«Худший город на свете»

В данном репортаже я не хочу обсуждать политические вопросы. Я не хочу включаться в дебаты о том, действительно ли «большой злой» Мугабе африканский национальный герой, как считают многие на этом континенте – или же он, все-таки, жестокий диктатор, о чем нам неустанно твердит BBC, The Economist и практически все основные масс-медиа.

«Данные» и информация о Зимбабве распространяются ими по всему миру и успешно служат западным политическим интересам. Эти «данные» циркулируют и в Интернете. Их вновь и вновь повторяют сотни сайтов. Если же в определенный период ситуация в Зимбабве улучшается, то в таком случае вытаскивают старые репортажи. Некорректную статистику относительно Зимбабве практически никто не подвергает сомнению. Когда-нибудь я детально расскажу об этом. Однако сейчас несколько о другом.

Мир сейчас в смятении. Президент Чавес скончался – он ушел, или, как считают некоторые – был убит. А тем временем самый бедный и разграбленный континент – Африка – переживает новую бойню, организованную и финансированную рядом «цивилизованных» страна. От западной Африки до Сомали, от Мали до Конго – практически повсюду пылает пламя войны. Танки, самолеты, беспилотники, нищета и безысходность – и вновь погибают миллионы человек. Как раз в те самые дни, когда Чавес, который был лидером глобальной оппозиции и, естественно, «боксерской грушей» для западной пропаганды, обрел покой, я вылетел из Найроби в Хараре.

Три часа полета, и мы приземляемся в международном аэропорту Хараре. Под крылом бразильского самолета «Эмбраер» Кенийских авиалиний мелькает бесконечная череда самолетов на фоне живописных гор. Я должен был прилететь сюда. В некотором роде для меня это дань уважения латиноамериканской революции – мой интернациональный долг перед Африкой. Вместо того чтобы печалиться по поводу смерти Чавеса, я хочу продолжить свое дело ради продолжения той революции, началу которой он способствовал – той революции, частью которой я и сам хочу быть.

Хараре – «наименее приспособленный для жизни человека город на земле» - читал я незадолго до прилета сюда. «Самый худший город в мире». Так его называют многие британские экспатрианты и журнал Economist. В некоторых исследованиях он «снисходительно» называется «четвертым» из самых худших городов 2012-го года – все же, не самый последний.

Мне доводилось работать в зонах военных действий и самых опасных и жутких трущобах. Я бывал в городах центральной Африки (в том же Конго) и на Гаити. Мне удалось побывать и в аванпостах западного мира – в тех местах, которые масс-медиа возносят до небес, а на деле же они представляют собой урбанистические центры, находящиеся в состоянии извечного коллапса: Джакарта, Найроби, Кампала, Джибути, Пномпень и Каир. Поэтому меня вовсе не пугала перспектива визита в «этот жуткий Хараре» - меня уже, как правило, не убеждают репортажи мировых СМИ. Я хочу своими глазами все увидеть и самостоятельно осмыслить увиденное.

Международный аэропорт Хараре – простенький, но вполне современный. Персонал аэропорта медлительный и апатичный, однако, при этом люди весьма дружелюбно настроены и, как оказалось, любят пошутить. Никаких тебе конфликтных ситуаций, оскорблений, никакой зловещей таинственности, как это обычно бывает в аэропорту Найроби или Пномпеня. Никто не бросает тебе паспорт в лицо, никакого снятия отпечатков пальцев, никто тебя не фотографирует – что часто бывает в аэропортах стран третьего мира (особенно аэропортах Бангкока и Найроби), известных тем, что их персонал часто работает на разведслужбы.

По прилету в Хараре я покупаю визу – сотрудник таможни мешкает и долго не может найти сдачу – ищет минут пять, а тем временем мы с ним обсуждаем недавние выборы в Кении. Однако вскоре я уже еду по тихим и зеленым улочкам Хараре – улица Бенгази, улица Юлиуса Нерере – в достаточно элегантный и современный центр города. С самого начала складывается стойкое впечатление: что-то тут не так. «Самый худший город на земле». Я ищу взглядом баррикады из мешков с песком и пулеметчиков, как на улицах Нью-Дели и Мумбаи; или банды, какие обычно шныряют улочками панамского Колона; или, может быть, забитые мусором бухты и каналы – как в Джакарте или Александрии. Нет – ничего подобного.

Ни отвратительных трущоб, ни пожаров (как в прямом, так и в переносном смысле). На тротуаре несколько нищих, но их меньше, чем на улицах Парижа и Нью-Йорка. Мостовая местами разбита и даже попадаются выбоины, но ничего напоминающего «убитые» дороги Кампалы. И затем, по мере того, как мы подъезжаем к отелю, меня осеняет: насколько я могу судить по этим первым впечатлениям (пусть полученным всего лишь из окна машины) – Хараре на первый взгляд кажется прекрасным и счастливым городом. Конечно же, он не сверкает также как Кейптаун, да и Хараре намного меньше его, но во многом это весьма привлекательный город. Может быть, я сплю? Я хлопаю глазами и прошу водителя шлепнуть меня по лицу – тот отказывается.

– В чем дело, сэр? – удивленно спрашивает водитель.

– Но… - невнятно бормочу я – Мне кажется, что очень даже приятное место.

– Так и есть, сэр – отвечает водитель.

– Но ведь… говорят, что это самый ужасный город на земле.

– Кто говорит?

– Газеты… репортеры, всякие исследования…

- А! – водитель смеется – тогда надо дать по роже им, а не вам – за их ложь.

Давайте пока не будем говорить о президенте страны, о ее политике в прошлом и настоящем. Давайте просто прогуляемся по Хараре – городу, который наши пропагандисты описывают, как самый ужасный город на свете – чуть ли не абсолютное зло. Позвольте же показать вам этот город. Просто будьте рядом со мной – мы побродим и попытаемся понять – каково же истинное положение вещей. Однако прежде мы послушаем, что говорят о нем все те, кто формирует общественное мнение в США и Великобритании.

Центр «худшего города в мире»

Издание «iAfrica» 7 сентября 2011 пишет:

«Исследовательская группа назвала столицу Зимбабве худшим городом для жизни – исследование проводилось в 140 городах мира. Британская группа экспертов журнала Economist исключила при этом из списка города Ливии, Ирака и других стран, где ведутся боевые действия. Что же касается Хараре, то здесь наблюдается резкая нехватка воды и электричества. «Приспособленность» города для жизни находится на уровне 38%. Как утверждают эксперты, угроза беспорядков, неразвитость системы здравоохранения и общественного транспорта делают город практически невыносимым для жизни. Телефонная связь, Интернет, подача воды и электроэнергии – на неудовлетворительном уровне…».

В 2009-м году репортеры ВВС заявляли, что средняя продолжительность жизни женщин Зимбабве составляет 34 года, а мужчин – 37 лет. Данная информация распространятся и сейчас целым рядом вебсайтов. Прочие репортажи ВВС тоже повторяются – слово в слово – тысячами новостных агентств и даже Википедией.

«Наблюдается коллапс системы здравоохранения. В конце ноября три из четырех крупных больницы Хараре были закрыты, также как и Медицинская Школа Зимбабве. В четвертой – единственной работающей больнице – не работала операционная, и работали всего лишь две палаты. Из-за гиперинфляции больницы города не в состоянии закупить необходимые препараты и медикаменты». Официальная пропаганда британских новостных агентств не жалеет красок, используя такие слова, как «геноцид», «трагедия» и вырывает из контекста фразы отдельных врачей с тем, чтобы обвинить во всем, естественно, правительство Зимбабве. При этом ведь никакого разнообразия во мнениях – никаких тебе аргументов «другой стороны». Ни слова ведь о том, что думает по данному поводу большинство людей в этой части Африки и что признают даже некоторые представители западного истеблишмента.

В частности, как пишет «African Globe» [November 17, 2012]: «Соединенные Штаты впервые признали, что незаконно введенные санкции против Зимбабве разрушают экономику страны и крайне негативно влияют на жизнь рядовых граждан. Именно это, в частности, признал американский посол в Зимбабве Дэвид Брюс Уортон во время пресс-конференции в Хараре, пообещав попытаться нормализовать отношения между властями США и Зимбабве. Признание негативного воздействия санкций произошло после того, как Всемирный Алмазный Совет признал, что именно он был причастен к введению США и Евросоюзом санкций на алмазы из Маранге даже, несмотря на то, что «Схема сертификации процесса добычи Кимберли» признала алмазы из Маранге легальными, разрешив их экспорт». 

Однако… я же обещал – никакой политики… Просто гуляем, смотрим.

Вот, например, Центр травматологии Хараре. Находится он в достаточно тихом и спокойном месте – и, в принципе, его можно охарактеризовать, как одно из наиболее приятных медицинских учреждений из тех, где мне доводилось бывать. Все безукоризненно стерильно, высокотехнологическое современное оборудование, повсюду на стенах развешаны картины. Здороваюсь с двумя работниками Центра в приемной. Одну из них зовут Анна – она приехала на работу в Зимбабве из Сербии.

«Я приехал посмотреть, работают ли в Хараре операционные – смущенно бормочу я. – Понимаете, во многих репортажах говорится, что в Хараре закрыты все больницы, а если они и работают, то в них нет операционных». На это она лишь улыбнулась.

- Не хотите ли кофе или просто воды? Мы можем всё показать. Незадолго до вашего приезда тоже вот приезжала одна съемочная группа и интересовалась этим же вопросом.

Затем меня попросили снять обувь, переодеться и провели сначала в стерилизационную, а потом – в реанимацию, оснащенную новейшим оборудованием. После чего меня провели в две операционных – мне показалось, что я внутри какого-то космического корабля. Операционные это, конечно, не то место, где я часто провожу время, но эти операционные показались мне, черт возьми, просто великолепными. И что бы там ни говорили в Лондоне – они существуют в реальности!

«Давайте я вас сфотографирую здесь, чтобы потом в США или Великобритании никто не сказал, что фото просто скачанные из какого-нибудь медицинского журнала» - говорит Анна. «У нас здесь специальная система стерилизации воздуха «Laminar flow», используемая в минимально инвазивной хирургии. Здесь ортопедическое отделение…».

Я записываю. Сам я понятия не имею, о чем она говорит, но выглядит всё вокруг просто потрясающе. Анна тем временем продолжает: «Здесь торакальная и сосудистая хирургия. Есть и нейрохирурги…». После обхода больницы меня приглашает на чашечку кофе доктор Вивек Соланки, владелец этой больницы. «Я бы не хотел обсуждать конкурентов – улыбается он – но в Хараре у нас действительно масса больниц и операционных не то чтобы пристойных, а я бы сказал – отличных. Все, что там говорят о нашей системе здравоохранения – чистейшая пропаганда. Был и у нас, конечно, нелегкий период в 2008-м году, но длилось это недолго».

Спрашиваю доктора Соланки, предназначена ли эта «суперсовременная» больница только для богатых? «Я придерживаюсь в данном случае новой концепции – начинает страстно объяснять доктор Соланки. – У нас, конечно же, частная больница, но мы ведь должны работать для нашего народа, не так ли? Поэтому, в отличие от США, здесь в Зимбабве – когда скорая, такси или родственники привозят пациента, которому необходимо экстренное лечение или операция – неважно какой сложности – мы его лечим в любом случае. Есть у него деньги и страховка или нет – это не имеет значения. Мы никогда не спрашиваем и не проверяем, сможет ли этот пациент заплатить. Мы стабилизируем его состояние, оказываем необходимую помощь и лишь, когда его жизнь вне опасности, мы предлагаем ему выбирать: если он может заплатить – продолжает лечение у нас, если нет – перевозим его в государственную больницу и за оказанную помощь денег не берем. Кроме того, любых младенцев до шести месяцев и всех стариков старше 70 лет мы лечим вообще бесплатно».

- Мы так теряем деньги – с напускным негодованием шутит Анна. – однако он тут хозяин – ничего не поделаешь.

- Я сам стал врачом благодаря правительству – говорит доктор Соланки. – Образование ведь в нашей стране бесплатное. Я сам зимбабвиец в третьем поколении – мои предки приехали из Индии. Когда я здесь нуждался в помощи – мне помогли. Сейчас уже я должен отдавать долг своей стране. Я строю больницы. Сам я врач – я знаю, как лечить людей, как спасать жизни – это мое призвание – это я и должен делать.

Уже находясь в машине по дороге в центр Хараре, я получаю сообщение из Найроби: «Данные относительно того, что средняя продолжительность жизни женщин в Зимбабве – 34 года, а мужчин – 37 лет – оказались неверными. Даже согласно Всемирной Книге Фактов ЦРУ (CIA Factbook) за 2012-й, средняя продолжительность жизни в Зимбабве – 51,82 года, то есть выше среднего по Африке и выше уровня соседней ЮАР (49,41 лет)».

- Это всё из-за СПИДа, – вздыхает водитель – именно поэтому продолжительность жизни невысокая. Однако, знаете, за последние годы ситуация стала улучшаться – об этом здесь вам каждый скажет, если он честный человек – и не важно, как он лично относится к президенту. Мы, например, бесплатно получаем анти-ретровирусную терапию. Презервативы и масса всякой информации тоже предоставляется бесплатно.

- Еще они получают помощь от Китая – говорит мне позже по этому поводу один из представителей ООН в Хараре – Китай предоставляет им и врачей и бесплатные препараты. Стране это очень помогает.

Сначала, после введения санкций, экономика Зимбабве стала приходить в упадок. Однако в последние годы она начала медленно, но верно восстанавливаться. Хотя, опять же извините – я же обещал – «никакой политики». Мы просто гуляем, смотрим…

Вот, например, справа от входа в гостиницу – огромный бассейн - Les Brown Municipal Pool. Дальше – «Сады Хараре» – прекрасный парк в английском стиле – на газонах люди отдыхают, устраивают пикники, читают. В Джакарте, например, такое количество парков и «открытых» общественных зон просто немыслимо – там есть всего лишь одна «зеленая зона» существенных размеров – Monas. При этом Джакарта – урбанистический монстр, в котором проживает около 12 миллионов человек, тогда как в Хараре – лишь два миллиона. И эти два миллиона человек могут свободно пользоваться целым рядом огромных парков и общественных садов. Кроме того, в городе достаточно широкие тротуары и повсюду в общественных местах – множество художественных галерей и выставочных центров.

Однако не будем забывать, что Хараре – столица «непокорного» государства, отказывающегося встать на колени и приветствовать своих вчерашних господ, а Джакарта и Пномпень – столицы государств, где как раз господствует рыночный фундаментализм. Джакарта и Пномпень задыхаются от выхлопных газов, в них практически не осталось общественного пространства – тем не менее, в глазах западных репортеров они не настолько плохи, как те же Хараре, Каракас, Гавана или Пекин. В отличие от них, Джакарта и Пномпень пользуются определенным иммунитетом от критики и полной поддержкой изданий, для которых бизнес является главной религией (вроде The Economist).

Аналогичным образом и в других столицах африканских государств, долгое время бывших западной клиентелой, вроде Кампалы, Кигали, Аддис-Абебы и Каира практически нет общественного пространства – хотя в Каире люди, по крайней мере, стали собираться на мостах. Однако нам говорят, что Хараре – самый ужасный город мира! Что же касается криминогенной обстановки, то этот город можно назвать одним из наиболее безопасных городов в Африке, что практически все и признают. Черные зимбабвийцы, белые зимбабвийцы, иностранные эксперты, полицейские и врачи – все, с кем я общался – подтверждают, что Хараре, это один из самых безопасных городов континента. В Найроби, Тегусигальпе или Порт-о-Пренсе, если вы будете гулять по улицам, то рискуете стать жертвой нападения. А уровень опасности для женщин в таких городах как Нью-Дели или многие города Африки к югу от Сахары приближается к уровню опасности в зонах боевых действий. Но почему-то именно Хараре – один из самых безопасных городов Африки – изображается, как «наименее пригодный для жизни».

Гуляя по паркам, я смотрю по сторонам – люди лежат на траве – многие из них читают газеты и журналы. О чем это говорит? В первую очередь о грамотности населения – зимбабвийцы действительно самая грамотная нация на всем континенте – от Суэца до мыса Доброй Надежды (по данным «All Africa» от 14 июля 2010 года). По данным же статистического дайджеста Программы Развития ООН (UNDP) Зимбабве тоже находится на первом месте по уровню грамотности населения в Африке. Долгое время первое место держал Тунис, но там за последние годы уровень грамотности не повышается и стабильно держится на уровне 87%, Зимбабве же вырвалась вперед, подняв уровень грамотности с 85% до 92%.

«Зимбабвийцы вообще весьма образованный и грамотный народ» – говорил мне сотрудник ооновской UNEP (программа ООН по окружающей среде) в Найроби, по вполне понятным причинам не захотевший, чтобы его имя упоминалось в репортаже. «С зимбабвийцами всегда приятно иметь дело. У них всё работает. Хотя печально, конечно, что во время кризиса многие профессионалы уехали в ЮАР. А Зимбабве просто стала жертвой целой кампании клеветы, которую ведут западные масс-медиа».

Может быть, в реальности в Хараре все не так уж и плохо? Здесь есть ряд вполне приличных полностью укомплектованных больниц, развита система профилактики заболеваний, самый высокий уровень грамотности в Африке, самый низкий уровень преступности и вокруг предостаточно общественного пространства. Да, конечно, иногда происходят отключения электроэнергии – но не чаще чем в Найроби, Кампале, Кигали, Лагосе, Аддис-Абебе, Джакарте, Дакке или Коломбо. Да, уровень водоснабжения оставляет желать лучшего, но здесь не столь катастрофическая ситуация, как в ряде городов Индонезии или в большинстве городов Африки к югу от Сахары. Да, у местного правительства не хватает средств, и существуют серьезные проблемы с утилизацией и переработкой мусора. Тем не менее, Хараре выглядит весьма чистым городом – выше африканских стандартов – где-то в этом отношении он похож на Куала-Лумпур, но никак не на Манилу или Сурабайу.

Если не поддаваться влиянию репортажей из Великобритании и США, а судить обо всем на основании увиденного собственного глазами, то можно сказать, что Хараре как раз один из наиболее приспособленных для жизни городов южного полушария. Но в этом-то и проблема – предполагается, что вы не будете судить обо всем по собственному опыту, объективно оценивать, видеть и слышать самостоятельно. Нужно как раз иметь предвзятое мнение и позволить навязать себе определенную точку зрения – вы должны заранее знать, что нужно увидеть и как это нужно анализировать.

Мистер Иезекиил Дламини, сотрудник офиса ЮНЕСКО в Хараре, родом из Свазиленда и прежде работал на разных постах в Гане, Франции и Кении. Имея возможность сравнивать, он называет Зимбабве «прекрасной» и «весьма удобной для жизни» страной. «Здесь гораздо спокойнее, чем в Найроби – говорит он – в Хараре культурная жизнь весьма разнообразна и интересна. Можно ознакомиться с традиционной местной культурой в центре города или можно отъехать на несколько миль в Борроудейл или другие пригороды – там фактически тоже самое, что в районах проживания белых в ЮАР – в том же Кейптауне: роскошные развлекательные центры, кинотеатры, где демонстрируются новейшие фильмы, гламурные кафе».

Мы сидим в уютном кафе прямо возле стеклянного купола Национальной галлереи искусств, в которой сейчас проходит несколько весьма интересных выставок. Рядом в парке скульптуры повсюду на траве воркуют нарядные парочки – это излюбленное место свиданий. В Зимбабве, как и в Никарагуа, молодые люди встречаются обычно в тиши парков и на выставках, а не в однотипных кафе посреди развлекательных центров под шум «попсовой» музыки или громкой рекламы.

- Можете есть местную пищу, можете питаться в китайских заведениях. Есть индийские и португальские рестораны, несколько суши-баров – говорит Иезекиил.

- А правда ли, что «белое меньшинство» здесь угнетают, как нам говорят западные медиа?

- Да, конечно, нет – смеется Иезекиил – да поезжайте сами в их пригороды и посмотрите. Например, в поселок Сэм Леви или любой другой район. И вы увидите, что сегрегация сохранилась – но не из-за правительства страны, а как раз потому, что так хочет белое меньшинство. У них в их районах есть все необходимое – они там создали свой собственный закрытый мир. Вот у меня, например, несколько дочерей – и если я отведу дочек в школу для белых, то мне обязательно откажут. Они, конечно, не скажут, что это из-за того что мои девочки черные, а просто скажут, что нет мест. И правительство с этим ничего поделать не может».

Я еду в «элитные» районы Хараре с полями для гольфа, спортивными клубами, торговыми пассажами и супермаркетами, заваленными самыми изысканными продуктами, импортируемыми из ЮАР и стран Европы, кафе и бутиками, продающими модные дорогостоящие бренды. Да, здесь же есть всё! Тогда я вообще ничего не понимаю. В Хараре всё есть. Почему же тогда этот город считают чуть ли не филиалом ада на земле?

Впрочем, я говорил «никакой политики» - не сейчас…. Хотя сложно удержаться и не задать пару риторических вопросов: а может быть, единственная причина, по которой против этой страны вводят санкции, из-за чего ее всячески клеймят в СМИ и демонизируют – потому что в этой стране произошло перераспределение земельной собственности? Может быть, лишь потому что она пыталась в свое время встать на пути правительства Руанды, когда ее вооруженные силы пытались совершить очередной переворот в Конго в угоду западным компаниям и правительствам? Может быть, потому что Зимбабве сотрудничает с Китаем? Может быть, потому что жестко противостоит империализму?

- А как насчет нищеты и трущоб? – спрашиваю Иезекиила.

- Есть здесь район трущоб – называется Мбаре. Но, конечно, не настолько ужасный, как районы Кибера и Матаре в Найроби – говорит он.

Мы едем в этот самый район Мбаре. Конечно, это место вряд ли можно назвать дружелюбным, но сам район относительно невелик – где-то около квадратного километра, а может и того меньше. Напоминает Южный Бронкс, но никак не гаитянский Cité Soleil. В Мбаре есть вся основная инфраструктура, в том числе и спортивные площадки. И если в таких районах трущоб, как Кибера в Найроби проживает скученно и в нечеловеческих условиях сотни тысяч человек (некоторые утверждают, что уже около миллиона), то население района Мбаре – от десяти до двадцати тысяч.

Район трущоб Мбаре

Исторические памятники – «гора Хараре» и форт Солсбери – всего в пяти минутах езды от Мбаре. Здесь находится еще один общественный парк, из которого открывается великолепный вид на исторический центр города. По пути нам попадается старый британский памятный знак, на котором белые поселенцы называются «пионерами».

- Пионеры! – с сарказмом замечает водитель – Просто группка пионеров!

На спортивной площадке отжимается несколько парней. Вокруг все тихо и спокойно. Не знаю, почему, но мне показалось на мгновение, что я вернулся в Латинскую Америку.

- Здесь вообще безопасно? – спрашиваю водителя.

- Ну, вот смотрите – говорит он (он вообще достаточно критически ко всему относится, и к тому же у него замечательное чувство юмора) – в ЮАР есть места, где, если вы оброните купюру в 100 рандов, то вас там за них могут и убить. Ведь там это большие деньги – на них можно заполнить продуктами в супермаркете несколько тележек. А в Зимбабве, если и у вас выпадет 100 рандов, то над вами просто посмеются – потому что здесь это почти ничего не стоит. Здесь все очень дорого». Тем временем, группка спортсменов перестает отжиматься. Они оценили шутку водителя.

- Да, ты прав – говорит один из них – абсолютно прав.

Вскоре вокруг нас начинает собираться народ и люди страстно принимаются обсуждать цены на продукты, вопросы безопасности и будущие выборы. Чувствуется их полная непринужденность – у них никакого страха, как у многих жителей Руанды и Уганды. Не возникает таких конфликтов, как это часто бывает в аналогичных ситуациях в Джибути, Кении, Эфиопии – да, собственно, во всех странах западной клиентелы. Никто не оскорбляет меня, не тычет мне пальцем. Я свободно подключаюсь к их дискуссии. Чувствуется, что они любят свою страну. Конечно, из-за привязки к доллару цены здесь взлетели ввысь – когда введенное странами Запада эмбарго стало разрушать экономику страны. Однако граждане Зимбабве еще упорно сопротивляются, оставаясь при этом просто добрыми и приятными людьми.

- А зачем вы сюда приехали? – спрашивает один из спортсменов.

- Потому что на Западе постоянно пишут, что Хараре – самый жуткий город на земле. И я вижу, что это ложь. Я хочу об этом написать – просто рассказать, что все это ложь.

- Зачем? Вам-то это зачем? Мы здесь и так знаем, что это всё ложь. Классный у нас город, правда? Хотя мы чувствуем свое бессилие перед тем потоком клеветы, что постоянно пишут о нас – ведь в результате к нам никто не ездит. Туризм умирает. Наши старые города и национальные парки не посещает практически никто из туристов. Кто же захочет ехать в страну с такой жуткой репутацией»?

- А почему вы решили приехать и опровергать всю эту клевету о Зимбабве? – спрашивает второй спортсмен.

На минутку я задумался над его вопросом, и потом ответил: «Понимаешь, в Венесуэле – очень далеко отсюда – недавно умер президент Уго Чавес… Или его убили… Мы не знаем. Когда это произошло, я был в Найроби. Однако столица Кении – это, фактически, аванпост империализма, и я чувствовал там себя не в своей тарелке. Я ощущал необходимость бороться – противодействовать – особенно их пропаганде. Южная Америка далеко, и я решил на несколько дней поехать в Зимбабве».

Все затихли. Несколько минут гнетущего молчания, и потом один из спортсменов подошел и обнял меня со словами: «Это хорошо, что вы здесь. Я всё понимаю. Спасибо, что приехали».  

Вечером я иду в «Book Café» послушать традиционную музыку Зимбабве.

Затем, около полуночи мне удалось попасть в Международный Конференц-зал Хараре (HICC), где около 6 000 человек ждали выступления Захара – популярного здесь южноафриканского музыканта, композитора и поэта. В этом «самом ужасном городе на земле» тысячи человек собираются на концерт популярного исполнителя – они танцуют, подпевают и при этом в толпе не возникает никаких потасовок, конфликтов, никто ни к кому не пристает, не видно мусора вокруг, что обычно сопутствует любым массовым собраниям.

Я возвращаюсь в гостиницу уже за полночь – пешком и в одиночестве – на улицах абсолютно безопасно. Я чувствую, что просто влюбился в этот город, который не сгибается, несмотря на все интриги, эмбарго и клевету со стороны прежних колонизаторов и хозяев мира. И пока я иду по широким и хорошо освещенным тротуарам столицы Зимбабве, я думаю о бригадах кубинских медиков. Ведь эти люди – замечательные и самоотверженные врачи и прочие медработники – всегда прилетают и разворачивают свои полевые госпитали повсюду, где возникает необходимость в интернациональной помощи – и в зонах военных конфликтов, и в зонах стихийных бедствий. Это именно то, что нужно и нам – писателям, режиссерам и журналистам – мы должны сформировать аналогичную «Международную бригаду журналистов», которая должна заниматься журналистскими расследованиями по всему миру.

Бригады таких журналистов должны ездить по миру, чтобы вскрывать всю ту ложь и пропаганду, которую постоянно воспроизводит империализм, причем начать делать это нужно, как можно скорее – пока еще не поздно. А пока же я иду по улицам ночной столицы Зимбабве в одиночестве – но я не чувствую себя одиноким. В голове у меня крутятся слова одного моего читателя: «Спасибо, что приехали, спасибо за то, что проделали столь долгий путь. Не все еще потеряно. Не все еще продано. Есть еще в мире масса людей во многих странах, которые еще оказывают сопротивление, гордых и честных людей, которых еще не удалось поставить на колени».

Андрэ Влчек

Counterpunch

Перевод Дмитрия Колесника

Фото автора. Сайт Андрэ Влчека

Читайте по теме:

Андрэ Влчек. Поезд в Джакарте

Славой Жижек. Погружаясь в сердце тьмы

Джастин Раймондо. Наполеон в Мали 

Ник Дерден, Абу Диалло. Наследие Санкары – в Европе и Африке  

Андрэ Влчек. Смерть независимой журналистики

Александр Панов. Кения. Судный день выборов

Андрэ Влчек. Геноцид в Конго происходит прямо сейчас