Нам жизненно важно признать тот факт, что научная философия – в той форме, к какой она приближалась в трудах советских философов – сегодня потерпела крах как историческое явление, как важный элемент системы общественных отношений. Современные левые философы до сих пор прозябают в тумане иллюзий двух типов: или выкидывают философию за борт – а вместе с водой теории выплёскивают и ребёнка методологии, – либо жуют жвачку пошлой философии далёкого прошлого. Поэтому мы сталкиваемся в левой среде либо с эклектикой, либо с импотенцией. Таковы реалии недавнего тяжёлого поражения коммунистов.

В этой ситуации стоит выдохнуть, осмотреться и сознательно сделать один шаг назад – к советскому диамату и истмату. Но не в поисках идолов ильенковщины, босенковщины и прочих форм поклонения «учителям» – здесь стоит понимать разницу между «ильенковщиной» и объективным местом Ильенкова в истории философии, – а в изучении эмерджентных характеристик поиска научной философии советскими специалистами. Надо, прежде всего, обратиться к систематическому изучению истории предмета этого поиска, а также тех форм, в которых он воплощался.

В этом плане, конечно, не может быть безинтересным обращение западных левых и сочувствующих философов к идеям и наработкам Энгельса, экспликации теоретического потенциала марксизма в прогрессивных моментах современной «бесклассовой» науки. Но они, как правило, не знают русского языка, а работы советских философов до сих пор в массе своей не были переведены на европейские языки. И здесь мы, очевидно, находимся впереди своих западных коллег, можем смело позволить себе сделать тот самый шаг назад, о котором уже говорилось выше. Будет откуда оценить дистанцию и как следует разбежаться.

Что касается каких-то конкретных имён современных философов, интересны представители новых форм материализма, плоской онтологии и смежных им концепций. Ну кто там? Мейясу, Регев, Латур, Харман, Ланд и др. Оригинальны, но более того. Их философия – это всё-таки специфическая интеллектуальная традиция, зачастую не имеющая никакого отношения к науке. Мы же, как коммунисты, видим актуальность проблемы создания современной научной философии, пока она не растворилась в какой-нибудь единой теории мира.

Жижек и компания – это, по большому счету, давно уже не интересно и не актуально. Однако, тот, кто тут же поспешит сделать вывод о их принципиальной непригодности, окажется в не менее глупом положении, чем те материалисты, которые в «умном идеализме» видят не дальше своего материального носа. Впрочем, думаю, все эти вещи понимает каждый, кто хоть раз задумывался о классовом характере науки.

Помимо философов, нам интересны практически все современные деятели общественных наук – не только коммунисты. Например, мы интересуемся работами Пикетти и Самира Амина, но при этом не поддерживаем ни всякие новомодные изводы кейнсианства, ни мир-системный анализ. В свое время имели об этом увлекательную беседу с Григорьевым.

– Насколько близка вам политическая культура Европы и США? Есть ли у вас контакты с западной левой? С другой стороны – как вы относитесь к современной социально-политической реальности Китая, Кубы, Венесуэлы, Вьетнама, КНДР?

– Не так близка, как может показаться. Во всяком случае, мы не варимся исключительно в ней – как это делают представители некоторых троцкиских организаций. Контакты в основном носят личный характер – например, мы переводим и размещаем их материалы. Так, мы старались оперативно перевести заявления компартии Ирана по поводу протестов в этой стране, и комментарии компартии Венесуэлы по поводу прошедших выборов. Мы в значительной мере ориентируемся на греческую компартию (ККЕ) – особенно учитывая, что греческие товарищи не забывают об интернационализме и имеют большое количество материалов, уже переведенных на русский язык.

Стоит, однако, понимать, что мир сейчас глобализован, как никогда. Идеи распространяются с огромной скоростью, в интернете уже практически сформировалась интернациональная культура общения. Невозможно игнорировать события, происходящие за рубежом – они, так или иначе, все равно вас нагонят. Важно помнить о значении крупных империалистических центров – США и страны Евросоюза, фактически, задают политическую повестку в мировом масштабе, а происходящие там перемены неизбежно отразятся на всем мире.

Говоря про страны условного соцлагеря, мы четко их разделяем. Есть страны социалистические – на наш взгляд, это Куба и КНДР. Есть страны капиталистические, но с выраженными прогрессиными тендециями, с надеждой к переходу от капитализма к социализму – это, в первую очередь, Венесуэла и Боливия. Есть же страны, в которых наблюдается обратная тенденция – демонтаж социализма и реставрация капитализма, с сохранением номинального «социализма» в названии и власти компартии – которая, впрочем, превращается в обычное капиталистическое правительство, собрание крупнейших собственников и государственных чиновников. Дальше всех по этому пути зашла КНР.

– Есть ли у вас ощущение, что российская буржуазия делает ставку на то, чтобы отформатировать сознание вашего поколения – через систему образования, через видеофильмы Дудя, через авторитет молодежных лидеров мнений, которые имеют четкие идейные установки – обратимся ли мы к Нойзу, «Порнофильмам» или Монеточке? «Прекрасная Россия будущего» по Навальному может возникнуть просто потому, что в стране вырастят антикоммунистически настроенную интеллигенцию, как это произошло в Украине. Как вы собираетесь этому противостоять?

– На наш взгляд, российская буржуазия неоднородна, и было бы крайним упрощением сводить все проявления культуры исключительно к целенаправленной политике буржуазии по «промыванию мозгов». Безусловно, и российское государство, с аффилированной с ним буржуазией, и российская буржуазная оппозиция, заинтересованы в формировании определенной мифологии и набора идейных установок. Все они настолько антикоммунистические, насколько буржуазные в своей сути.

При этом особо ярко выраженный антикоммунизм скорее относится в России к маргинальным националистическому и либеральному течению, для которого коммунисты являются козлом отпущения за собственные многочисленные провалы. Правительство – та сила, которая реально способна модерировать систему образования, больше склонна насаждать «воинствующую аполитичность», примиренчество и вообще как от огня бежит от любой идеи социального конфликта. Проще раздать всем сестрам по серьгам, а каждой группе населения по соотвествующему реверансу – будь то памятник Солженицыну или заявление о том, что «распад СССР – это геополитическая трагедия».

Справедливо и то, что многие деятели культуры – упомянутая выше Монеточка, например – просто зарабатывают деньги, в том числе и на ностальгии. В этом плане капиталистический рынок идей готов представить вам на выбор множество вариантов – от нового издания Солженицына и активно продвигающих себя через ВК неонацистских изданий, до Дмитрия Пучкова и условного Захара Прилепина, с ностальгией по серпасто-молоткастой империи.

– Если в России запустят «украинский» процесс декоммунизации, как вы будете на него отвечать?

– В действительности, он давно идет, и мы реагируем на него отрицательно, поддерживая инициативы, которые с ним борятся. Но не стоит забывать, что единственной силой, способной противостоять декоммунизации, является коммунистическая партия.

– Кстати, об Украине. Интересно узнать, как вы отреагировали на события 2014 года, и как повлияла на ваши политические позиции ситуация в соседней стране?

– В 2014 году нашего ресурса еще не было в привычном нам виде, и отреагировать на них мы никак не могли. В целом мы рассматриваем Майдан и последующий конфликт на Украине, как пример внутренней грызни олигархов, с долей иностранного вмешательства. Украина, фактически, стала полем боя – к несчастью, в буквальном смысле – между различными империалистическими государствами.

Сильно ли это на нас повлияло? В действительности, не очень. Украинская ситуация практически никак не относится к России. Украина – failed state, даже на фоне других стран СНГ. Государство, которое находилось в постоянном, непрерывном политическом кризисе, разделенное на удельные владения кланами олигархов – в этом плане показательны первые месяцы после новой власти, когда губернаторами регионов стали олигархи. Россия – крупная империалистическая держава, с достаточно консолидированной национальной буржуазией. Это величины принципиально разных масштабов.

Конечно, Украина представляет для нас практический интерес – нужно научиться на ошибках украинского левого движения, потерпевшего историческое поражение, оценить перспективы союза буржуазных властей с неонацистскими, фашистскими движениями. Например, нами был сделан вывод, что современные фашисты, как и их исторические предшественники, очень тонко чувствуют настроения правящего класса и почти никогда не «заплывают за буйки». Понимая отсутствие у буржуазии запроса на фашистскую диктатуру, они вполне показали готовность ограничиться усилением своего влияния в силовых структурах и правом выступать неофициальной политической полицией, зачищающей политическое поле от левых.

Отдельно стоит вопрос Донбасса. В нем мы стараемся оказывать поддержку, хотя бы медийную, местным левым и коммунистам. В особенности членам коллективной редакции «Авроры» и «Красной гвоздики».

– Что вы думаете по поводу белорусских событий?

– События в Республике Беларусь – закономерный итог долгого правления Лукашенко. Своей политикой бюрократизма и баланса между различными классами общества он успешно настроил всех против себя. Кризис его системы не мог не наступить, равно как не может не произойти ее падение – хотя не обязательно в ходе текущих протестов. В долгосрочной перспективе Лукашенко и созданная им система обречены. Задача белорусских левых – пройти этот период турбулентности с прибытком для себя, сформировать местные левые организации, усилить влияние в рабочем классе. Мы активно помогали инициативе ЗабастBY и продолжаем информационно поддерживать белорусских коммунистов.

– Вы не застали СССР, в чем есть свои минусы и плюсы. Какое значение имеет для танкиз Советский Союз, в чем вы видите его достижения и проблемы? СССР должен быть возрожден в новом качестве – или на его место придет что-то другое?

– Советский Союз – это, в первую очередь, второй и крупнейший, со времен Парижской коммуны, опыт построения коммунизма. Чтобы говорить о его достижениях не хватит и целой статьи – говоря же о проблемах, надо понимать, что львиная доля из них была обусловлена базой, на которой СССР строился. Отсталая, во многом крестьянская страна – ее превращение в одну из двух крупнейших сверхдержав мира было и чудом коммунизма, и его проклятьем.

Если говорить о конкретных проблемах Советского Союза – это, безусловно, бюрократизация, торжество мещанства. Кровоточащая рана Великой Отечественной войны, нависшая вслед за ней угроза войны ядерной – оба этих фактора, в значительной мере, отбросили назад перспективы построения коммунизма в СССР. Советскому государству стало не до ликвидации «родимых пятен капитализма», особенно в сфере надстройки – и они, очевидно, позабыли, что родимые памятна могут превратиться в рак кожи.

– Вы критикуете бюрократическое перерождение советской номенклатуры. Насколько обоснованной была ее политика во время кризисов в Венгрии, Чехословакии или Афганистане? Следовало ли было обойтись там без танков?

– Проблема с Венгрией и Чехословакией была в том, что СССР наказывал оба режима за ту политику, которую проводил сам. Постепенная разрядка, введение капиталистических реформ в СССР – это одно, а когда такую же политику проводят страны соцблока (и она, естественно, начинает угрожать их выходом из общего военного союза) – это другое. Что нисколько не отменяет факта – что венгерские, что чехословацкие события были реакционными путчами.

В случае Афганистана, мы считаем, что помогать надо было Тараки, когда это еще можно было сделать малыми силами. Показательно, что позднесоветские дипломаты тогда уже во всю мыслили понятиями «прагматической геополитики» – то есть, считали Тараки глупым идеалистом и во всю старались не расстроить тоже «антиамерикански настроенный» исламистский Иран. И все это привело к еще большей катастрофе.

– Как вы относитесь к фигурам Сталина и Троцкого – в историческом и политическом плане? Существует мнение, что противоречия между так называемыми троцкистами и сталинистами утратили в наше время свою прежнюю актуальность. Что сейчас левые объективно находится в одной лодке, которая болтается по штормящему водоему. Что вы можете об этом сказать?

– Мы такого мнения не придерживаемся. Это ведь не просто вопрос личного отношения к политической фигуре – в действительности, за именами «Сталин» или «Троцкий» кроются конкретные политические линии, причем не всегда непосредственно связанные с этими людьми. Поэтому мы считаем, что идейная полемика ничуть не устарела и продолжает оказывать влияние на политические решения организаций и отдельных людей. И чем пытаться насильно их примирить в одной широкой, но обреченной на распад, левой, лучше всем выступать отдельно, с открытым забралом.

Это нисколько не противоречит идее «одной лодки». Действительно, помимо идейных расхождений, у нас много общего. И не только с троцкистами – с анархистами, например, тоже. Ничего не мешает нам, не пряча собственные противоречия, врозь идти и вместе бить. Как ничего не мешает нам сообща бороться за собственное выживание – как, например, в случае анархистов из дела «Сети», которые получили широкую поддержку по всему левому фронту – в том числе, и от нас.

– Что означает в наши дни понятие «империалистическая политика»? Назовите ее пример.

– Более очевидный, чем сидящий во главе украинского правительства Байден? Практически вся политика великих держав сейчас связана с вывозом капитала и носит империалистический характер. Не стоит забывать, что империализм – это не только бойцы ЧВК Вагнера, отвоевывающие нефтяные вышки в Сирии, но и концессии «Алросы» в Африке.

Вопиющим примером империалистического давления была отставка Варуфакиса, левого экономиста, с поста министра финансов Греции, под давлением империалистического центра ЕС.

– Кто из современных российских левых служит для вас авторитетом, кто является союзником, а кто противником – в политическом плане?

– У нас нет авторитетов среди современных левых, но мы с уважением относимся к многим левыми, коммунистам, людям, которые решили поднять знамя классовой борьбы – даже если наши политические позиции несколько расходятся.

В плане союзников и противников, мы не склонны вести какие-то войны организаций или пабликов, и больше полагаемся на критическое сотрудничество. Однозначно хорошие отношения сложились у нас с другими медиаресурсами и организациями, с которыми мы сотрудничаем в рамках коллективной редакции – с Политштурмом, РОТ-Фронтом и РКСМ(б). Регулярно сотрудничаем с просветительскими организациями и деятелями левого толка – такими, как «Лаборатория будущего». У нас вел очень интересный стрим биолог Владимир Фридман. Мы регулярно обмениваемся репостами с историческими пабликами сети «Она развалилась».

– Как вы относитесь к КПРФ, а также к леволиберальным российским группам?

– КПРФ – оппортунистическая организация, однако, во многом за счет ее масштабов и аморфности, на низовом уровне в ней состоит достаточно много искренних коммунистов и активистов. К несчастью, одним из ключевых условий, по которым партийное руководство терпит такое положение вещей, является неспособность этих низовых активистов влиять на линию поведения этого руководства.

Что касается леволиберальной группе поддержки Навального, она крайне маргинальна и незначительна. В основном она представлена обанкротившимися сторонниками «широкой антиавторитарной левой» или людьми, окончательно потерявшими связь с реальностью. Относимся к ним с некоей долей презрения, не больше.

– Какие формы развития левого движения кажутся вам наиболее перспективными в наши дни – участие в профсоюзном движении, пропаганда через видеоблоги, создание политических структур, что-то еще?

– Наиболее перспективной является синергия всех этих методов. Но что реально нужно отечественным левыми, как воздух, это своя партия, своя крупная организация. Каждой из отдельных задач могут заниматься энтузиасты, в свободное от работы время – наша редакция состоит исключительно из таковых энтузиастов, и, как никто другой, чувствует, какие это накладывает ограничения на работоспособность, – но объединить это все и поставить «на поток» способна только крупная организация.

Кружки, блоги, think tank’и – все это необходимо и достойно поддержки, но плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, и кружок, который не стремится вырасти в партию.

Стоит понимать, что у коммунистов никогда не будет поддержи властей или крупного бизнеса, которая позволила бы свалить всю оргработу на наемных сотрудников – как это делают, например, парламентские партии и либеральные группы. И никакое правительство или военные круги не возьмет маленькую маргинальную секту боевиков под свое крыло, что бы превратить ее в колоссальную машину партии, как это было с нацистами.

Нам изначально необходимо действовать с опорой на собственные силы и ресурсы – и партийная организация это лучший метод эти ресурсы концентрировать и направлять. Лучшей же формой управления этой организацией является демократический централизм – тут мы никаких велосипедов не изобретаем и к нововведениям, вроде «научного централизма» относимся насторожено.

Еще одним важным фактором является укорененность в классе. Коммунистическая партия – партия авангардная, безусловно. Но этот авангард должен выражать чаяния класса, иметь за собой крупные социальные группы. Буржуазные партии настолько сильны, насколько они выражают интересы тех или иных групп буржуазии – мы наглядно видели это на примере старых российских либералов, которые, потеряв интерес к себе со стороны буржуазии, стремительно скатились до уровня кухонных разговоров одиноких активистов.

Такая же ситуация и с коммунистами – нужно не только иметь людей, структуру и пропагандистов, но и ту социальную среду, в которой всё это существует. Не допустить разрыва с массами, направлять и вести массы, помогать их политическому просвещению – ключевые наши задачи на сегодняшний день.

Спрашивал Андрей Манчук

Читайте по теме:

Сергей Вилков. За кого голосуют «вконтакте»?

Сара Кендзьор. Молодые американцы разочарованы в капитализме

Андрей Манчук. Товарищ Бритни и коронавирусные протесты

Артем Кирпиченок. Венгрия-1956

Алексей Сахнин. Навальный 2:0. Опыт социального анализа

Фархад Измайлов. «Яблоко» и его программа

Андрей Манчук. Фото девяностых

Георгий Комаров. Проживем без «Дождя»

Алексей Гаскаров. «Наши нацисты хотят, чтобы им разрешили создать «Свободу»

Александр Рыбин. Левые-провинциалы и левые-москвичи: в чем разница?

Александр Матяш. Кризис капитализма и уличные столкновения

Луис Фрейтас. Кемерово: дело не в коррупции

Айна Курманова. Танец курсантов: приговор консерватизму

Артем Кирпиченок. Почему невозможен лево-либеральный альянс?